Только вот в чём проблема — парень всё ещё без сознания.

— Ты слышала? — я поворачиваюсь на Скотта и киваю.

— В чём дело? — Дитона явно беспокоят наши озадаченные лица. Мужчина скрещивает руки на груди.

— Голос, — только и успеваю я произнести перед тем, как тот снова раздаётся в голове.

Я выпускаю руки парней и касаюсь подушечками пальцев своего лица.

— Вы не слышали? — МакКолл обращается к Дитону, который лишь отрицательно машет головой.

Я инстинктивно подаюсь назад, когда осознаю, что голосов стало вдвое больше, и с каждым словом они становятся всё громче.

“Впусти меня”.

“Выпусти меня отсюда!”

“Впусти. Меня.”.

“Выпусти! Прошу!”

Я зажимаю голову ладонями и продолжаю пятиться назад до тех пор, пока не упираюсь спиной в шкаф.

— Брук? — зовёт Скотт.

Он идёт ко мне навстречу, делая совсем маленькие шаги, и вытягивает вперёд руку, словно хочет помочь. Кажется, он больше не слышит голоса.

— Ты не слышишь? … Голоса … Они кричат … — шепчу я.

Они не ведут диалог. Они просто гнут свою правду, пытаясь переубедить другого. И, кажется мне, я узнаю и второй голос. Это ногицунэ.

— Рейко может проникать в сознания других лис, помнишь?

— Да, да, преследующая лиса, док, — я злюсь от того, что меня пытаются заболтать, в то время, как всё, что я хочу — это снова слышать тишину.

— Так преследуй! Не будь преследуемой! Возможно, это рейко …

— Неужели, он хочет помочь? — спрашивает Скотт.

— Они ведь не плохие демоны.

— Но и не хорошие.

Я перестаю слушать бесполезный диалог МакКолла и Дитона, потому что голоса Стайлза и ногицунэ в моей голове заставляют меня зажмуриться. Я знаю, что это не поможет мне избавиться от внутреннего давления, но это единственное, что я вообще сейчас могу сделать.

Я чувствую, как чьи-то пальцы хватают меня за запястья, заставляя опустить руки. Я открываю глаза и вижу перед собой Дитона.

— Брук, сосредоточься.

— Я не понимаю, что нужно делать! — причитаю я.

— Тебе и не надо … Рейко знает.

Именно рейко воспользовался хвостом в ту ночь, когда ко мне пришёл Стайлз.

Именно рейко убил демона Они для того, чтобы спасти меня.

Он знает, что нужно делать. Он всегда знал. Мне просто надо дать ему немного свободы.

Я снова закрываю глаза, пытаясь сосредоточиться по совету Дитона. Я очищаю голову от всего, оставляя там лишь два голоса, к которым прислушиваюсь.

— Стайлз? — я делаю попытку произнести что-либо самой себе в голову.

— Брук? Брук, где ты?

— Стайлз, послушай меня … Тебе нужно проснуться.

— Что?

— Проснись, Стайлз. Стайлз, просыпайся!

Тишина в ответ.

— ПРОСНИСЬ!! — я кричу себе в голову со всей силой.

Однако, ответа снова не поступает, и я открываю глаза.

Оказывается, что я сижу на полу, буквально забившись в угол комнаты, хотя я точно помню, что до того, как закрыла глаза, я стояла у шкафа напротив стола, где лежит Стайлз.

Стайлз!

Я поднимаю глаза и вижу, что Скотт стоит, склонившись над своим другом. Встаю с пола и на ватных ногах подхожу к нему. Как раз в этот же момент Стилински садится на столе. Взгляд его медово—карих глаз тут же устремляется на меня.

— Как … ты? … Как?

Вместо ответа я издаю нервный смешок, потому что не знаю, что сказать, ведь всё за меня сделал рейко.

— Главное, что ты снова в сознании, — я упираюсь руками в холодную поверхность стола.

— Брук … У тебя кровь …

Я сначала бросаю удивлённый взгляд на Скотта, сказавшего это, а затем касаюсь пальцами губ и носа — и на коже действительно остаются красные следы.

— Но это же была просто царапина … — я снова стираю кровь тыльной стороной ладони.

Дитон подходит ко мне ближе, берет моё лицо в ладони и направляет на свет лампы. Затем оттягивает веки так, как обычно делают в больницах для того, чтобы проверить наличие травмы головы.

