Он выглядит таким невозмутимым, словно секунду назад он не пытался помочь оборотням повалить тощего парня, в которого вселился злой японский дух.

— Но как вы его вообще уложили?

— Яд канимы, — отвечает Скотт.

Он встает с колен и осторожно поднимает Стайлза. Дитон подхватывает его с другой стороны, и они вместе тащат обмякшее тело на улицу.

— Куда вы его? — снова интересуюсь я.

— Мы точно не знаем, как он отреагирует на летарию волчью, и потому отвезём его в клинику. По крайней мере, до утра … — отвечает мне Дитон.

Скотт укладывает Стайлза на заднее сидение машины Алана, а сам садится на переднее. Эллисон, Айзек и Лидия усаживаются в другой автомобиль.

Я растерянно смотрю на всё происходящее, не зная, куда себя деть.

— Брук! — Скотт открывает дверь машины и машет мне рукой. — Давай же, садись!

Они берут меня с собой? Потому, что мне некуда больше идти в такой поздний час, или …?

— Брук! — снова зовёт МакКолл.

Я быстрым шагом направляюсь к автомобилю и сажусь на заднее сидение рядом со Стайлзом.

Мне приходится всю дорогу придерживать его, чтобы тот не бился головой обо всё на своём пути во время поворотов, до тех пор, пока я, наконец, не догадываюсь пристегнуть его ремнями безопасности.

========== // comatose ==========

В то время, как Скотт провожает Эллисон и Лидию, а Айзек отправляется обратно к Дереку, чтобы отнести ему небольшую “помощь” от Дитона для раненых близнецов, я остаюсь следить за Стайлзом.

Они положили его на операционный металлический стол, даже не постелив на него хотя бы простынь, и это странным образом беспокоит меня.

Я стою у шкафов, заинтересованно разглядывая причудливые символы на баночках с травами, а затем отодвигаю стекло, беру одну из них и верчу в руках. Ярко-зелёные свежие листья, гладкие, словно только-только сорванные с дерева, бросаются в глаза на фоне прочих содержимых склянок. А символ на банке — бесконечность, зеркально разделённая поперёк двумя прямыми полосами, определённо мне знакома.

— Падуб остролистный. Вечнозелёное растение.

Я поворачиваю голову вполоборота и вижу Дитона.

— Извините, — я поджимаю губы и ставлю баночку на место в шкаф, а затем полностью обращаюсь к мужчине. — Мне не стоило трогать это без разрешения.

Мужчина мягко улыбается, подходит ко мне и ставит на столешницу рядом перекись водорода, вату и парочку пластырей.

— Давай—ка, мы займёмся твоим лицом.

Я киваю. Несмотря на то, что лисы регенерируют так же, как и волки, мой нос всё ещё выглядит, как картошка с кровавыми подтёками и лёгкой синевой.

— Почему я не могу излечиться? — спрашиваю я.

Когда я смотрю на Дитона, то у меня складывается ощущение, что он знает абсолютно всё. Я бы, например, не удивилась, если бы узнала, что он знает все когда-либо существовавшие мёртвые языки.

Мужчина откупоривает баночку с перекисью, поливает ею вату и аккуратно протирает кровавые следы и небольшую царапину. Я слегка щурюсь, но, скорее, не от лёгкого жжения, а от прохладного прикосновения жидкости к коже.

— Судя по тому, что ты сама нам рассказала, рейко потратил слишком много сил на то, чтобы убить демона Они. Он поможет тебе излечиться, но … — мужчина прерывается для того, чтобы налепить тонкую полоску пластыря на переносицу. — … Чуть позже. Это как если, например, ранить Скотта очень сильно, или же отравить ногицунэ. На восстановление нужно время. И терпение, в твоем случае. Ведь изначально твой нос был сломан, а сейчас, смотри — осталась лишь небольшая ранка.

— Спасибо, — я улыбаюсь поджатыми губами.

Все люди вокруг меня такие добрые, что становится даже как-то неловко. Я не понимаю, чем я заслужила всё это, потому что они совсем не знают меня. Однако, сейчас Дитон залечивает мои, хоть и крошечные, но раны, а стая Скотта сегодня, возможно, спасла мою жизнь.

Я перевожу взгляд на Стайлза. Парень лежит в той же позе, в которой его оставили. Кажется, что даже грудь его поднимается и опускается настолько незначительно, что со стороны может показаться, что он и вовсе не дышит.

