— Придется на буксир брать, — улыбнулся Александр Витальевич, взяв Полину за руку и потащив вперед. — Ой, руки какие холодные! Замерзли?
"А у него сильная рука, — удивилась Полина. — Сам вроде хрупкий, а рука — крепкая, мужская".
Ее озябшие пальцы быстро согрелись в его теплой ладони.
— Поворачиваем к дороге, Александр Витальевич! Иначе мы до утра отсюда не выберемся.
Вспухшие жилы борозд тянулись далеко-далеко, до самой станции, отмеченной жидкой цепочкой фонарей.
Картошка, судя по всему, вырыта здесь уже давно: разбросанные по всему полю картофельные пирамиды, добела отмытые дождями, зловеще проступают сквозь тьму, напоминая черепа на известной картине Верещагина.
— А ведь это безобразие кому-то выгодно. — Александр Витальевич кивнул на обреченные гнить в кучах клубни.
— Мне, например, — улыбнулась Полина, с удовольствием выбираясь на дорогу — тоже не бог весть какую, но все же не такую вязкую, как поле. — Я тут с удовольствием отдыхаю: от бесконечных заседаний, от занятий и, стыдно признаться, — от домашних дел. Безобразия, Александр Витальевич, всегда кому-то выгодны, так ведь?
— Ну, — осторожно согласился комиссар, не выпуская ее руки.
— И у студентов кругозор расширится. Так называемое наглядное обучение, — высвободив руку, махнула в сторону тускло белеющих картофельных пирамид.
— Да, "Полный вперед!", студенты правы, — поправив на плечах бушлат, нерешительно глянул на Полину.
— Ох, как станция еще далеко, — вздохнула Полина и быстро зашагала в сторону фонарей, просеянными зернами вкрапленных в темноту.
Опять наступила долгая пауза.
— А насчет образования вы совершенно правы, Александр Витальевич.
— Нет его у нас. Нет, мы школы новой не создали, и нового человека не воспитали…
— Новое, новое, — ворчливо повторил Александр Витальевич, с трудом включаясь в разговор. — Новая программа, новая школа… Будто старая гимназия так уж плохо учила. Или лицей. Помните, кого он выпускал?
— Сейчас на некоторых школах тоже дощечки прибили: "Лицей", — усмехнулась Полина. — А вы знаете, что бабушка наших Мироновых из рода Мурашевых? Декабристы то есть.
— Нет, не знаю. Нефертити, ну надо же! Впрочем, что-то в ней есть. В Зое, правда, больше, но и в Тане… Новое поколение? Да, — вернулся к своей мысли Александр Витальевич, — мы так упорно ищем новое — словно какой-то клад, который сразу нас обогатит, решит все проблемы.
— А что? Я где-то читала, что под обломками храма Христа Спасителя действительно обнаружили клад. Только там не написано, куда эти сокровища дели.
— На проект "Дворца Советов", куда ж еще! — в тон ей ответил Александр Витальевич. — Или какой-нибудь другой проект. А вы говорите — три поколения! Теперь, пожалуй, и в десятом утерянное не восстановишь…
"Какой я ему кажусь, должно быть, занудой", — вдруг подумала Полина.
— Хотите смешной случай из нашей практики? Мне рассказывала приятельница, она ведет английский в техвузе, принесла выпускникам-англоязычникам тест на… незнакомом немецком. Сказала, что — на английском, дала задание: прочесть, перевести, выделив основную мысль. Студенты мучились с полчаса, потом сдались: "Много незнакомых слов…"
— Подумаешь, не могли отличить английский текст от немецкого! Технари все же, — снисходительно защищал Александр Витальевич. — А вот один мой приятель из МГК рассказывал, как одна из его коллег принимала зачет у студентов… знаете где? Нет, не угадали: в ломбарде. А что — там ведь огромные очереди. В целях экономии времени, так сказать. Вот. Интенсификация учебного процесса.
— Да, намудрили мы с этой интенсификацией, — покачала головой Полина. — Как ни дергай морковку за хвостик, быстрей не вырастет.
Он вдруг споткнулся, угодив ногой в какую-то яму.
— Осторожно, — вскрикнула Полина, подхватывая свалившийся с его плеч тяжелый бушлат.
— Не хватало производственную травму тут схлопотать! — рассмеялся Александр Витальевич, принимая бушлат.
Он задержал на ней свой взгляд, и Полина, вспыхнув, отвернулась.
— Это — "за дальний поход"? — кивнула на приколотый к бушлату значок.
