— Я хочу, чтобы им всем было лучше… — отвечает Виктор Николаевич после раздумья. — А они не понимают… Скажите, Платон Яковлевич, — долго так будет?

Директор смеется. Он такой большой и грузный, что в такт смеху начинает вздрагивать стол и лампа на нем, и в чернильнице ходят фиолетовые волны. И только теперь Виктор Николаевич верит, что слова директора — не лекция.

А Петькин путь прям, как стрела: по коридору, с разбегу в дверь и — каникулы.

Юрка и Димка ждут у ворот.

— Исключили?

— Ну да! Поговорили просто. На свою тетрадь.

— Петька… — растроганно говорит Юрка. — Я отдам тебе два патрона шестнадцатого калибра. Ты у меня просил, — помнишь?

— А чего у тебя в тетрадке?

Юрка раздумывает несколько секунд.

— Ладно. Я никому не говорил, а вам скажу. Айда на берег!

Возбужденные и радостные, они мчатся по улице, потом — по берегу. Они швыряют портфели с откоса и скатываются вниз в облаках пыли. Они перестали быть учениками. Впереди — лето!

«С севера к Атлантиде подступали высокие горы. После захода солнца долго, будто остывая, розовели их вершины. Горы нависли над страной. Они пугали людей своей молчаливостью и казались безжизненными. Только те, кому не было места внизу, уходили в горы. Так поступали приговоренные к смерти, если им удавалось бежать. В горы ушли однажды двадцать рабов, назначенные в жертву ненасытному Солнцу. Солнце было богом атлантов, луна — братом бога. Но рабы не хотели умирать во славу чужих богов. Ночью они задушили обоих стражей и ушли в горы.

Они шли всю ночь и к утру забрались так высоко, что с любого открытого места в городе можно было видеть черные точки, ползущие по камням… потом — по снегу… потом… Потом они исчезли. Их не стали преследовать, ибо знали — оттуда никто не возвращается.

А Солнце получило других.

В этой прекрасной и богатой стране было много рабов. От поколений рабов, завезенных первыми атлантами, произошли новые поколения. Многие из детей, родившись рабами, не знали об этом, пока не вырастали, пока раскаленное клеймо не касалось их спин, и тогда они начинали работать наравне с остальными.

Иногда корабли привозили новых: широкогрудых, с черно-лиловой кожей, с курчавыми волосами — из страны, где за душными лесами лежали раскаленные пески, или — гордых, с золотистой кожей, с глазами черными и блестящими, как влажные сливы — они были с островов моря, лежащего на востоке, за узким проливом.

Многие из них были так же стройны, мускулисты и красивы, как свободные жители Атлантиды. Но жили они в пещерах, выкопанных прямо в земле, и только наиболее искусным из них разрешали строить хижины. Среди них были оружейники, изготовлявшие мечи, которыми перерубали медные полосы толщиной в руку; были резчики, вырезавшие цветы из кости; камнетесы, пригонявшие громадные плиты так, что между ними нельзя было просунуть волос; были кузнецы, которые ковали ошейники и цепи для самих себя.

И среди них не было ни одного, кому не снилась бы родина. Одни помнили ее сами. Те же, что родились здесь, узнавали о ней из колыбельных песен. Ночью рабы были свободны. Сны уносили их далеко в море: они плыли вдоль знакомых берегов, волны подхватывали их лодки и выбрасывали на родную землю. Они подолгу лежали на влажном песке, вдыхая запах соли, видели зеленовато-голубую кромку леса и столбы дыма, поднимавшиеся над деревьями. Там были их хижины. Они вставали и шли к дому, не оглядываясь, уверенно, потому что снова были свободны.

А утром их поднимали окрики стражей, и они опять принимались рыть землю, рубить камень, таскать воду в сосудах из шкур, и Солнце — неутомимое, беспощадное божество — не мигая, смотрело на них сверху и жгло их спины.

Рабы выполняли все тяжелые работы, и потому труд свободных атлантов был легким и радостным. И в своих песнях атланты прославляли себя самым мудрым и великим племенем на земле, ибо верили, что только великий народ может покорять другие народы.

Но однажды появился среди них истинно великий и мудрый. И он был раб.

