То, что это было так, показывают послания Павла. Компромисс, к которому пришли, как представляет дело Павел, на Апостольском соборе три «столпа» ― Иаков, Кифа и Иоанн ― с одной стороны, и он сам и Варнава, с другой: «нам к язычникам, а им ― к обрезанным» (

, Гал 2:9), был основан на признании того факта, что уже и до того Павлу и Варнаве была поручена проповедь Евангелия «необрезанным», а Петру ― проповедь его «обрезанным», в том числе и за пределами Палестины ^{179}. Это соглашение показывает, что Петр уже считался наиболее удачливым проповедником нового учения своему народу, и этот образ подтверждается сообщениями Деян 2 ― 5 и 9:32–43 для Иудеи, а также Мк и Мф с их метафорой «ловец человеков» ^{180}. Ему особым образом была доверена  («миссия к обрезанию», Гал 2:8). Вполне вероятно, что после своего бегства из Иерусалима в 42/43 г. по P.X. он не без успеха проповедовал иудеям и вне Палестины. Ближе всего находилась Сирия, где проживала значительная часть еврейской диаспоры, но нельзя исключить, что он бывал и в других областях и даже, быть может, приезжал уже в это время в Рим ^{181}. Согласованное на Апостольском соборе разделение миссий к иудеям и к язычникам оказалось, однако, нереализуемым на практике за пределами Палестины, тем более что «язычники» первоначально были в подавляющем большинстве «боящимися Бога», тесно связанными с синагогой и потому более или менее близкими к иудейству. И Павел в каждом новом для него месте приходит в первую очередь в синагогу именно потому, что там он мог обращаться к «боящимся Бога», которые по своему правовому статусу были еще необрезанными «язычниками» ^{182}. Удивительно, насколько последовательно исходит Павел в своих посланиях из предпосылок иудейской традиции и экзегезы. Без предварительного ветхозаветно-иудейского образования большинства своих слушателей (полученного, например, через синагогальные проповеди) Павел не мог бы донести до них своего благовестия ни устно, ни через послания. И наоборот, Петр за пределами земли Израиля volens nolens был всегда также и «апостолом язычников», так как тамошние общины были смешанными и проводили совместные богослужения, так что на практике было невозможно провести строгого персонального разделения между иудео- и языкохристианами, какое предусматривало постановление Апостольского собора. Это обстоятельство было известно Луке, и потому в Деяниях миссия к язычникам учреждается относительно рано, причем происходит это в проповеди Петра «боящемуся Бога» сотнику (центуриону) Корнилию (Корнелию) в Кесарии, однако после этого Петр исключается из описания миссии к язычникам. С другой стороны, вопреки автобиографическим данным Павла, а также и вопреки всякой исторической вероятности ^{183}, «эллинисты» и Павел обращаются к язычникам в Антиохии лишь после того, как Петр получил для этого «зеленый свет» в истории с Корнилием ^{184}. Быть может, впоследствии сторонники Петра, основываясь на рассказе о Корнилии, видели в Петре настоящего «основателя» миссии к язычникам ^{185}.

5.2. Конфликт с Павлом в Антиохии

Церкви вне Иудеи все больше становились смешанными общинами, в которых постепенно увеличивалось число «языкохристиан», хотя руководство, как правило, еще долгое время оставалось «иудеохристианским». Антиохийская ссора между Петром (и Варнавой), с одной стороны, и Павлом, с другой (Гал 2:11–21), последствия которой часто недооценивают, продемонстрировала невозможность придерживаться соглашения о разделении сфер миссии в общинах за пределами населенной иудеями части Палестины (Гал 2:7–9). Слишком много проблем осталось неразрешенными на Апостольском соборе: совместные трапезы с «язычниками» и связанная с ними опасность вкушения идоложертвенного мяса, вина для возлияний языческим богам и прочего «нечистого». По меньшей мере, для той части палестинских иудеохристиан, которые сохранили верность закону, было трудно принять Иерусалимское соглашение без дальнейших уточнений.

