Командир дал слово, что разберется. Вызвал Галкина. Он, конечно, возмутился:

— Да меня и близко там не было! Вообще не до того: конкурс красоты — вы же видели!

— Туристы тоже кое-что видели — черное сомбреро.

— Ночью все сомбреро черные…

Не успел командир разобраться с Галкиным и атаковавшими лагерь автотуристами, как началось новое нашествие — родителей. Приняв сигнал бедствия от своих голодающих детей, они устремились в лагерь на "Жигулях", "Запорожцах", "Тавриях", набитых провизией.

Студенты, тотчас забыв про конкурс красоты, бросились уничтожать привезенные родителями деликатесы.

Пустовавшие контейнеры за столовой стали быстро заполняться пищевыми отходами: арбузными и дынными корками, куриными костями, огрызками колбасы, консервными банками..

— Я просто боюсь за их желудки, — заволновалась Полина. — После нашего-то вермишелевого супчика каково?

— Точно, добром это не кончится, — поддержала ее Аня.

Командира, судя по всему, беспокоили те же проблемы:

— Не лопайте все подряд, — предупреждал, заглянув в корпус, — расстройства не боитесь?

— Всю жизнь бы так бояться, — хохотали студенты. — Присоединяйтесь к нам, Игорь Павлович! У нас ветчинка югославская и арбуз — на десерт.

— А у нас — дыня. Идите лучше к нам, — весело звали из соседней комнаты.

Во второй половине дня размах студенческого веселья достиг угрожающих размеров.

— Нет, добром это не кончится, — повторила Аня. — Надо их остановить! Пока не поздно…

Вместе они вышли в коридор. Острые запахи домашней кухни, солений, сигаретный дым — ароматы вольной жизни.

Из-за дверей доносился недвусмысленный звон стаканов, развязные возгласы. Полина с Аней постучали в одну из комнат — их не услышали. Переглянувшись, вошли без приглашения.

За сдвинутыми столами, уставленными снедью, теснились ребята и девушки. Комната была украшена цветами, флажками, красочными плакатами, славящими Первомай. Тут же красовались и огромные открытки с нарисованными восьмерками. "Заодно и Международный женский день отмечают", — догадалась Полина.

И почувствовала неуместность их появления на этом раздольном празднике: их просто не замечали — в упор не видели.

— Пошли отсюда, надо посоветоваться с командиром, — Аня утянула Полину из комнаты.

Во втором корпусе — такое же раздольное гульбище. Штаб-квартира оказалась заперта — ни командира, ни комиссара.

Заглянув в несколько комнат, Аня с Полиной наконец их обнаружили — в веселом обществе Галкина — Беспутнова и остальной компании. В бутылках торчали наломанные еловые ветки, плавали в сигаретном дыму свисающие с потолка бумажные снежинки — явно праздновался Новый год.

Игорь Павлович о чем-то оживленно разговаривал с Зоей Мироновой. В тот момент, когда вошли Полина с Аней, Зоя тянула губами из пачки сигарету, Игорь Павлович весело щелкнул зажигалкой, отчаянно высекая искры. Нефертити, зажатая между Галкиным и Беспутновым, разливала чай.

"И медперсонал здесь, — отметила присутствие Кати Родниной. — На случай, если понадобится "скорая помощь"?

В самом конце стола, отдельно от других, скучал Александр Витальевич — он, судя по всему, чувствовал себя не совсем уютно в этой компании. "И чего сидит? — удивилась про себя Полина. — Из солидарности с командиром?"

Первым их заметил Игорь Павлович:

— У-у, кто пришел! Анна Ивановна! Полина Васильевна! Давайте к столу: руководители должны быть со своим народом.

— Да здравствуют аппарат и демократия!

— Садитесь! Вот сюда, — радушно приглашали студенты, освобождая место за столом.

— Спасибо! — сухо поблагодарила Аня, — но Полина Васильевна плохо себя чувствует, ей надо лечь…

Полина еле поспевала за ней.

— Нет, что творится-то? Что творится! До чего докатились, а? — гневно обвиняла Аня, не сбавляя шагу. — До чего же доводит это панибратство? Командир называется!

— Может, у него не оставалось выбора, — пыталась защитить Игоря Павловича Полина, — как еще следить за порядком?

