За всеми перечисленными визитёрами догляд не требовался. Приезжали люди солидные. А вот за гостями нашего музыканта хочешь, не хочешь, а присматривать приходилось. Приезжали на пару-тройку дней целыми компаниями в окружении девиц. Начиналась гулянка до последнего упавшего. На дворе музыканта жарились шашлыки, пили привезённое с собой вино и потом не раз и не два бегали к самогонщице. Обязательно музицировали, парились в бане и купались голышом в реке. Дом музыканта стоял как раз на берегу и прямо с его огорода шли подмостки к воде. Курили и не только табак. Прямо за баней у музыканта росла конопля. О ней меня также предупреждал Матвеев и как в случае с самогонщицей, просил не быть чересчур строгим:

- Ты пойми, человек он творческий, вдохновение ему где черпать?

- В этом? В травке? - мне конечно фиолетово, кто и как вдохновение ищет. Но на моём участке? Случись чего, сами же потом гнобить начнут.

- А хоть и в травке, - Геннадий Александрович, как оказалось весьма толерантен в этом вопросе, - Кому надо, свинья грязь всегда найдёт. Запретишь лёгкую травку, он себе что потяжелее притащит. Только хуже будет. В общественных местах не курит, детям не предлагает. Да пусть что хочешь вытворяет в границах своего огорода.

Меня удивляло лишь одно, как соседи мирились с гулянками у Музыканта? Настолько этичны или уважали его? Наверное, и то и другое. Его любили за открытый и мягкий характер. А ещё за творчество и за преданность ему.

О ком ещё? О ком ещё интересном рассказать? О! Видел как-то здесь странного старика, высокого, худого. Он приехал на Рэнжровере с детиной-водителем. Старик ни к кому в дом не заходил, не спеша прогулялся до кладбища, немного посидел на лавочке у входа и пошёл назад, даже не заглянув в часовню, что стояла тут же.

- К кому-то приезжали? - спросил его я, не удержавшись от любопытства.

- Конкретно нет. Просто захотелось пройтись по вашему Царёво!

- Бывали здесь?

- Когда-то, - уклончиво ответил старик, - когда оно ещё Царёво не называлось. Вам известно, молодой человек, что здесь можно встретить Господа. Говорят, он иногда ходит по вашим улицам. Вот только не уточняли какого господа, отца или сына.

- Это важно, - уточняю, - отец или сын?

- Разные возможности, разные взгляды на человека и суть вещей. Хотя у меня и к тому, и к другому вопросы имеются.

Странный старик.

- Большой грешник, - высказала своё мнение Семёновна, когда я рассказал ей о необычном госте, - Успокоения ищет.

Вот в такой обстановке приходилось жить и работать. И, порой казалось, словно в проходном дворе.

НАЦМЕНЬШИНСТВА

Хотя мы и не были официально номерным посёлком, где состав жителей строго регламентируется, нацменьшинств в привычном нашем понимании, здесь не было, ни общины, какой-либо группы или просто семьи. И это было чудно. В какой бы городок или селение по-благоустроенней на всём протяжении огромнейшей России не заглянуть, обязательно встретишь либо узбеков с дынями, либо азербайджайнцев с фруктами, чеченов или дагов и обязательно армян. Про евреев даже не заикаюсь. Эти, хоть и вечно тоскуют по Земле Обетованной, которую никогда не видели, давно уже стали частью коренного населения.

И всё же в Царёве своё нацменшинство имелось, но только одно - Селим. По его словам, он - узбек, паспорт россиянина он давно уже себе справил, а в нём графа "национальность" лет двадцать как отсутствует. Так что Селим вполне мог быть и таджиком, и казахом, и даже арабом. Не только я, большинство моих соотечественников в таких восточных тонкостях не разбирается. Селим держал небольшую фруктовую палатку. Ну, кому ещё торговать арбузами-виноградом в посёлке? Это его Газель я видел на посту ДПС в свой первый день в Царёво. Селим жил на два дома - в райцентре, откуда возил товар и здесь, снимая комнату у своей же продавщицы Галки Майструк, высокой нескладной женщины лет сорока. К бабке не ходи, они и спали вместе. Это не только моё мнение, весь посёлок говорил. И пусть. Немного счастья одинокой женщине - не преступление. К тому же Селим её не обижал. Не удивлюсь, если у него ещё семья имелась где-нибудь в Ленинабаде, которой он отсылал деньги. Потому как, хоть он и торговал, а особого дохода у него не наблюдалось. Ездил Селим на потрёпанной Газели, переделанной на газ, ходил в одних и тех же замызганных джинсах. Из всего достатка разве что несколько золотых зубов. Из-за них, глядя на Селима мне постоянно вспоминался старый одесский анекдот.