Вызванный антиохийским конфликтом стойкий разрыв между двумя главными миссионерами произошел, по-видимому, спустя несколько лет после Апостольского собора между т. н. «вторым» и «третьим миссионерским путешествием», т. е. приблизительно в 52/53 гг. Лука сознательно рассказывает в Деян 18:22 сл. о пребывании Павла в Антиохии перед «третьим» путешествием так, как будто во время него ничего не произошло. Эта загадочная краткость связана с тем, что Лука не желает сообщать о споре в соответствии с общей тенденцией своего произведения. Во всяком случае, во второй части своего описания раннехристианской миссии он знает намного больше, чем сообщает, так как не рассказывает ничего неприятного для «достопочтенного Феофила». Как негативно могло повлиять на античных читателей описание ссоры между Петром и Павлом, показывают презрительные насмешки, которыми реагируют главные критики христианства на сообщение Павла в Гал 2:11 слл. Порфирий говорит о «мальчишеской ссоре», о которой Павел «хвастливо написал (…), воспылав завистью к успехам Петра», а языческий философ Макарий Магнет и Юлиан Отступник делали из этого конфликта вывод о сомнительных моральных качествах Петра ^{186}.

Уже расставание с Варнавой (Деян 15:39) указывает на некоторое напряжение между двумя миссионерами, которые прежде были спутниками, и может быть одним из объяснений того, почему и Варнава (по Гал 2:13) примкнул к Петру и другим антиохийским иудеохристианам. И то, что Павел в своем третьем миссионерском путешествии не брал себе более спутников из Иерусалима, а Лука и послания больше ничего не сообщают о контактах с Антиохией, подтверждает такую (позднюю) датировку конфликта.

Сложность с изображением конфликта в Гал 2:11 слл. в том, что здесь отражена только позиция Павла ― причем односторонне и преувеличенно, и именно протестантская экзегеза слишком легко осуждает не только богословски, но и морально именно Петра, а Петр, также определенно имевший основания для своего поведения, уже не может защититься от упреков. Не следовало бы приписывать ему простую «трусость», хотя глагольную форму 

(Гал 2:12), «стал отходить», можно было бы полемически истолковать в смысле «трусливо отступать» ^{187}. Вполне понятно и то, почему Павел реагировал так резко и назвал поведение Петра «заслуживающим проклятия» (2:11: ). По мнению Павла, Петр своим поведением сам себя «осудил», ибо теперь приходилось опасаться, что еще не укрепившиеся в вере языкохристиане станут считать, ввиду требуемого посланцами Иакова разделения при праздновании евхаристии, выглядевшей как настоящий пир ^{188}, соблюдение предписаний иудейского закона (обрезания, заповедей чистоты и пищевых запретов) «спасительным» или по меньшей мере «полезным для спасения», что поставит под вопрос «оправдание одной верою во Христа» ^{189}. Резкое осуждение Павлом «лицемерия» Петра и антиохийских иудеохристиан ^{190}, включая Варнаву ^{191}, уступивших требованию посланцев из Иерусалима, основывается на том, что они были движимы страхом перед этими посланцами ^{192} и действовали против собственных убеждений. Этим они могли побудить языкохристиан, большинство которых принадлежало прежде к «боящимся Бога», все же признать за «делами закона» некоторое спасительное значение. С точки зрения Павла, речь шла о «принуждении», а значит, одновременно и о смущении совести антиохийских языкохристиан. Поэтому Павел бросает Петру гневный упрек в том, что тот, внезапно изменив свое отношение к совместным трапезам, «принуждает» языкохристиан «жить по-иудейски» ^{193}, более того, он разоблачает сам себя именно тем, что вновь возводит те стены, которые сам сломал, признавая себя преступившим (Гал 2:18: ) закон, и возникает опасность, что Христа сочтут «служителем греха» (2:17: ). В действительности же, говорит Павел, благодаря искупительной смерти Христа закон окончательно утратил свое значение как путь спасения: «Законом я умер для закона, чтобы жить для Бога. Я сораспялся Христу». Поэтому атаку Павла на Петра и других иудеохристиан ни в коем случае нельзя считать просто «укором», как это делает О. Кульман ^{194}. В спорном вопросе о спасительном значении закона Павел, по Гал 2:3–5, нимало не уступил еще на Апостольском соборе в Иерусалиме, а потому отказался от обрезания Тита. Уже двукратная «анафема» в первых стихах Послания к Галатам (1:8 сл.) показывает, что он и в будущем не думал отступать от своей позиции ни на шаг.