— Только обнимая студенток, как же еще?! Надо же опуститься до такого уровня! Чтобы со студентами! С плебсом…

— Неправда: Мироновы дворянских кровей, — шуткой пыталась утихомирить разбушевавшуюся Аню.

Но она плохо воспринимала юмор:

— Куда мы идем? Нет, ответьте, Полина Васильевна: куда? Если уж руководители черт знает что себе позволяют!..

Полина и в самом деле чувствовала себя неважно и, придя к себе, тут же легла в постель, приняв еще одну таблетку аспирина. Сквозь первый некрепкий сон ей послышалось, что кто-то тихо плачет. Аня? Хотела встать, но тут ее сморило, и она уже ничего не слышала.

Проснувшись среди ночи, почувствовала какую-то странную пустоту в комнате. Подняла голову — так и есть: Анина постель смята, но не разобрана, видно, еще не ложилась. Где же она? Что-то подсказывало, что не у командира.

Накинув поверх ночной рубашки Анин серебристый дождевик, вышла на улицу. Светила луна, выстелив мягким голубоватым светом спящий лагерь.

Обошла корпус, никого не встретив. Хотела уже возвращаться — ночной ветерок легко проникал под тонкий дождевик и ситцевую рубашку.

Но тут заметила женский силуэт, смутно проступающий на фоне берез за мужским корпусом.

Аня, вытянувшись в струнку на каком-то ржавом, поставленном вверх дном ведре, застыла мрачным изваянием перед полуосвещенным окном штаб-квартиры.

— Анечка! — окликнула ее Полина. — Ты что тут делаешь?

Аня вздрогнула, чуть не свалилась с ведра. Но все же устояла.

— Тс-с! Полина Васильевна. Я хочу видеть, кто там с ним.

— Да никого там нет! Успокойся, Аня, пойдем спать.

— Нет, есть! У него там кто-то есть — видите тени?

— Не вижу, тебе показалось. Это — от деревьев, не придумывай!

С трудом стащила Аню вниз, увела в корпус. Она дрожала еще больше Полины.

— Сейчас чаю вскипячу. Ложись.

Аня не сопротивлялась, послушно дала напоить себя чаем, уложить в постель.

Полина уснула только тогда, когда Анино дыхание стало ровным.

Воскресное утро выдалось тихим — было слышно, как лениво шуршит засыхающими листьями береза за окном. Мутное солнце сонно просвечивало сквозь туман — день обещал быть ясным.

Полина привычно вскочила с постели: проспала! Но в корпусе стояла глубокая тишина Вспомнив вчерашний день, подумала, что отряд и сегодня может не выйти на работу хотя это воскресенье было заранее объявлено "черным".

Как быть? "Надо посоветоваться с командиром", — улыбнулась, глядя на спящую Аню.

Вставать, естественно, не хотелось, к тому же болела голова и слегка знобило — ночная прогулка явно не прошла даром. "Что мне, больше всех надо?" — подумала, снова нырнув под одеяло.

Когда, окончательно проснувшись, Полина вышла в яркий солнечный день, ей показалось, что все уехали в поле. Но увидела на дальней скамейке комиссара и Аню, мирно загорающих на солнце, и поняла, что студенты еще просто-напросто спят.

У ворот командир с мрачным видом выслушивал разгневанного директора; каждую фразу Дормир сопровождал резким движением ладони — словно дрова колол. Потом повернулся к командиру спиной, сердито хлопнул дверцей "газика" и умчался прочь.

Аня, увидев идущего к ним командира, вскочила с лавочки и, схватив Александра Витальевича за руку, потянула его в противоположную сторону.

Игорь Павлович растерянно смотрел им вслед. "А что, они неплохо смотрятся", — подумала Полина. Но радости от своего нечаянного открытия почему-то не испытала.

— Ну, что будем делать? — подошел к ней Игорь Павлович. — Народ все еще бастует.

Полина глянула на невыспавшееся, небритое лицо командира и с неожиданной для самой себя резкостью ответила:

— Вы командир, вы и решайте.

По пути к себе завернула к Кате Родниной — взять тройчатку от головной боли. Кабинет оказался заперт. Полина, постучав на всякий случай, пошла было восвояси, но услышала за дверью легкое движение и остановилась.