С каждым днем обстановка все более накалялась, заставляя Ван Хелсинга клокотать от злобы и безысходности, которым он не мог дать вырваться наружу в полной мере. Мысль о том, что каждый потраченный впустую час может стоить Анне жизни, заставляла его, подобно затравленному тигру, метаться по комнате, но, встречаясь с укоризненным взглядом Карла, мужчина успокаивался, бессильно сползая по стене.
Сейчас, бросив взгляд на спящего друга, Ван Хелсинг мысленно поблагодарил его за терпение и понимание, проявленные им во время путешествия.
— Который час? — проговорил послушник, почувствовав на себе пристальный взгляд.
— Судя по всему, не больше трех часов утра!
— Ты так и не ложился?
На этот вопрос Ван Хелсинг лишь отрицательно покачал головой, вглядываясь в темное окно.
— Ты больше ничего не вспомнил? — усаживаясь на кровати, поинтересовался монах.
— Каждый день ты задаешь мне один и тот же вопрос и каждый день получаешь один и тот же ответ: с тех пор, как мы покинули Трансильванию, я не видел ничего — ни одного сна, ни одного воспоминания. Пустота. Порой складывается такое ощущение, что все мы являемся участниками какой-то игры; нас посвящают лишь в то, что мы должны знать, и выпускают на поле боя. Как мы делаем ставки на корриде, так ставят и на нас.
— Господь учит нас смирению. На долю человека не выпадает больше несчастий, чем он способен вынести. То, что сейчас происходит — лишь испытание твоей веры.
— Веры во что? Каждая минута промедления грозит Анне смертью. По-твоему, это то, чего хочет Бог? Так где же его милосердие?
— Если бы люди пытались постичь каждый божественный замысел, ставили под сомнение его волю, то мир состоял бы лишь из еретиков. Ты сделал все, что от тебя зависит, сейчас остается только ждать и довериться провидению! — проговорил Карл, перебирая деревянные четки.
— Но Анна…
— Ты сейчас не сможешь ей помочь, поэтому перестань терзаться понапрасну, твой враг этого и ждет.
— Но что если он уже убил ее?
— Не думаю, что это так. Он не собирается ее убивать. К тому же слухи распространяются быстро. Если бы Анна предстала перед Создателем, мы бы уже знали об этом от таких же путешественников, — спокойно сказал послушник.
— А если он ее обратит?
— Тебе лучше меня известно, что Анна не стала бы жить, обратившись в вампира. Она бы убила себя, о чем мы непременно бы узнали.
— Может, ты и прав. Но, если он не собирается ее убивать или обращать, зачем она ему?
— Чужая душа — потемки, а среди людей бытует мнение, что у вампиров ее нет, так что откуда мне знать. Ты мне задаешь эти вопросы для того, чтобы я подтвердил твои догадки?
Гэбриэл в очередной раз кивнул.
— Ты бы лучше подумал о том, что мы будем делать дальше…
Легкий сквозняк, ворвавшись в комнату, стал колыхать пламя масляной лампы, стоявшей около окна. Карл инстинктивно поежился, натягивая выше одеяло.
— В библиотеке Ватикана должно быть что-то: книги, очерки, артефакты. Я отказываюсь верить в то, что мы единственные, кто столкнулся с этой дьявольщиной. Ты должен найти это, а я переговорю с членами ордена, возможно, они смогут найти какой-то ответ.
— Но если мы ничего не найдем?
— Есть больше тысячи способов, от которых может умереть человек, я отказываюсь верить в то, что лишь оборотень способен убить Дракулу. Когда Валерий явился в Ватикан, он привез с собой часть полотна, что если было что-то еще? Что-то затерявшееся в веках или то, что сознательно от нас сокрыли.
— Ты подозреваешь орден в измене? — с недоумением поинтересовался Карл.
— Я этого не говорил, но в последнее время меня ничего уже не удивит.
Ван Хелсинг нервно покрутил старинный перстень на безымянном пальце, подходя к окну.
— Небо прояснилось. Собирайся, возможно, какой-то корабль решится сегодня выйти в море.
***
Ватикан встретил путников недружелюбной атмосферой: улицы, всегда полные паломников, попрошаек и мелких воришек были пустынны; тесно поставленные дома, взирали на них из темных глазниц. Казалось, они очутились в зазеркалье, и по ту сторону стекла на них взирали сотни глаз, боявшихся обнаружить свое присутствие.