Я подхожу к нему ближе, внимательно вглядываясь в его лицо. Бледная кожа и бордовые синяки под глазами делают когда-то жизнерадостного Стайлза похожим на зомби.

Я осторожно протягиваю к нему руку и касаюсь его ладони.

— Такой холодный, — констатирую я, — Вы уверены, что он вообще жив?

— Абсолютно, — произносит Дитон. — Иди, взгляни на это.

Мужчина подходит к столу, на котором лежит Стилински и встает в его изголовье. Затем осторожно обхватывает его голову ладонями и поворачивает её в противоположную от меня сторону, демонстрируя паутину из вен и капилляров на его коже, которая уходит далеко за ворот его кофты.

— Это фигура Лихтенберга. Подобное может появиться под воздействием на ткани высокого напряжения. Например, молнии, — поясняет Дитон, когда ловит мой вопросительный взгляд. — Её размер указывает на то, что ногицунэ ещё не скоро придёт в себя. Хотя, ты и сама видишь это, не так ли?

Я киваю. Дитон прав, я вижу это, вижу ауру Стайлза — сейчас она даже светлее, чем после использованного мной хвоста кицунэ.

Я опускаю свой взгляд на руку парня, которой всё ещё слегка касаюсь, и теперь уже крепко хватаю её. Я не осознаю, зачем именно это делаю, но мне на мгновение кажется это таким нормальным, словно я — его друг. Возможно даже, часть их общей стаи.

Я помню, как Скотт рассказывал о способности оборотней забирать боль у тех, кто страдает, с помощью прикосновений. Думаю, что многое бы смогла отдать за то, чтобы иметь подобный дар вместо того, что умеет делать рейко. Конечно, выбирать не приходиться, но спасать людей мне нравится больше, чем сводить их с ума.

Кожа Стайлза холодная, словно лёд, и я крепче сжимаю его ладонь.

— Я позвонил твоей маме, — слышу я голос вернувшегося Скотта. — Точнее, это сделала моя мама. Она уже выехала, и скоро будет тут …

Я бы хотела наорать на МакКолла, потому что последнее место, где я бы хотела сейчас оказаться, это дом с разгневанным отчимом и обеспокоенной матерью за сотню километров от ребят, но вместо этого лишь киваю.

У меня нет сил на то, чтобы препираться.

— Шериф придумал легенду о взломе с проникновением, чтобы хоть как-то объяснить департаменту собственный разрушенный дом …

Снова короткий кивок.

— … Думаю, нам всем стоит придерживаться этой версии.

— Ладно, — наконец, вместо кивка произношу я. — Спасибо, Скотт.

Он подходит ближе и встаёт рядом со мной. Я поднимаю на него глаза, а он переводит свои на друга, лежащего перед ним.

Спустя некоторое время он поворачивается ко мне. Сначала его взгляд скользит по моей руке, которая всё ещё сжимает ладонь Стилински, а затем поднимает глаза на моё лицо и устало улыбается мне одними уголками губ.

Я знаю, что он думает, что знает, о чём думаю я. Наверняка, это что-то из разряда “Стайлз — единственное связующее звено Брук и воспоминаний об Эрике”. И самое грустное, что, возможно, он прав.

Однако, это не главная причина моего здесь присутствия, и вообще всего того, что я делаю. Я просто не хочу, чтобы невинные подростки продолжали умирать.

Те, кому было суждено прожить долгую и счастливую жизнь. Те, кто должны были влюбляться без памяти, учиться и учить, пытаться быть лучше с каждым днём. Те, кому предначертано было жить, а не умереть в 16.

Бойд. Эрика.

Я не хочу, чтобы этот список пополнялся. Я не хочу больше ни мести, ни справедливости.

Я просто хочу, чтобы все оставались в живых.

Я хватаюсь свободной рукой за рукав куртки Скотта, и тот без разговоров перехватывает мою ладонь и крепко её сжимает. Стоя между юношами, словно соединяя их как две половины одного целого, я чувствую странное спокойствие, возможно даже что-то типа умиротворения. Я позволяю себе на секунду прикрыть глаза.

А затем я слышу голос.

“Помогите …”

От неожиданности я дёргаюсь, и Скотт дёргается одновременно со мной, словно тоже слышал это. Мы оба знаем этот голос очень хорошо — это Стайлз.