– А отчима арестовали? – догадался Саня.

– Ага, сейчас! – не удержавшись, Дима сплюнул на асфальт. – Взяли подписку о невыезде, завели уголовное дело по статье «умышленное причинение вреда здоровью». Так что он продолжает квасить. Мама Ромкина, Ирина Максимовна, плачет всё время, работу бросила… она уборщицей в трёх местах работала, а сейчас дома сидит и переживает. А Ромка сейчас дома почти не ночует, к приятелям бегает… а приятели, кстати, не из класса, а старше… и такие приятели, что как бы там уголовки не получилось, по краже или разбою… Они ж запросто Ромку крайним могут подставить, типа нет четырнадцати, уголовная ответственность не светит… а что спецшкола не лучше колонии, это как бы по фиг…

– Что думаешь делать? – осторожно спросил Саня. С такой осторожностью касаются языком больного зуба, чтобы лишний раз не потревожить воспалённый нерв. Потому что, судя по заострившимся Димкиным скулам, он и был сейчас таким воспалённым нервом.

– Ну, тут вариантов много! – помолчав, отозвался Дима. – Во-первых, надо будет Ромкиным маме и бабушке постоянно мозги гладить, чтобы не впадали в панику и не делали глупостей. Во-вторых, надо убедить Ирину Максимовну, чтобы развелась с этим уродом и, главное, выписала его. Я выяснял, это её квартира, а он там вообще сбоку припёка… А его надо в постоянном ужасе держать, чтобы грабли свои не распускал… если понадобится, каждый день туда ходить буду.

– А с Ромкой как же? – уточнил Саня.

– Ромку на лето хорошо бы в лагерь какой-нибудь, получше! – поделился мечтами Дима. – Я этим уже занимаюсь, у меня завязки со скаутами есть, из отряда «Полярное сияние».

– Это тоже наши, волнорезовские?

– Нет, прикинь – совсем по другой линии. Обычные скауты. Я с одним из них, Пашкой Артюховым, в музыкалке занимался, ну и пару раз ходил к ним. Нормальные ребята, Ромке с ними хорошо будет. Только надо с их скаут-мастером обсудить… ну, мозги погладить, наверное, придётся…

Саня тогда кивнул, а сам подумал: может, всё-таки права была Лиска в том споре? Может, булгаковский Филипп Филиппович – не такой уж дурак? Может, удушающие и улетающие ремни – не лучшее решение, и стоило всё же погладить зверовидному Александру Григорьевичу мозги? А вдруг получилось бы как с недавним Дурслем?

– Или всё-таки пожалеть Викторию Альбертовну? – задумчиво протянул Лёша. – Единственный сын, между прочим. Отпустить этого уродца и пронаблюдать…

– Гнилой гуманизм! – очень уж суровым голосом заявил Дима, и Саня сообразил: да они же с Лёшей заранее роли распределили и теперь разыгрывают спектакль. Слишком уж театрально оба звучали. Только Костя, наверное, этого не замечал. Когда сидишь, привязанный к высокому креслу, рядом светится жаровня, поблёскивают непонятные, и от того особенно страшные железки – как-то не до изучения оттенков чужих голосов.

– Вот скажи, Константин, – спросил Лёша. – А зачем тебе вообще вся эта ботва, с наркотиками. Ну чего тебе не хватало?

Саня подумал, что Костик вновь угрюмо промолчит, но тот вдруг вскинул голову и дёрнулся – видимо, пытаясь вырваться из воображаемых верёвок.

– Да потому что всё вокруг дерьмо! – выкрикнул он. – Все только и делают, что врут, предают! И мама тоже предательница! Знаете, где мой папка? В тюрьме! И это его мама туда засадила! У него бизнес был, и отжали, а мамке денег предложили, чтобы она какие-то папкины бумажки выкрала и им передала! А они с папкой ссорились тогда сильно, и она купилась! Отдала им эти документы, а они её тоже кинули! Я всё видел, мне тогда десять уже было! Она думала, я бестолковый ребёночек! А я всё знал!

– Что ж промолчал? – сурово поинтересовался Дима.

– Да кто бы меня слушать стал? – Костю прорвало, и долго сдерживаемые слёзы наконец хлынули. Саня вздрогнул. Когда недавно рыдал Макс, это было тяжело, но сейчас оказалось ещё хуже. Костина боль вдруг зацепила его, сделалась собственной болью. Это не как с волшебкой «цветок эмоций», когда просто видишь, что чувствует человек, изучаешь игру красок. Нет, сейчас уже не удавалось понять, где кончается Саня и где начинается Костя. Невидимые стенки, что разделяют людей, как-то истончились, продырявились, и хлестало сквозь них чужое горе.

