— Пощади его, умоляю! — прокричала Анна, подбегая к ним в тот миг, когда граф занес руку для решающего удара.

На секунду вампир замер, обратив на нее взгляд, полный невысказанной боли.

— «Что ж, ты сделала свой выбор, принцесса», — его голос в ее голове прозвучал, как отчаянный крик.

Этого секундного промедления было достаточно для того, чтобы сверкнувшее остриё копья достигло своей цели, пронзая мягкую плоть. Кровь хлынула из разорванной раны, обагрив каменные плиты. Удар был фатальный: не оставляющий ни надежды, ни ненависти в сердцах, только боль, которая заполнила собой пустоту. В этот миг всю округу озарила яркая молния, и ангел смерти спустился на черных крыльях на землю, раскрывая свои объятия для еще одной измученной страданиями души. Даже небеса скорбели об этой утрате, которая положила конец войне, длившейся столетия, проливая ледяные слезы над мрачным замком.

— Анна! — в один голос вскричали бывшие друзья.

Дракула подхватил девушку на руки, оседая с ней на каменные плиты. Он слышал, как замедляются удары ее сердца, как с каждой каплей крови из ее тела уходит жизнь, видел слезы, стекающие по ее щекам.

— Зачем? Зачем ты встала между нами? — прохрипел граф.

— Я сделала свой выбор, кто-то ведь должен положить конец этой войне. Довольно крови, пришло время похоронить эту ненависть, — прошептала она.

— Она бы и так закончилась с моей смертью. Почему ты спасла меня?

— Потому что полюбила, — проговорила она.

Подле них на колени опустился Ван Хелсинг, заключив холодную руку принцессы в свою ладонь.

— Прости меня, я… — прошептал он, касаясь губами тоненьких пальчиков.

Анна нашла в себе силы лишь слабо улыбнуться, сжимая его руку перед тем, как потеряла сознание. Дракула сильнее прижал девушку к себе, пытаясь поймать последние удары ее сердца. В тот миг казалось, будто их души слились воедино: мужчина чувствовал ее боль, ее страх, ее желание жить. Чувствовал, как из последних сил принцесса цеплялась за жизнь, выторговывая у смерти каждый вздох, наполненный нестерпимой мукой. Она умирала, и он умирал вместе с ней, переходя незримую грань между земной жизнью и загробной, но даже в смерти они не могли быть едины, ибо он был обречен коротать вечность в одиночестве, меж двух миров, не имея возможности разделить с любимой ни один из них. Вечный изгнанник — его нескончаемое проклятие, которое теперь как никогда давило на его плечи, заставляя желать простой человеческой доли: уйти вслед за женщиной, которая смогла изменить его мрачное существование, или жить надеждой, встретиться с ней спустя годы в райских садах.

— А ты ведь можешь спасти ее, — раздался знакомый голос в его голове. — Если твоя любовь сильна, подари ей новую жизнь, проведи сквозь врата смерти к жизни во тьме. Всего один укус — и вы сможете разделить вечность в объятиях друг друга.

— Она не желала этой доли, — ответил он, пытаясь подавить рождающуюся в сердце надежду.

— Ты предпочитаешь дать ей умереть? — не унимался тот.

— Моя жизнь — это не жизнь вовсе, это проклятие, одиночество и непрекращающаяся жажда крови. Я не позволю ей вступить в мир, полный безудержного огня; мой поцелуй лишит ее света, и день станет запретным для нее, а она заслуживает рая.

— Ее душе не место в раю, она не исполнила священную клятву. Чистилище или ад станут ее вечными пристанищами.

— Нет, я дам ей умереть, и пусть Господь примет ее в свои владенья, — прошептал он, касаясь ее губ.

Но Дракула был не столь уж отличен от других людей, как ему казалось: в час, когда хрупкая надежда покидает душу, даже убежденные атеисты покорно склоняют голову в молитве, прося небеса проявить милосердие. Так же и бессмертный вампир приклонился пред силой, превосходящей любую другую, прося Господа явить высшую милость. Он не помнил молитв, не помнил церковных канонов, но молил Всевышнего с неистовостью священника, свершившего не богоугодное деяние, прося не за себя, а за девушку, ставшую ему дороже всего.

— Господи, спаси ее, вся вина за случившееся лежит на мне, забери мое бессмертие, мою жизнь, мою силу. Отправь мою душу в самые глубины ада, где она будет держать ответ за все грехи, что я совершил, только прошу, яви свою милость. Спаси ее, — шептал он, прижимая тело девушки к своей груди.

