За импровизированной завесой, у стола сидело двое парней. Они курили и играли в компьютерную игру на потрепанном ноутбуке, а когда надоедало играть, выпивали, закусывали и смотрели на том же ноутбуке фильмы DVD.

На столе стояла початая бутылка клюквенной водки и лежала закуска: шпроты, пучок зеленого лука, порезанный лимон, плитка шоколада, хлеб. Под столом валялась медицинская коробка с ампулами и шприцами. Рядом, на табуретке, лежал начищенный пистолет-пулемет системы «Бизон».

Подняв красные от компьютера и табачного дыма глаза, один из парней фыркнул:

– Миха, если ты, елы-палы, так же вяло будешь разных отморозков гасить, как этого гребаного монстра гасишь, то тебя начальство скоро с работы попрет! Ты посмотри, он тебя сейчас замочит! Убегай, тебе говорю! Кретин! Все… Он тебя замочил.

Миха устало отвалился на спинку стула и захлопнул ноутбук:

– Причем тут отморозки? Ты че наезжаешь, Дрюня? Ты че, не видишь, что у него уровень выше моего? Там, блин, надо посидеть, пару тестов сделать, я его уровня достигну, и мы этого монстра шлепнем. Вот тебе и вся война!

– Не знаю, кого мы шлепнем, но мы с этой гребаной игрой время укола уже прошлепали. Пора ей вмазать, а то проснется. Доставай шприц, медбрат, елы-палы. Вколешь и можешь уезжать.

– Да, пора. Как раз приеду на базу, с охраной пожрать успею. А то у них потом кухня закрывается, и соси лапу. Чего это они всех стягивают?

– Говорят, из-за Жана. Давно такого не было, почти со всех точек снимают людей. Зато я тут поразвлекаюсь, – парень засмеялся и сально покосился на занавеску.

– Не трогай ее, – предупредил Миха. – Это не по инструкции. Сказано ведь «сохранять в хорошем состоянии».

– А кто узнает? Она не вспомнит, она спит. Ты же не сдашь? А?

– Смотри. Пеняй потом на себя. Тем более, она ведь это… монахиня.

– Я не суеверный! Завидно, что ли? – спаясничал Дрюня.

– Иди ты! Вон лучше в лесу ворон постреляй. Ствол я, кстати, тебе оставляю, мне сказано приезжать без оружия.

Более двух недель для инокини Неониллы продолжалась такая полуобморочная жизнь. Ей казалось, что она видит страшный сон и не может проснуться. Она пыталась силой воли прекратить сон, но не получалось. Потом вспоминала, что это не сон, отчаянно молилась, но не могла удержать внимания, как вообще не могла сосредоточенно думать о чем-либо. Периодически она видела нависающий силуэт мужчины, чувствовала, как жгутом перетягивают руку и делают укол в вену, но сопротивляться не было сил. Очередной прилив слабости накрывал ее мутной волной, и она проваливалась в забытье. Время от времени ей вливали в рот что-то съедобное, хотя есть совсем не хотелось, иногда выводили под руки в уборную. Неонилла с трудом вспоминала, как она попала в это место. Ей чудилось, что прошли столетия.

Пробиваясь через нудный монотонный шум в голове, до инокини донесся мужской голос. Она не разобрала всей фразы, но отчетливо услышало одно слово: «Война».

«Война? Почему война?» – судорожно пыталась понять Неонилла. И вдруг ей показалось все совершенно ясным. «Ах, да, война», – успокоилась она. Ее безжизненно свесившаяся рука ожила и сжалась в кулак…

Небольшой одноэтажный дом из белого кирпича, в котором все это происходило, утопал в зелени. Сладкий белый налив оттягивал ветви яблонь. Вдоль деревянного забора крупными розовыми шарами цвели пионы. На грядках зеленели лук и укроп.

Жители подмосковного поселка Жаворонки и подумать не могли, что в доме, купленном недавно какими-то москвичами, находится заложница.

* * *

«Серый человек» достал из портфеля диск, вставил в компьютер, стоявший на столе, и обратился к сидевшему в кресле пожилому мужчине:

– Здесь, Антон Петрович, видеосюжеты о приезде объекта в Москву, его встрече со знакомыми. Кликните на «Просмотр».

