- С возвращением, милый! – Дэнни тут же кинулась к нему на шею. Легкий цветочный флер ее духов тут же вскружил голову Эклзу, заставляя сердце биться чаще.

- Привет, - он улыбнулся ей, улыбнулся искренне, зарываясь носом в густые волосы, еще пахнущие шампунем.

Дэннил вся лучилась от радости.

- Самолет задержался на десять минут. Я ужасно волновалась!

- Все в порядке. Ты на машине? Я очень устал…

- Конечно, пойдем скорее, дома хоть выспишься! - она потянула его к выходу.

По дороге домой Дэннил все выспрашивала его о съемках, о друзьях-актерах, о планах на следующий сезон. Дженсен осторожно отвечал ей, со страхом ожидая вопросов о Мише или о дестиэле. Но эта тема, похоже, не особо волновала супругу, а о Коллинзе она спросила лишь вскользь.

Дома его ждал легкий завтрак, после которого Дженсен отправился «высыпаться». Он проспал почти до вечера, мучимый тревожными снами. Проснувшись, он обнаружил рядом жену. В тонких очках она читала какой-то дамский роман.

- Милый, ты проснулся? – она отложила книгу и мягко улыбнулась, - Что-то ты совсем заработался…

- Да? – Дженсен зевнул и встряхнул все еще тяжелой после сна головой.

- Звал во сне Каса, - она хихикнула, а Эклза прошиб холодный пот.

- Как, кстати, прошла та «супер-сложная сцена»? Все получилось?

- Да, - деревянным голосом ответил Дженсен.

- И как, не надумал променять меня на Мишу? – веселилась жена, не замечая, что режет по живому.

Эклз не нашелся, что ответить, и вместо этого подмял хохочущую Дэннил под себя. Она с радостью отдалась ему, истосковавшись по мужским ласкам, а Дженсен старался быть страстным, горячим, голодным до секса. Он играл роль хорошего мужа, с рвением исполняющего супружеский долг. И первый раз за все время, кончая, он не смотрел в глаза своей жене.

*

Потянулись долгие дни отпуска. Они с Дэннил больше не заговаривали ни о Мише, ни о той «супер-сложной сцене». Единственный раз был, когда они смотрели последнюю серию сезона по телевизору: жена шутливо толкнула его в бок и заметила, что игра «выглядела довольно реалистично даже для Дженсена». Эклз промолчал, криво улыбнувшись. Внутренности скрутило в узел, когда под похотливенькую мелодию экранный «Дин» вжал своего ангела в стену, припечатав поцелуем. Страсть действительно зашкаливала, и Дженсен почувствовал, как кровь приливает к щекам от воспоминаний о съемках, о мягких губах и приглушенном стоне. А потом – эта ночь в номере, и он отдался Коллинзу, отдался весь, и телом, и душой…

- Я в туалет, - он резко вскочил с дивана и, игнорируя вопросительный взгляд жены, ринулся в ванную. Там он долго стоял, опираясь руками о раковину, и думал, думал…

*

День начала конвенций все приближался, а Дженсен так и не выработал для себя стратегию поведения. Дэннил пребывала в счастливом неведении, днем гуляя с мужем по городу и перекусывая в летних кафе, а по ночам предаваясь любовным утехам, которые Дженсен исполнял с каким-то жертвенным рвением. Засос на шее прошел, но, что странно, Дэннил ни разу про него не спросила. Может, подумала, что это укус насекомого. Ревность не свойственна была миссис Эклз, но от этого ее спокойствия Дженсен чувствовал себя еще паршивее.

Он понимал, что любит Дэнни, что все еще хочет быть с ней, хочет, чтобы она была счастлива. С Дэннил было спокойно и легко, с ней было правильно. Но Миша… С Мишей было совсем не спокойно. И уж точно не правильно. Но Дженсен не мог прекратить думать о нем. Сердце его билось чаще, когда на улице он видел мужчину в плаще или натыкался взглядом на изображение ангела (даже если это был всего лишь пошло-пухлый амур). Он боялся засыпать рядом с женой, потому что во снах его преследовали печальные голубые глаза, полные усталости и любви, Дженсен боялся, что снова будет звать во сне Мишу.

На европейскую конвенцию Эклз собирался с тяжелым сердцем. Даже Дэннил, казалось, начала о чем-то догадываться: она стала непривычно тиха и молчалива. Провожая мужа на самолет, она чмокнула его в щеку.