— У тебя, похоже, сотрясение, Брук, — задумчиво произносит мужчина. — Видимо, рейко потерял слишком много сил за последние сутки, а сейчас он ещё и помог тебе пробудить Стайлза … Хочет он приносить тебе вред или нет, но сейчас ему приходится забирать энергию у тебя, чтобы восстановить свою. Ты же знаешь, что демон — словно паразит. И если до этого ваше сожительство было положительно—нейтральным, то сейчас …

Я пытаюсь сконцентрировать внимание на лице и словах Дитона, но перед глазами всё медленно застилается пеленой. Мне кажется, что происходящее вокруг начинает проигрываться в замедленной съёмке.

— Когда рейко восстановит силы, он снова вылечит Брук?

Я не могу понять, кому из парней принадлежит голос. Я прикрываю глаза и потираю лоб. Оказывается, он покрылся испариной. Ногам становится тяжело держать меня, и я переношу вес корпуса на руки, которыми упираюсь в стол.

— Ребят … — произношу я, но мне кажется, что голос звучит слишком тихо.

— Это может быть опасно! Нам нужно отвести её в больницу!

— Ребят, что-то мне совсем нехорошо …

Ладони, липкие и мокрые от пота, соскальзывают с гладкой поверхности стола, и я падаю на пол, однако, удара не ощущаю, потому что меня успевают подхватить чьи-то руки.

Перед тем, как окончательно отключиться, я успеваю подумать о том, что рейко, наверняка, нет смысла убивать меня. Ведь он мог сделать это уже, как минимум, два раза, но не стал, и даже наоборот, каждый раз спасал меня. И всё потому, что без меня он не сможет существовать в полном смысле этого слова.

“Прости. У меня не было другого выбора. Обещаю, как только я восстановлю свои силы, я помогу тебе. Только и ты помоги мне. Я не злой, никогда не был таковым, и не хочу таковым стать. То, что стало с теми молодыми оборотнями, случилось потому, что ногицунэ был рядом со мной слишком долго. Представь, что может произойти, если мы не избавимся от него. Зло — это не я, но это есть ровно половина моей природы. И я не хочу калечить окружающих, но я буду, если ты сама этого захочешь”.

========== // what if i don’t have an anchor? ==========

— Она всё ещё без сознания …

— Ты же понимаешь, что нам следует подать заявление, Тереза!

— Куда? Ограбление и так произошло в доме шерифа!

— В ФБР, ЦРУ, мне всё равно! Что обычный шериф сможет сделать? К тому же, его сын-то в порядке, в отличие от нашей дочери, которая получила сотрясение мозга третьей степени!

— Кай …

— Тереза! Бедной девочке и так не сладко, и ты сама знаешь, почему, а тут ещё и это …

Я открываю один глаз, и белизна окружающего помещения вкупе с солнечным светом из окна тут же бьёт мне в лицо. Я щурюсь, оглядываясь вокруг: я лежу в кровати, немного выше той, на которой обычно сплю, на мне надет хлопковый халат без пуговиц.

Я определённо в больнице.

Мать и отчим, оказывается, разговаривают в коридоре, просто дверь в мою палату приоткрыта, и я могу слышать их диалог. Я поворачиваю голову в сторону окна и вижу на прикроватной тумбочке вазу с красивыми цветами и пакет апельсинов. Из—под него торчит уголочек бумажки, и я привстаю, чтобы вытащить его оттуда. Сложенное в несколько раз послание написано размашистым почерком, и первое, что бросается мне в глаза — это необычное написание буквы “i”, которая имеет завитушку вместо точки.

Надеюсь, у тебя нет аллергии на апельсины и хризантемы.

Я улыбаюсь, несмотря на то, что понятия не имею, от кого это. Просто потому, что мне никогда не дарили цветов.

Родители не торопятся входить в палату, и это даёт мне время осмотреться повнимательнее. Я встаю с кровати и направляюсь к окну, жалюзи которого открыты. Пейзаж, который я вижу, отличается то того, который я рассчитывала увидеть.

Я не в городе, в котором сейчас проживаю. Я всё ещё в Бэйкон Хиллс.

— Хэй! Я погляжу, кому-то уже лучше.

Я оборачиваюсь и вижу миссис МакКолл в дверном проёме. Моих родителей за её спиной нет, отчего удовлетворенно выдыхаю.

— Как ты себя чувствуешь, Бруклин?

Женщина закрывает за собой дверь и проходит вглубь комнаты. Я возвращаюсь обратно к постели и забираюсь на неё, поджимая под себя ноги.