"Милиционер спрашивает потерпевшего:

- Почему вы не кричали "караул", когда вас грабили?

- Я боялся открыть рот. У меня золотые зубы"

Конкретно к Селиму у меня претензий не было. Вежлив, улыбчив, возле его торговой палатки всегда чистота. А особенно радовало, что он не тащит к себе других своих земляков. Возможно Матвеев его предупредил, что "Эй, брат, давай сюда, помогу устроиться" здесь не прокатит. Сельчане к Селиму относились ровно. Никому и в голову не приходило припоминать ему исторические обиды. Поводов не было. Войска Хромого Тимура до этих мест не доходили, узбекского Ига не существовало. Даже местные ВэДэВэшники, в количестве трёх разновозрастных человек, на Ильин день не гоняли его по посёлку, как это принято в других городах, ограничиваясь оброком в виде арбуза. Это показатель. Значит Селим вписался в Царёвский социум.

СЛУЧАЙ С ГРИБНИКОМ

Понедельник - день тяжёлый. Ну, это для лодырей и пьющих. А так, день как день, а уж если солнечный, да на дворе бабье лето, то совсем неплох.

Утро начиналось по обычному распорядку и ничего не предвещало приключений. Я успел пройтись по посёлку, посидел за бумагами, сочиняя ежедневный, а заодно и месячный отчёт о проделанной работе. Скажу вам - вот где настоящее творчество. Не отписываться нельзя. А в то, что день за днём в Царёво без происшествий никто не поверит. Пожаловался на отчёты Матвееву, а тот посоветовал:

- Сочиняй. Типа пошёл туда "не знаю куда", делал то, "не знаю, что". Только разумное. Всё равно не проверят. В отчётности главное, что? Заполненная графа. Что в ней никто задумываться не будет. Вот когда там пусто начинаются вопросы. А оно тебе надо?

Помаявшись с бумагами до полудня, вернулся домой. Можно было пообедать и в столовой, кстати очень прилично готовят и не дорого, но сегодня у моей хозяйки борщ, а такое пропустить себе дороже. Только успел отобедать, звонит Матвеев:

- Ты где?

- Ещё дома, - отвечаю, - обед у меня.

- Поел?

- Ну, да.

- Тогда давай, ноги в руки и дуй в лес, что сразу за консервным заводом. Там грибник ходит. Сходи, проверь. Если заблудился, то направь его в нужном направлении, а если в поселок рваться начнёт, то хватай его и тащи на оперпункт.

Ничего не понимаю, но принимаю распоряжение начальства к исполнению:

- Слушаюсь.

Вроде бы и всё, но Матвеев спохватывается:

- Да, ты в форме от нашей Нинки-модельерши?

- Ага, - говорю.

- Переодевайся в официальную, в которой в район ездишь. Иначе чужой не поймёт, кто перед ним.

- Хорошо.

Переодеваюсь в форму, приобретённую в военторге. Завидев меня в ней, Семёновна восклицает:

- О! Кто-то чужой к нам пожаловал?

Даже замираю от удивления:

- Откуда знаете?

- Чего б тебе переодеваться ни с того, ни с сего. Ни президент, никакой другой чин, насколько мне известно сегодня к нам не прибывает. Так кто?

- Грибник, - от хозяйки лучше не таить, всё равно узнает, а вот обидеться может.

Ольга Семёновна не удивлена:

- Давненько к нам грибников не захаживало. Всех Кузьмич распугал. Держи там ухо востро, грибник запросто ряженым может быть.

- Шпион, - хмыкаю я.

- Шпион, не шпион, а всякая гадость типа папарацци легко. Только кого им сейчас снимать? - на секунду задумывается Семёновна, - Впрочем им всё равно. Или просто дорожку к нам топчет.