– Может быть, он грустит из-за того, что случилось с садом, – сказала Исмей.

Миновав ангела, дети продолжали путь к дому, но Тармин оглянулся на него еще раз. «Странный он какой-то, этот ангел», – подумал мальчик, но напомнил себе, что это всего лишь статуя. И встряхнул головой, стараясь отогнать тревогу.

Выходя из регулярного сада, Тармин держал Исмей за руку. Вместе они начали подниматься по ступеням главной террасы. Они уже почти дошли до верха, когда Тармин снова оглянулся. Статую под деревом он увидел сразу – издали она казалась силуэтом, но мальчик сразу разглядел, что теперь ангел не плачет, а стоит, подняв голову. И смотрит на него с Исмей.

Тармин так и замер, забыв опустить ногу на очередную ступеньку, но Исмей потянула его за руку, и он пошел дальше. «Это все мое воображение, – на ходу твердил он себе. – Воображение и страх, ничего больше. Статуя как статуя, подумаешь».

Тармин и Исмей вышли на террасу и обнаружили там еще статуи. Они стояли где попало, словно тот, кто их расставил, нимало не заботился о том, как они будут выглядеть. Один ангел плакал, уткнувшись в ладони, другой, подняв голову, пустыми глазами смотрел на детей с противоположного края террасы. Третий спрятался в нише, зато четвертый тянул руки к ним.

– Как странно, – сказала Исмей. – Кто же их тут поставил?

– Не только тут, – отозвался Тармин. И взмахнул рукой. С высокой террасы, где они теперь стояли, открывался вид и на регулярный сад, и на заросшую лужайку, через которые они прошли, и вообще было видно все, от рощицы у одной стены до озера у другой. Несмотря на расстояние, дети прекрасно разглядели, что вся поверхность озера, некогда сверкавшего под лучами солнца, была теперь затянута ряской, а берега заросли травой. И всюду – в траве, под деревьями, вдоль кромки воды – чернели статуи ангелов.

– Как их много, – сказала Исмей. И задрожала, хотя день был не особенно холодный. – Тебе страшно?

Тармин кивнул.

– Давай посмотрим, может быть, нам удастся войти внутрь. Надо забирать поднос и уходить.

И они повернули к дому.

Статуи на террасе за их спинами зашевелились. На этот раз совершенно точно. Ангел, который плакал, теперь глядел прямо на них; тот, что прятался в темной нише, выступил на яркий свет; а тот, что тянул к ним руки, перешел с одной стороны террасы на другую. И оказался прямо перед ними.

Исмей ахнула и тут же прикрыла рот рукой. Тармин схватил ее за другую руку и потянул за собой. Петляя между статуями и стараясь не подходить к ним близко, дети бежали к двери дома. До самого порога Тармин не оборачивался; а когда всё же обернулся, то увидел, что все статуи снова изменили положение и таращат незрячие глаза на них с Исмей.

Исмей уже открывала дверь – каким-то чудом она оказалась не заперта. Дети перевалились через порог внутрь, и Тармин с грохотом захлопнул за собой дверь.

– Эти статуи… – задыхалась Исмей.

– Если они, конечно, статуи, – возразил Тармин.

– Они движутся.

Тармин кивнул. Исмей не ошибалась, хотя странно было то, что они ни разу не видели, чтобы хотя бы одна статуя шевельнулась.

– Похоже, что они делают это, только пока мы не смотрим, – сказал Тармин.

– Мне… – Исмей прикусила губу. – Мне это не нравится.

– Мне тоже, – признался ей Тармин. – Надо найти поднос, а там побежим к стене во все лопатки.

Исмей согласилась.

– Куда нам отсюда идти, как ты думаешь? – сказала она.

Никто из них никогда не бывал в доме раньше. Они стояли в просторном холле, откуда открывались в другие помещения множество дверей, а в конце его на второй этаж вела просторная лестница. Тармин указал на дверь справа.

– Вот, наверное, гостиная, – сказал он. – Стол с подносом всегда стоял напротив окна, по эту сторону от входа.

Тихонько они приоткрыли дверь. Комнату заливал свет, струившийся из немытых окон. Пылинки легким туманом висели в воздухе, при каждом шаге облачками поднимались с ковра на полу. Едва они вошли внутрь, как что-то сверкнуло на столе возле самого окна – это был тот самый серебряный поднос, пыльный и почерневший.

