Посмотрим из чего ваши у*бищные шкафы. Сначала в шкаф летит пустая бутылка. Разбивается вдребезги, на мелкие осколки. Как и моя бл*дкая жизнь. На х*я, спрашивается, вообще все это? Да пошло оно все на х*й! Стул летит в шкаф. В шкафу трещина. А стулу поеб*ть. Вот из чего они это делают? Из титана? Бью стулом по шкафу до тех пор пока от шкафа не остаются обломки. Дыхалка сбилась, черт. Да должен он когда-нибудь хоть погнуться!!! А то я подумаю, что стул — это лучшее оружие. Вот просто — заверните два!

Не хочу жить без нее. Не могу. Я все сделал, чтобы она не была со мной. И все стало не нужно. Ну что за бл*дь, что за еб*ная бл*дь!!!!! Стул летит в стену! Целый ебтвою МАТЬ!!! Поднимаю его, бью стулом по стене, штукатурка летит на пол, в стене появляются неровные пятна. Если я не сломаю этот стул сегодня, я не успокоюсь, бл*дь. Мне нужно сломать этот стул, еб*ный в рот!!!

Без ее маленьких ладошек, таких трепетных и теплых, гладящих мои изнывающие мышцы, дарящих нежность и ласку. Мне уже давно никто не был нужен. Я привык быть один. Девицы на одну ночь не в счет. Не хотел ведь никого и близко к себе подпускать! Я несу смерть, унижение, боль… Убиваю людей! Мои руки по локоть в крови! Я втыкаю в них ножи! Пускаю пули в головы! Отрезаю пальцы, ломаю кости! И не могу жить без маленьких, хрупких ладошек… Что за…

Под ноги попадается бутылка. Летит в стену, привычно рассыпаясь на осколки. И моя жизнь такая же — рассыпается на осколки раз за разом. Что же это за бл*дская, феноменальная х*йня!!!

Без шоколадных глаз, в которых отражаются абсолютно все эмоции и я знаю все эти оттенки — страх, мольба, обида, желание, нежность, обожание… Как, как без них жить? Что это за жизнь такая вообще, зачем она нужна, бл*дь? На пол летит матрац, стул опускается на основание кровати. Кажется, можно до утра долбить, основание из того же материала, что и стул. Может Джанин специально создала такую мебель в расчете на психов?

Без ее голоса, смеха, улыбки. Без ее упрямого подбородка, дерзкого взгляда, безумных поступков, сводящих с ума и заставляющих поверить в то, что ты живешь, дышишь, существуешь… Я не хочу, не хочу умирать! Я жил рядом с ней! Она бесила меня, она выводила меня из себя, но я был живой! Я дышал! Мне было так упоительно хорошо, что хотелось остановить время! Я хочу ее увидеть! Я! ХОЧУ! ЕЕ! УВИДЕТЬ!

Все остальные бутылки, полные, пустые летят в стену. Пустые просто рассыпаются в крошево, полные оставляют на стене мокрые пятна. По комнате будто прошел торнадо. Целым остались только стул, кровать и окно. Стул летит в оконный проем, раскалывая его в дребезги и вылетая наружу. Ну еб*но в рот, хоть это разбилось. Все, пойду, убью кого-нибудь.

Стремительно, насколько я сейчас способен, выхожу из комнаты. Бегу по одинаковым круглым коридорам Эрудиции до тех пор, пока не начинает кружиться голова. Почему здесь так пусто, где все люди? Ну где, вообще, хоть кто-нибудь? Сам не заметил, как оказался возле общежития. Наконец-то, начинаю то и дело натыкаться на живых людей, преимущественно в черной форме. Они удивленно сторонятся, неодобрительно смотрят, но мне сейчас на это наплевать. Да и всегда было плевать, я никогда не стоял в очереди за всеобщим одобрением! Я надрался и я ищу приключений, да! Я должен, обязан почувствовать себя живым, и мне никто для этого не нужен!

В грудь врезается чье-то тело, и я на автомате хватаю этого идиота за шею в захват.

— Какого хера не смотришь, куда прешь, — шиплю я, и почти сразу понимаю, что в руках у меня возиться, пытаясь освободиться от хватки, смутно знакомая мне девица. Оглушенный и затуманенный мозг воспринимает все несколько заторможено.

— Эээээрик! Что ты делаешь?

Я отпускаю ее, и уже хочу пойти дальше, но девка, прокашлявшись и, видимо, придя в себя от такого приема, вцепляется в мой локоть.

— Может зайдешь? — томно ведет она плечом и пошленько улыбается.