– Так, придётся успокаивать! – неслышно для Кости произнёс Лёша. – Слегка прикручу ему краны…

И действительно, Костя вскоре перестал рыдать. Повертел головой, поглядел мокрыми глазами. И сказал:

– И я тоже такое же дерьмо! Я тоже папку предал, потому что даже не пытался никому ничего сказать! И мне тогда навороченный комп мама купила, я в этом компе зарылся и не отсвечивал! А потом начал что-то соображать! Мама всегда суетится, подлизывается к учителям, подарочки им носит! Учителя из себя всякую мораль изображают, а реально грызутся как крысы! Пацаны в классе тоже или грызутся, или стебутся над кем-нибудь, или обсасывают про игры! Девки только о тряпках думают и о парнях! Всем на всех наплевать! Я не хочу так жить! Мне стыдно жить! А когда курю смеси, то как-то расслабляюсь, тогда не стыдно. Да, я дерьмо! От меня никакой пользы никому! Хотите убивать – ну давайте, казните! Я бы и сам, только решиться не мог! Это даже хорошо, что вы меня поймали! Ведите в этот ваш крематорий!

Он вновь дёрнулся – и обмяк. Руки бессильно опустились, подбородок свесился на грудь.

– Оба-на, истерический припадок! – сообщил Серёга. – Я про такое в инете читал!

– Ну и что будем делать? – сухо спросил Дима. – Приводим в чувство и продолжаем дожимать?

– Бесполезно, – подумав, сообщил Лёша. – Ничего у нас не получилось. Устроили, блин, драматический театр… Поставили трагедию «Кошмар наркомана». А у него трагедия покруче, ему все эти дыбы и жаровни – как сказка про Кощея Бессмертного по внеклассному чтению.

– Так что делаем-то? – спросила уже Лиска. – Вот прямо сейчас что?

– Прямо сейчас мы его снова ослепим, – раздражённо объяснил Лёша, – и отведём подальше, ну вот хотя бы в скверик за метро. Посадим на лавочку, отойдём, снимем слепоту… Ну, очнётся, пусть думает, что это было, глюки или по правде… Может, сделает какие-то выводы. Но мы уже ничего больше с ним устраивать не будем. Не по нашим зубам орешек. Всё, ребята, отключайте декорации. Спектакль окончен. Занавес!

– Интересно, это только мне одному кажется, будто мы дерьма наелись? – задумчиво произнёс Серёга после того, как Лёша с Димой взяли Костика под руки и вывели из подвала. – Все эти дыбы, жаровни, крематории подземные… Богатая у вас фантазия…

– А что, прикольно было! – вскинулся Ванька. – И хорошо подействовало, я же видел!

– Ты, Ванёк, – строго сказал ему брат, – конечно, умный. Но всё-таки ещё совсем мелкий…

– Зато ты жутко старенький! – возмутился Ванька. – На целых два года и три с половиной месяца! Прямо уже на пенсию пора, песочек сыплется…

Саня в их перепалку влезать не стал, но про себя решил: а ведь Серёга прав! Без толку оказались все их затейливо слепленные иллюзии. Без толку все эти пугалочки. И без толку волшебство, когда у человека такая беда.

– Чайник поставим? – предложила Лиска. – И заварим со зверобоем, я принесла. Между прочим, реально успокаивает нервы.

Как-то само получилось, что за Мишкой они пошли вместе. Лиска никуда не торопилась.

– У мамы сессия, раньше девяти сейчас и не приходит, – пояснила она. – Коты накормлены, уроков делать не надо…

Саня кивнул и подумал – как же хорошо, что уже незачем оглядываться по сторонам: не шпионят ли за ними семибешники, не донесут ли Снегирям? Как-то мгновенно рассосался бойкот, буквально за день. В тот понедельник Макс извинился за себя и за Дашку, а во вторник с Саней уже общались, будто ничего и не было. Особенно радовался Репейников.

– А что это у тебя за крутые друзья, которых даже Боров боится? – первым делом спросил он, убедившись, что уже можно.

– Да так… – изобразил он лицом безразличие, а сам тем временем лихорадочно сочинял версию. – Короче, у меня в Краснодаре друг остался, Женька, а его старший брат здесь, в Москве учится… В академии ФСБ… и занимается китайским единоборством Вин Чун в секретной секции, только для особо надёжных людей. Ну и Женька мне дал его контакт и сказал, что если проблемы какие, звонить Владу. Я про это сперва даже как-то забыл, а когда руслановская компашка стала докапываться, вспомнил. Короче, приехали эти ушуисты-эфэсбешники и таких руслановским навешали… сказали, ещё одна жалоба на вас от Лаптева – и увезём вас в лес, заставим выкопать треугольную яму три на четыре метра, и закопаем.