Стараясь не обращать на это внимания, Ван Хелсинг проследовал к собору Святого Петра, где у сводчатых ворот их ожидал кардинал, беспокойно шагавший взад-вперед по мраморным ступеням.
— Наконец-то, почему так долго? Орден полнится разными слухами, один страшнее другого… — проговорил мужчина лет шестидесяти, облаченный в красную рясу.
Его изможденное лицо избороздили глубокие морщины, водянистые серые глаза утратили былой блеск и прозрачность, отчего казались суровее, чем когда-либо. Прикоснувшись губами к рубиновому перстню святого отца, Ван Хелсинг проговорил:
— Простите меня, у нас возникли непредвиденные обстоятельства. Нам необходимо переговорить с глазу на глаз.
— Что ж, милости прошу, — указывая дорогу, сказал он.
— Карл, в библиотеку, — на ходу бросил охотник, направляясь за кардиналом.
Карл засеменил по узким ступенькам, ведущим к подземным лабиринтам вечного города. Когда его шаги стихли вдали, священник начал разговор.
— В чем причина твоего приезда? Насколько нам известно, наш враг не уничтожен.
— Это так, но все оказалось намного сложнее и запутаннее, чем мы думали.
— Что произошло? Мы получали тревожные новости от Карла. Что это за история с оживлением потомства и монстром Франкенштейна? Мы обеспокоены.
— Это история — прошлое. Монстр уничтожен, а вместе с ним утрачен шанс на оживление пищащих тварей. Сейчас есть более серьезная проблема: нам удалось выяснить, что ни один из известных способов убить вампира не применим к Дракуле. Его не страшит солнце, не обжигает святая вода, не убивает серебряный кол и не слепит распятие. Нам удалось выяснить, что убить это порождение ада способен лишь оборотень, но и это оказалось невозможно.
Кардинал шел в задумчивости, пытаясь осмыслить каждое слово.
— А где принцесса Анна?
— Пленена, — коротко ответил охотник.
— Что? Как ты посмел сюда явиться без нее? Приказ ордена был вполне понятен.
— Только неисполним. У нас есть основания полагать, что принцессе пока ничего не угрожает, — проговорил Ван Хелсинг, скорее пытаясь убедить себя, а не своего спутника. — Мы прибыли сюда за советом. Нам необходим доступ ко всем архивам Ватикана. Мы надеемся найти хоть какую-то подсказку.
— Мы готовы оказать тебе содействие во всем.
Путники остановились под огромным витражом, светившимся всеми цветами радуги при солнечных лучах. Подняв взгляд на стеклянное распятие, Гэбриэл замолчал, очевидно, что-то обдумывая, но потом продолжил:
— Отлично. Также хочу уточнить: кусок полотна, который Вы мне дали перед отъездом, был единственной зацепкой, которую Валерий привез с собой в Ватикан?!
— Если бы было что-то еще, не сомневайся, я бы сказал.
Ван Хелсинг удовлетворенно кивнул.
— Но я вижу, что тебя еще что-то гнетет, мой друг, — прошептал кардинал, склоняясь к его уху.
— Это так, святой отец. Вы были правы: в Трансильвании мне удалось приоткрыть завесу тайны своего прошлого, но оно породило еще больше вопросов.
— Это хлебные крошки, по которым ты найдешь дорогу. Не сомневайся.
— Честно говоря, я не понимаю, чего хочет от меня Всевышний. Может, эти знаки посылаются мне для того, чтоб я попытался изменить ход событий?
— Что ты имеешь в виду?
— Может, Господь лишил нас возможности убить Дракулу потому, что не желает его смерти?! Если верить моим снам, я уже однажды убил его, но ход событий возобновился. Что если это замкнутый круг, и, пока мы не изменим условия, история будет повторяться?
— Так говорят неверные! Запомни, его спасти уже нельзя. Господь хочет, чтобы ты убил эту тварь! — с раздражением прошипел кардинал.
— Он сам Вам это сказал?
— Не богохульствуй. Ты обязан нам всем, что у тебя есть! Не смей подвергать сомнению нашу волю. Ты все понял?!