Может и зайду. Чего же не зайти, когда предлагают. Оглянувшись по сторонам и приметив кучкующийся народ, я киваю, и эта курица хватает меня за руку, тянет вглубь коридора. Чем ближе к комнатам, тем больше народу встречается на пути, что безумно раздражает. Я меняю направление движения, сам уже подхватив девицу под локоть.

— Эрик, комнаты в другой стороне.

— А кому нужны комнаты, детка? — глумливо спрашиваю я ее. — У меня есть идея получше.

Страх отражается в глазах у девицы, но мне уже то ли все равно, то ли сознание, залитое алкоголем, совсем отказывается подчиняться мне. Вокруг клубиться дымка из тоски, отчаяния, боли и явственно ощущается жажда крови. Так явственно, что кружится голова и тело все трясет от вожделения.

Она боится, но идет на свою казнь, как овца на заклание. Приметив небольшую подсобку, я резко толкаю ее туда, пока она не рванула убежать, или что еще хуже, не заголосила. Тут пропасти нет, избавляться от тела будет проблематичнее…

— Но зачем, если у меня комната есть… — пищит девка, а зрачки от ужаса у нее начинают расширяться все сильнее. — Тут грязно как-то…

— В Бесстрашии ты даже туалетами не брезговала по слухам, — стараясь говорить как можно спокойнее, отвечаю я ей, захлопывая дверь. Ее попытки что-то возразить бесят настолько, что я голов всадить ей нож в глотку уже прямо сейчас. Но не время пока…

— Так, значит, ты меня не забыл? — радуется дура, кокетливо пытаясь мне улыбаться.

— Отчего же, я все помню. — Повернувшись к ней, я бью ее в лицо, не контролируя удара. Она, явно не ожидавшая такого, падает на пол, заваливаясь на бок.

— Эй, ты чего? — испуганно, даже вроде как забыв, что надо чувствовать боль, ошарашено спрашивает она.

— Демонстрирую тебе свою память, — объясняю, заряжая берцем ей в живот.

— За что? Эрик…

Ах, ты сучка! Может тебе еще и объяснительную написать? Она пытается увернуться, откатывается, закрывает живот руками, получая по ним тяжелыми ботинками, но отчего-то не делает попыток по-настоящему сопротивляться. Она совсем идиотка? Почему она не отвечает мне? Не дерзит? Не посылает на х*й? Почему?

— Сопротивляйся, сука! Скажи мне, что я сукин сын! Ну!

Разбитые губы девчонки трясутся так, что вряд ли она смогла бы из себя выдавить хоть слово. Рыжие кудри намокли от пота и сбились в разного размера сосульки, прилипая к моим рукам, расписанным лабиринтами. В глазах боль, подчинение, и надо было бы уже удовлетвориться этим, — она уже достаточно унижена и напугана… Но меня все еще трясет и не отпускает, черная пелена уже полностью захватила разум, зверь требует настоящей, кровавой жертвы. Все инстинкты обостряются настолько, что я почти не понимаю, что я делаю. Член стоит колом, эта жажда выворачивает наизнанку…

Встряхиваю девицу, рывком поднимая ее наверх, чтобы встала на колени. Придерживая ее затылок одной рукой, намотав на кулак волосы, на всякий случай, быстрыми и четкими движениями я начинаю расстегивать пряжку и, приспустив штаны, вздергиваю голову девицы, чтобы она на меня посмотрела.

— Пустишь в ход зубы, резать буду долго, умрешь не скоро. Поняла?

Она покорно кивает, и я пропихиваю ей в рот свой член, каждую секунду ожидая, что она все-таки отомстит мне за боль и унижение. Глаз с нее не свожу, а она смотрит мне в лицо, как загипнотизированная, только разбитые губы никак не удается ей взять под контроль.

— Сильнее соси, сука! — выцеживаю я сквозь зубы, а адреналин от ожидания близкой опасности просто до звона в ушах пьянит разум. Алкоголь уже даже не ощущается, только ежесекундное предчувствие боли.

В подсобке тесно, от нашей возни что-то разбилось, стукнув по ушам грохотом. Накатило оцепенение. Ничего не чувствую. Хочу только разрушения. Только боль. Она поглотила меня и теперь распространяется на всех вокруг. Everybody, everywhere. Достаю нож. Девица хрипит и давится.

— А ну заткнулась, сука, башку разобью…

«…Я помню: „Сама напросилась“. А ты в очередной раз наглядно продемонстрировал, кто тут главный и принимает решения, а кому следует помалкивать и быть тупой куклой. Не зря железо таскал и мускулатуру наращивал. Герой! Мля…»