За спиной послышалось монотонное бормотание Карла, читающего на латыни заупокойную молитву, осеняя девушку крестом; заунывно вторящее ему пение дождя, барабанившего по крыше; и сбивчивое дыхание Ван Хелсинга, по-прежнему державшего потяжелевшую руку Анны.

— Забери меня, это мой грех, Господи, — вскричал он, поднимая к небесам глаза, но как ни старался, не мог найти ни единого знака.

Жизнь любимой женщины утекала сквозь его пальцы, как вода, а он бессильно взирал на происходящее, решив до конца быть верным своему решению, не обращая принцессу в вампира против ее желания.

— Прости меня, Анна! Я отпускаю тебя, — проговорил он, склонившись к ее уху.

***

В миг этот время отступило, и капли в небесах застыли, биение всех сердец остановилось, и ангелы в божественном сиянии явились, прокладывая лестницу из света, что была в писании воспета. Раздался звук сладкоголосых труб, псалмы священные срывались с губ, возвестив о появлении Творца, спустившегося из небесного дворца в сопровождении немалой свиты, которая была ему защитой.

Ступив на каменные плиты, он ближе подошел к убитой, щеки ее коснулся своей дланью, застывшую слезу стирая нежной тканью. Затем обвел спокойным взглядом снежный двор, на склепе родовом остановив свой взор, где во тьме у кромки леса копошились злые бесы, открывая двери ада сатанинскому отряду. Пламя вырвалось из бездны сквозь трещины ворот железных, разнёсся по округе запах гари, из подземелия полезли твари, а следом появился темный князь, копытами ступая в грязь.

— Долго собираешься стоять в тени? Сегодня мы с тобою не одни. Я пришел с небесной ратью…

— Ну а я — с подземной знатью. Здесь Иуда, Нерон, Брут — в аду они все спины гнут, желая вырваться наружу, их души мне веками служат. Раз ты явился не один, мой светлейший господин, решил и я вооружиться, коль вновь придется нам сразиться. Стоят за мною души тех, кто совершил постыдный грех: предатели, насильники и воры, убийцы, что чинят везде раздоры. Со мною и еретики, что от веры далеки, клятвопреступники, прелюбодеи и все известные злодеи, что горят в пещерах ада, задыхаясь от густого смрада.

— Забыта мной вражда былая, у моего прихода цель иная. Пора закончить наш с тобою спор, готов я огласить свой приговор. Смирение — присущая лишь вере добродетель, всему произошедшему ты был свидетель. Он покорился своей доле и подчинился моей воле, презрел твои лукавые посулы, хотя надежды его в горе утонули.

— Одно верное деяние не смоет прошлых злодеяний.

— Готов он жизнь свою отдать, чтобы сорвать кровавую печать, что клятвою скрепил его отец, желая твоему проклятию положить конец. Ведь жертвой векового обещанья стали муки и страданья. Возненавидел он твой дар, что сулит лишь адский жар. Как я тебе и говорил, когда ты зло вокруг творил: спасти его способна лишь любовь, готов он за нее пролить до капли кровь, раскаяться в содеянных грехах, развеяться под светом солнца в прах. Самопожертвование, достойное прощения…

— Ужель готов за это ты предать грехи его забвению?

— Я вижу, что душа его желает искупления!

— Для этого не хватит одного стремления.

— Наш спор переходил из века в век, заметь, он необычный человек, ты душу расколол его на части и на семью наслал напасти, завел его в глубины мрака, что выдержать готов не всякий. Он следом шел за жаждой крови, не слыша за спиной плач вдовий, но зло вершили твои руки, развеяться желая от подземной скуки. Грехи иных — лишь их заслуга, ему же оказал медвежью ты услугу. В мозгу его ты крепко поселился, сводя с ума, пока не покорился; но не согнулся он под тяжестью твоих оков и не поддался сладкому очарованью снов, что днем и ночью ты ему являл и правду ложью выставлял. В последний миг он бросил тебе вызов, хотя и к поражению был близок. А по сему его грехи делю я пополам, вторую часть забвению предам. Он предложил мне свою душу, и я хочу его послушать. Готов я сделать шаг ему навстречу, ведь путь его не бесконечен. Дух графа уведу с собой, а жизнь достанется другой. Вернется в мир живых принцесса, по Дракуле отслужат отходную мессу — и все вернется на круги своя, скажу тебе об этом, не тая.