Он родился здесь, на острове Азорида. Он был строен и гибок, и мышцы его были крепче слоновой кости. Он был рабом, но высоко держал голову, и. его господин — жрец храма Солнца — если бы не был стар, то не взял бы его к себе в дом, ибо раб, который смотрит в глаза своему господину, — плохой раб. Но жрец был стар и плохо видел, он был доволен.

Раб заменял ему глаза и уши. Когда жрец, напрягая зрение, рисовал священные письмена или расположение светил на небе, раб стоял сзади, покорный, готовый к услугам.

Он слушал споры своего господина с другими жрецами, но никто не замечал, как порой улыбка скользила по губам раба. Жрецы часто говорили вздор.

За десять лет, прожитых у служителя Солнца, раб узнал больше, чем его господин за всю жизнь.

Он изучил множество наречий и первым прочел письмена, высеченные на плитах теми, кто жил на этой земле прежде атлантов. Он был первым, кто раскрыл тайну каменного человека, стоявшего с рукой, поднятой к небу, а другой протянутой так, будто он сыпал что-то из горсти на землю.

Так он узнал о неизбежном.

Письмена говорили об исчезнувших народах, которые жили здесь до атлантов. Трижды селились на этой земле люди, и трижды наступал день, когда вскипало море, содрогалась земля и громадные волны обрушивались на берег. Сверху падал град из камней, пепел и лился черный горячий дождь.

Люди пытались спастись в домах, в пещерах, но дома рушились, своды пещер смыкались — вещи восставали против людей и переставали им повиноваться.

Письмена говорили, что в это время крылатый змей поднимался с гор, закрывал солнце, и день обращался в ночь.

А потом приходила волна, заслонявшая небо. Она докатывалась до подножия гор и все, что встречала на своем пути, уносила в море.

И тогда боги, живущие под землей, в гневе колебали горы, земля лопалась, дыша огнем, целые острова с городами, лесами и со всем, что было на них, скрывались под водой. И еще долго не было света и не наступал день.

Те, кому удалось остаться в живых, в ужасе бежали прочь, через море, которое по ночам освещали две луны. И последние из них оставили эти письмена и каменное изваяние бога, обрушившего на них свой гнев.

Письмена говорили, что путь их лежал на запад. А еще было написано, что всех, кто поселится на этой земле, постигнет такая же участь.

И раб, ужаснувшись тому, что узнал, нарушил закон и первый заговорил со своим господином.

— Еще не поздно, — сказал он. — Море спокойно. Мы можем уйти. Ты должен освободить мой народ — на новой земле вы найдете новых рабов.

Старый жрец окаменел от изумления, а когда он пришел в себя и увидел, что раб не лжет, его охватил великий гнев.

— Ты превзошел меня. Это так, — сказал он тихо, но в голосе его слышалось шипение змеи. — Ты узнал то, что не дано знать мне — служителю бога. Это так. Но никто больше не узнает об этом. Ты — раб. Ты болтлив. Ты умрешь сегодня.

На звук гонга вбежали воины, но раб расшвырял их и ушел. В эту минуту он был силен, как стадо слонов, ибо понимал, что теперь его жизнь как никогда нужна народу. Он был раб, но в сердце его жила любовь к людям. Эта любовь придала ему силу. Он ушел в горы, а позади него, на тропе остались лежать десять храбрейших воинов Атлантиды.

С наступлением темноты он спустился вниз, тайком пробрался к жилищам рабов и всю ночь пробыл там. А перед рассветом ушел, теперь уже надолго.

С тех пор страх поселился в стране атлантов. Они пели прежние песни и смеялись, делая вид, что ничего не случилось, что они ничего не знают: стоит ли придавать значение угрозам раба! Но они видели суда жрецов и правителя, стоящие наготове в гаванях, и когда они смеялись, то в их глазах не было веселья. Вместе со страхом росло возмущение против жрецов, грозивших смертью каждому, кто покинет эту обреченную землю; и, чтобы заглушить недовольство, жрецы устраивали празднества и чаще обычного приносили жертвы Солнцу. А те, чьи дома стояли у подножия горы, слышали глухие удары, доносящиеся из-под земли. Иногда им слышался звон металла о камень, иногда — шум обвала. Они думали, что это боги, живущие под землей, пробивают себе дорогу, и в страхе покинули свои жилища.