— Да, за экватор ходили, было дело, — Александр Витальевич вновь набросил бушлат на плечи. — А знаете, какая там жара? Все матросы только на "Огуречной палубе" и спасались. Там огурцы хранят, поэтому так и прозвали. Но все равно дико жарко! Нас всех хоть выкручивай — пот в десять ручьев… Да, всякое бывало: море есть море…
А еще я любил слушать морзянку. Сидишь в рубке и ловишь. Веселый такой отбой. По звуку уже знал, с какого корабля идут сигналы — с французского, американского или арабского… Ой, что-то я разговорился, — спохватился он.
— Я тоже скучаю без аудитории. Это профессиональное…
Оправдав, как она считала, комиссара в его собственных глазах, Полина снова замолчала.
"Интересно, мои ждут звонка или нет? Дашка, конечно, уже вернулась из секции. А Володя? Дома или нет?"
В небе полыхнула молния, вспоров крутую мглу. Над головой на миг озарились рваные клочья облаков, и тут же снова сомкнулась темь. Еще через мгновение просыпались тугие тяжелые раскаты.
Полина вздрогнула. Удар грома, так неожиданно ворвавшийся в ее мысли о доме, был, конечно, знаком. Только чего?
— Вас тут подожду? — предложил Александр Витальевич, усаживаясь на скамейку перед почтой.
Полина поспешила к окошку междугородной. "Все же следовало прийти сюда одной", — подумала, подавая заказ. Ею овладело вдруг непонятное беспокойство. Почему-то казалось, что на ее звонок никто сейчас не ответит.
Но трубку почти тут же подняли. Услышав сонный Дашкин голос, Полина тут же успокоилась.
Володя тоже оказался дома, уговаривал ее быстрее заканчивать свою "картофельную эпопею" и возвращаться в Москву.
"Вот странно, — удивилась Полина, выходя на улицу. — Все в порядке…"
На обратном пути тоже повезло: успели на последний автобус.
Когда сошли на своей остановке, Александр Витальевич попросил:
— Погуляем, а, Полина Васильевна? Куда вы все время так торопитесь?
— Так ведь дождь! Ух и хлынет сейчас! Надо поднажать…
В воротах столкнулись с рыжим парнем. Подняв воротник щегольской кооперативной куртки, парень воровато проскочил мимо Полины и комиссара и дунул к шоссе.
— Тот самый, что с Галкиным на дискотеке подрался. Я его уже видела сегодня.
— Да, командир прав: узнали дорожку, — вздохнул Александр Витальевич, придерживая для Полины тяжелую створку ворот. — Интересно, к кому это он?
Пройдя за ворота, остановился:
— Да совсем нет дождя, так, отдельные капли. Может, все же погуляем? Воздух-то какой, чувствуете?
Воздух и в самом деле был великолепный. От леса потянуло свежестью, запахом поздних ромашек и почему-то клубникой. Александр Витальевич сбросил бушлат и поднял над их головами.
Редкие капли глухо ударяли о плотную материю.
— Хороший зонт. Только тяжелый — долго не продержите. — И, попрощавшись с комиссаром, направилась к своему корпусу.
Все это было — и дождь, пахнущий ромашками, и веселый перестук упругих струй. У Александра Витальевича, конечно, — тоже. Было, было…
Правда, размазанная по полям влажная чернота совсем не похожа на жгучую, пахнущую полынью и морем, наполненную сладко-трескучими песнями цикад, смоляно сверкающую темь, каждые сутки заглатывающую их тихий курортный поселок.
Володя почти каждый вечер ездил на рыбалку — на какую-то речку, то ли озеро, час с небольшим на автобусе, — и возвращался, когда она уже спала.
После той истории с лифтом он стал не в меру замкнутым, сосредоточенным. Словно решал в уме сложное уравнение. "Не буду мешать", — решила Полина и делала вид, что ничего не замечает. И жалела: зря не уехала с Дашкой.
Та женщина приходила еще не раз в их санаторий. И всегда в сопровождении одного и того же отдыхающего. Полине было больно смотреть в это время на Володю: обычная сдержанность его оставляла, выражение лица становилось беспомощным и жалким. Прежде, когда они встречали женщину одну в поселке, Володя даже не глядел в ее сторону. А тут стал здороваться. Что ж, успокаивала себя Полина, двухминутное пребывание в лифте вполне сойдет за официальное знакомство. Но интонация, с какой он произносил это "здрассте", просящее, чуть ли не подобострастное выражение, с каким ловил ее взгляд!..