– Вот он! – Исмей метнулась к столу. Она уже тянула руки к подносу, когда ее визг вдруг прорезал комнату.

Тармин тут же подскочил к ней и стал смотреть туда, куда был устремлен ее перепуганный взгляд.

Из окна на них смотрело лицо. Это был ангел, он заглядывал внутрь, прижавшись к стеклу носом. Его рот был широко открыт, из него торчали острые, длинные зубы, лицо искажала гримаса гнева, голода и торжества.

– Бежим, – бросил Тармин. И ухватился за поднос.

Дети дружно попятились, не сводя глаз со смотревшей на них гротескной маски. Тармин обернулся и заметил другую опасность, уже в комнате, – за дверью притаилась еще статуя, которую они, входя, не заметили. Тоже ангел. Исмей, продолжая пятиться, его не видела.

Статуя за дверью протянула к девочке руку. Тармин предупреждающе вскрикнул, и она начала оборачиваться.

Что-то грохнуло за окном, и Тармин повернул голову в ту сторону – ненадолго, всего на миг, но этого оказалось достаточно, – когда он обернулся снова, девочка исчезла.

Ангел стоял перед Тармином один – недвижный, молчаливый, бесстрастный.

– Где она? – завопил на статую Тармин. – Что ты с ней сделал?

Но статуя, разумеется, не ответила.

Когда Тармин позвал Исмей, та в изумлении оглянулась, но мальчика нигде не было. И это была не единственная перемена.

Исмей стояла на том же месте, что и раньше, у двери гостиной, однако вокруг нее все стало другим – мебель новее, ковер ярче. Там, где еще минуту назад лежала пыль и грязь, теперь все сверкало чистотой. Солнечные лучи беспрепятственно проникали сквозь промытое окно в комнату.

– Тармин! – крикнула Исмей. – Тармин, где ты?

Кто-то встал перед ней в дверях гостиной.

Это был не Тармин.

Тармин проскочил мимо статуи и выбежал в холл. Он не понимал, как Исмей успела покинуть комнату за ту долю секунды, пока он отвернулся к окну, но, значит, все же успела, ведь ее нигде не было.

Какой-то звук – негромкий скрежет камнем по дереву – заставил его оглянуться. Та статуя, которая была у двери гостиной, оказалась теперь у него за спиной, со свирепой гримасой на лице она тянула к нему руки. Тармин так и подпрыгнул.

Он ощутил, как на долю секунды что-то холодное сжало его плечо.

И мир вокруг него переменился.

С пола исчезла пыль, с оконных стекол – грязь. Всего миг, а дом опять стал чисто прибранным и уютным.

А еще прямо перед Тармином очутилась Исмей. Рядом с ней стоял пожилой мужчина, он улыбался и кивал так, словно для него здесь не было никаких загадок.

– Тармин, ты здесь! – воскликнула Исмей, подбежала и крепко обняла его.

– Где же еще мне быть? – отвечал он, обнимая ее тоже. Хотя, честно сказать, Тармин и сам уже не очень-то понимал, где он.

Старик повел их в гостиную – там все было точно так же и в то же время совсем иначе, чем еще минуту назад. В окна Тармин и Исмей увидели сад. Дикости и запустению пришел конец – клумбы цвели, фонтан звенел, расчищенные дорожки белели, подстриженная травка шелковилась. А главное, исчезли ангелы, все до единого.

– Вам потребуется время, чтобы привыкнуть, – сказал им старик. – Я, по крайней мере, привыкал не один день.

Жить внутри большого дома, лишь иногда выходя на улицу, вместо того чтобы играть в саду, время от времени забегая внутрь, действительно казалось им поначалу странно, но постепенно Исмей и Тармин привыкли. Им нравилась компания друг друга, а еще они были благодарны старику, который гостеприимно позволил им остаться.

И хотя они никогда так и не узнали, куда подевались ангелы и как они сами попали туда, где они находились теперь, все же они были вполне довольны своей жизнью, – оно и к лучшему, ведь, не зная, что привело их сюда, они не могли найти путь обратно. Так что идти им было некуда.