Пожилой неуверенно подвигал «мышкой»:

– Остаюсь тенью прошлого века. Сколько ни стараюсь освоить, у меня внутри все протестует против этих ваших компьютерных новинок. Помогите. Куда тут нажимать? Кажется, я что-то не так сделал…

– Ну что вы, Антон Петрович! Все правильно, просто нужно подождать, сейчас появится изображение. Ага, вот, смотрите… Он выходит из здания аэропорта. Колонна тронулась. Так. А это уже на месте. Тут плохое качество съемки, света не хватало, но видно. Это он стоит перед компанией, отчитывается.

– Его не узнать! Преобразился. Поп-толоконный лоб. Но здорово они его! – усмехнулся пожилой. – Стоит, как школьник у директора на ковре. Молчит?

– Да, почти все время молчал.

– Партизан, – опять усмехнулся пожилой.

– Требовал выдать заложницу.

– Очень хорошо.

Они досмотрели сюжет, и «серый» спросил:

– Какие-нибудь замечания? Корректировка?

– Где объект сейчас?

– В Преображенской церкви на Волоколамском шоссе в Тушинском районе. Посещение незапланированное. Видимо, решил в церкви поискать выход из своей безвыходной ситуации. И потом я уточнил, сегодня в храмах важное богослужение, относящееся к завтрашнему празднику Преображения.

– Преображение – это когда яблоки святой водой кропят?

– Так точно.

– Что ж? В корректировке необходимости нет, действуйте по плану, – сказал пожилой. – Не волнуйтесь, друг мой, – пожурил он «серого». – Понимаю, вы разрабатываете это дело не один год, и сейчас предстоит последний аккорд. Но сыграть нужно красиво, чтобы аккорд прозвучал душещипательно и в то же время победоносно! Королю объявляется пат, всем остальным фигурам – мат. Одним ударом решаем две задачи. – Он помолчал. – Мы ведем эту войну и рискуем не ради денег или славы. Сами знаете, что стоит на кону. Так что вперед – обдуманно и хладнокровно.

Глава восьмая

СИНИЛЬГА

Сколько лет прошло, всё о том же гудят провода,

всё того же ждут самолёты.

Девочка с глазами из самого синего льда

тает под огнём пулемёта.

Должен же растаять хоть кто-то.

(«Сплин»)

Синильга сидела дома у компьютера и что-то тихонько напевала. Время от времени она брала из пиалы орешек в глазури, сладко жмурясь, клала его в рот и, разжевав, запивала молочным коктейлем. В соседней комнате работал канал русского телевидения, в который раз показывали «Бригаду». Синильга знала фильм почти наизусть и потому не смотрела, а увлеченно занималась своей электронной почтой.

Она выглядела лет на двадцать семь, хотя в действительности ей было несколько больше. Это была яркая молодая женщина: черные волосы, сплетенные в длинную тугую косу, большие иконописные глаза синего цвета, тонкий нос с чуть заметной изящной горбинкой, стройная фигура, высокий рост.

Синильгой назвал ее отец, которому очень нравилось это имя героини Шишкова из «Угрюм-реки». К тому же он был, как и полагалось научной интеллигенции семидесятых, походником, горнолыжником и альпинистом, а у костров в то время под гитару часто исполнялась песня про Синильгу, где были такие слова:

Росу голубую склевала синица,

над южным болотом струится рассвет.

Мы снова уходим, и снова Синильга

берёзовой веточкой машет нам вслед…

Другой причиной, определившей выбор имени, был необычно синий цвет глаз новорожденной. Думали, что глаза изменят цвет, когда девочка подрастет, но этого не произошло, только оттенок стал меняться при разном освещении. Обычно глаза Синильги отливали фиолетовым, при ярком солнечном свете переливались сиреневыми тонами, а в полутьме цвет глаз был иссине-сапфировым.

Родные и друзья сокращенно звали Синильгу – Илей, Иличкой. Родилась она в Ленинграде (хотя в их семье даже в советское время город предпочитали именовать Питером). До перестройки отец Синильги работал в конструкторском бюро одного научно-исследовательского института, а мать преподавала английский в Ленинградском университете.