- Все будет хорошо? – немного по-детски спросила она, и Дженсен увидел в ее красивых глазах страх.

- Ну разумеется, - он поцеловал ее в ответ в макушку и улыбнулся, - Я позвоню, как долечу.

Дэннил не улыбнулась в ответ. Она нервно сжимала ручки своей сумки и все силилась что-то сказать. Но не говорила. Пора было улетать, и Дженсен, махнув на прощание рукой, прошел через терминал.

Он ненавидел себя, ненавидел за то, что врал жене, что заставлял ее переживать, что вновь оставлял ее, пусть и на пятнадцать дней. Зато потом – точно все! Впереди – море, острова, белый песок, только они вдвоем. Долгожданный, желанный отдых на Карибах! Дэннил так давно мечтала об этом…

Дженсен обернулся. Дэннил все стояла на том же месте. Мимо сновали люди, то и дело задевая ее плечами и тяжелыми сумками. Но она упрямо оставалась на месте и смотрела ему вслед. Эклз поднял руку и помахал ей. Она вскинула руку в прощальном жесте, но потом ладонь ее быстро скользнула по щеке, будто она утерла слезу.

Чертов Коллинз! Дженсен выругался про себя. Ну за что, за что им все это?..

Садясь на свое место на борту и в пол-уха слушая инструктаж по технике безопасности, Эклз решил для себя, что тот раз в отеле был первым и последним для них с Мишей. Слишком это неправильно, нехорошо. Он очень любил Дэннил и не хотел предавать ее. А значит надо отказаться от Коллинза. Только почему на душе так гадко?

*

Снова чужая страна, незнакомый отель, холодный номер. Дженсен уже пересекся со всеми, кто прилетел на конвенцию. Не было только Миши. Когда до начала оставалось каких-то сорок минут, он не выдержал и подошел к Джареду.

- Слушай, а где Миша? – спросил он, стараясь не выдать волнения в голосе.

- А ты не знаешь? – вскинул брови Падалеки, - Он не приедет. У него бракоразводный процесс в самом разгаре, так что ему дали «отгул».

Не приедет. Дженсен почувствовал, как буквально все теряет смысл.

- А вы все не разговариваете? – спросил Джаред, внимательно приглядываясь к другу.

Дженсен промолчал.

- Я-то с ним созванивался, спрашивал, как у него дела, - продолжил Падалеки, - Он и сказал, что отпросился у продюсеров. Форс-мажор и все такое… На конвенции официально об этом объявят. Многие расстроятся, конечно: тут немало фанаток приехали исключительно ради него. Но что ж поделаешь…

Дженсен кивнул, а про себя подумал: почему он сам до сих пор не позвонил Мише? Боялся услышать его голос? Или боялся того, что Миша ему скажет?

Началась конвенция. Как и ожидал Дженсен, большинство вопросов, адресованных ему, касались открытого признания дестиэля в сериале: «Покажут ли еще поцелуи?», «А что-нибудь погорячее?», «Кас и Дин теперь открыто вместе будут?», «Они будут счастливы, или сценаристы подложат героям какую-нибудь свинью?»… Дженсен терпеливо отвечал на вопросы, стараясь держаться в рамках, установленных продюсерами. Он даже пытался отшучиваться, но у него это никогда не выходило так хорошо, как у Миши. А фанаты все спрашивали и спрашивали. Они напоминали Эклзу стаю стервятников, кружащих над ним, мечтающих полакомиться его израненным сердцем. Вопросы становились все более личными: «Трудно ли было сыграть ту сцену?», «Сразу ли они согласились?», «А репетировали ли они поцелуй, потому что вышло довольно реалистично?»… Дженсен почувствовал острую потребность выпить. Он уже начал сбиваться. Он не сомневался, что со стороны прекрасно видно, что ему уже надоело обо всем этом говорить, но бесконечная очередь, выстроившаяся к микрофону, не вселяла надежду.

- Дженсен, - очередь дошла до полненькой девочки лет шестнадцати, - Мы все ужасно расстроены известием о том, что Миша разводится с женой.

Зал возбужденно загудел, и Дженсен увидел на лицах многих фанаток злорадные ухмылки. Чувство отвращения поднялось в его груди, а девушка у микрофона невозмутимо продолжила:

- Как ты считаешь, связан ли развод с вашими экранными отношениями?