«Видишь? Это я. Это мы. Оставь. Так было и так будет».
Темно… Зачем он здесь… Зачем он, кто он? Но надо идти. Надо, Люциус. Кто это? Опять голос. Холодная тяжесть.
«Я дам тебе это. Они останутся с тобой. Под защитой. Отдай мне мальчика. У него славная кровь. И уходи. Всё будет по-прежнему. Я могу, я знаю – ты забудешь. И всё будет хорошо…»
Хорошохорошохорошо, рокочет чёрная волна. Чёрная волна с красной пеной. Она несётся, она всё ближе – сомнёт, растопчет, растворит, вот сейчас, сейчас…
- Люциус…
С другой стороны. Совсем другое. Волна отхлынула. Люциус открыл глаза. Треск факелов, пляска теней на стенах. Тяжесть в руке. Это же нож. Ритуальный нож. Билл вновь застонал, позвал его, и он попытался шевельнуться, но нет. В бедро упирается что-то… Стол. Он дошёл до стола. Вновь заскребли коготки призрачных крыс. Красные лохмотья. Красные нити. Сейчас ударит волна, и он захлебнётся. Не выплывет. Люциус перегнулся пополам, судорожно хватая воздух. Нетнетнет… Уцепиться за что-нибудь. Чёрные линии. Знак, Билл начертил. Билл. Проклятие. Кровь. Кровькровькровь. Красная тень нависает, она всё ближе. Глухой гул волны. Крысы. Волны крыс. Часть тебя. Часть всех нас. В нашей крови.
Осознание приходит мгновенно. Он тяжело опирается о стол. “Кровь превыше всего”. Часть тебя. Ладонь ложится в центр угольных линий.
«Сын мой…»
Волна идёт. Но страха нет. Есть лишь неизвестно откуда пришедшие слова. Люциус поднимает голову.
- Я тебе не сын. И я отрекаюсь от твоей защиты.
Резкий взмах, свист ножа – он разрывает красные нити и рассекает плоть - легко, жадно. На широком лезвии расцветает алый мазок. Кровь брызжет на угольную вязь. Подавись, захлебнись. Жри сам себя.
«НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!!!»
Знак вспыхивает голубым очистительным пламенем. Воздуха больше нет – есть лишь дикий вопль, скрежет и БОЛЬ. Каждый нерв вырван, взрезан ядовитым лезвием, боль пульсирует, бурлит, поёт. Он не сможет, не выдержит… Боль.
…Полуденное солнце резануло по глазам. Шелест листвы. Журчание ручья. Смех – тихий, мелодичный. Такой знакомый, такой родной. Он поднял глаза. По поляне чинно расхаживал рыжий конь, а рядом брела Нарцисса. Она перебирала его гриву, трогала бархатные ноздри и шептала что-то в чуткие нервные уши. Конь фыркал, переступал тонкими ногами, но слушал. Нарцисса… Такая же, какой ушла, но одета почему-то в свадебное платье – расшитое страстоцветами, он помнил. Она обернулась и замерла, глядя на него. Улыбнулась нежно, знающе и чуть печально, и это было прекрасно. Люциус протянул руки к ней, сияющей так ярко, но она вдруг усмехнулась и стала на миг земной, его Нарциссой. Узкая ладонь взлетела в воздух и с силой опустилась на гладкий круп коня…
Подвал. Пол ходит ходуном, из стен валятся камни. Громкий треск – стол расколот надвое. Сверху сыплется песок. Надо выбираться. Куда-то. Зачем-то. Люциус пытается нащупать палочку, но что-то не то… Он опускает взгляд. Ах да. И на этом силы заканчиваются.
«Всё, - думает он, оседая на пол. - Всё».
========== Глава 13 ==========
Запах. Резкий, въедливый. Раздражающий. Он всегда терпеть не мог ментол. И откуда эта дрянь взялась в спальне? Люциус открыл глаза. Небрежно побеленный потолок. Простыни грубее, чем обычно. И запах, мерзкий запах. Он хотел было подняться, но почему-то…
- Папа?
Драко - бледный, исхудавший - навис над ним, судорожно вглядываясь в лицо. Люциус попытался заговорить, но из горла вылетел лишь тихий хрип. Драко исчез и вернулся со стаканом воды; осторожно приподнял его голову и приставил стакан к губам. Люциус глотнул и закашлялся, ошеломлённый: прохладная вода обожгла пересохшее горло. Он сделал ещё глоток, и тут на него обрушились воспоминания: Нарцисса, проклятие, Билл, Гуго, Астория…
- Драко, - позвал он. Тот поднял было глаза, но тут же отвёл, уклоняясь от его взгляда.
- Хочешь ещё воды? - тихо спросил он.
- Нет, - Люциус мотнул головой, отстраняясь от стакана. - Как Астория?
- Астория? Хорошо, - рассеянно ответил Драко. - Третий день дома. Ночами таскает буженину из кладовки - думает, я не знаю. - Он наконец отставил чёртов стакан и вновь поднял глаза. - Папа…
Папа. Так он его не называл лет с одиннадцати. Лишь в день гибели Нарциссы. А сейчас называет и смотрит так отчаянно, словно надеется, что не придётся заканчивать фразу, что он сам догадается…
И Люциус догадался, конечно. С усилием вытянул из-под одеяла левую руку.
- Они не смогли восстановить кисть, - теперь Драко говорил глухо, торопливо. - Я согнал лучших целителей, был консилиум, но они сказали: никаких шансов. Очень сильная тёмномагическая травма. Удивлялись, что ты живой. Говорили, что можешь… никогда не очнуться, - он судорожно вздохнул и замолчал. Люциус со спокойным любопытством разглядывал забинтованную странно короткую руку.
- Вот, значит, почему она так зудит, - задумчиво сказал он.
- Папа…
- Ничего, Драко. Некоторые долги лучше отдавать, - он чуть улыбнулся в ответ на непонимающий взгляд сына. - Помоги мне сесть… Вот так, спасибо. Давно я здесь? Что произошло?
- Сегодня восьмой день. Башня рухнула, завалило часть подвала и портретную галерею. Вас вытащили младшая Уизли и этот шотландец, МакКормак. Билл их как-то вызвал. Его самого сильно помяло, даже были переломы, но теперь…
- Драко.
Тот осёкся, уловив перемену тона. Люциус смотрел в сторону, неосознанно поглаживая увечную руку.
- Скажи, чтобы ко мне не пускали посетителей. Только вы и Гринграссы.
- Но… - тот явно собирался возразить.
- Ты понял меня? - Люциус обернулся к нему. Две пары одинаковых серых глаз на несколько секунд встретились в безмолвном поединке, а потом Драко склонил голову.
- Как хочешь.
- А теперь расскажи, что у нас нового.
Оказалось, целители возмечтали оставить Люциуса в Мунго ещё на две недели как минимум. Однако уже через три дня он отбыл в Мэнор, предварительно разругавшись в пух и прах со старшим целителем и подписав отказ от реабилитации. Драко пытался возражать, но Астория неожиданно приняла сторону Люциуса, и вскоре они все вместе наблюдали, как строители расчищают развалины, оставшиеся от башни.
- А что будет на её месте? – спросила Астория. Люциус пожал плечами.
- Ничего. Что угодно. – Он отрешённо наблюдал, как исчезают серые обломки. Символ рода. Оплот. Славные традиции, чтоб их. Когда башня стояла, они её почти не замечали, но теперь… Какое странное ощущение. Провести множество столетий в этой тени и теперь избавляться от всяких упоминаний. Что чувствует человек, лишившийся горба, который носил всю жизнь? Удивление и… боль, наверно? Поначалу ведь трудно выпрямиться. И спина кажется такой неправильно открытой, незащищённой. Не так-то просто избавиться от ярма, если оно привычно…
- У меня идея, - Астория жизнерадостно хлопнула его по плечу. – Помнится, вам на годовщину подарили премилый фонтан… - она незаметно подмигнула Драко.
- Да-да, розовенький такой, - подхватил тот. – Может, установим здесь? А то чего он в подвале пылится.
- Что… Что? – Люциус пораженно уставился на них. – Только через мой труп, подождите, пока меня добьют!
Дети расхохотались и потащили его в дом, обедать. И уже сидя за столом Люциус сообразил, что они лихо отвлекли его от тоскливых мыслей. Он улыбнулся, глядя, как Астория привычно утаскивает лакомые кусочки у ворчащего Драко. Поначалу он опасался, что дети теперь станут обращаться с ним, как с тяжело больным: ходить на цыпочках, бросать исподтишка жалостливые взгляды. Весьма глупо с его стороны, что и говорить. Всё было по-старому, только у Астории больше не бывало бесцветного взгляда. Только в Мэноре теперь дышалось совсем по-другому. А сам он… Люциус усмехнулся. В Мунго медсёстры попытались было сунуть ему душеспасительную брошюру «Жизнь после ампутации», но он одним взглядом дал понять, что ещё немного, и занимательное чтение понадобится им самим. Было непривычно, правда. И странный зуд иногда возвращался – целитель называл его фантомной болью. Ну, и то, что теперь всё приходилось делать одной рукой, но к этому можно привыкнуть. Он вспомнил, как через несколько дней после выписки поинтересовался у Астории, почему на второе подают только рагу или суфле. Та лишь кивнула, и на ужин были стейки. Люциус попытался разрезать свой при помощи заклятия, и у него получилось. Вот только силы нужно было рассчитывать лучше. Драко вызвал эльфов и велел заменить посуду и истерзанную скатерть. Астория подлила всем вина. Ужинали они в тот день часа два, но никто не встал из-за стола, пока чёртов стейк не был наконец аккуратно разрезан. И когда Люциус дрожащей от напряжения рукой наколол на вилку кусочек мяса, они молча подняли бокалы, салютуя его маленькой победе. Так что в новом положении не было ничего по-настоящему ужасного. Особенно если вспомнить подвал и сравнить с тем, что могло бы случиться. Ведь он мог поддаться и стать… кем? От одной мысли кровь стыла в жилах. Но он справился. Заплатил свою цену. Башни больше нет, красная тень ушла. Можно просто жить.
