* Речь идет о реальном историческом эпизоде из жизни Влада Цепеша (Дракулы). В 1446г. венгры при поддержке местного дворянства совершили набег на его земли, убив отца Влада, а его брата похоронив заживо. Впоследствии при поддержке османского султана Дракуле удалось вернуть свои владения и титул. В своем рассказе я позволила себе обратиться к этим событиям, немного изменив.

***

Войска расположились на Косовом поле, готовясь насмерть схлестнуться в кровавой бойне: турки против венгров, христианство против ислама, рыцари против янычар. Какое-то время армии стояли в молчании, испытывая друг друга, лишь голоса командиров, молнией проносящихся вдоль строя, нарушали тишину своими призывными криками. Кто-то из них говорил о доблести и чести; кто-то о победе, которую они принесут империи, увековечив свое имя; другие призывали бойцов принять героическую смерть ради спасения своих близких; кто-то взывал к Аллаху, прося простереть свою бесконечную длань на воинов, готовящихся принять смерть с его именем на устах, и только наш герой, молчаливо взирая с высоты вороного коня, не произнес ни слова. Казалось, весь мир для него сузился до одного единственного голоса, эхом разносящегося в его голове. И голос этот твердил о смерти, мести и власти, вливая в сердце лицемерный яд и зачаровывая одновременно. Он странствовал по душе, воскрешая самые смелые и жестокие мысли, которые люди неизменно скрывают в самых потаенных уголках своего сознания, страшась облачить в словесную форму, чтобы не накликать гнев высших сил. Своими лживыми посулами он разжигал утихшую было ненависть в сердце молодого человека, готовящегося вступить в кровопролитную схватку.

Звук трубы, возвестивший о начале битвы, расставил все по своим местам, вернув юноше ощущение реальности. Легкая пехота, состоящая в основном из крестьян, завербованных на завоеванных территориях, форсированным шагом двинулась вперед, разбрасывая по пути железные «ежи», чтобы остановить тяжелую конницу, считавшуюся главной боевой единицей рыцарей.

В этот момент из леса, окружившего поле, один за другим стали выскакивать всадники, переводившие своих коней на галоп. Десятки знамен развевались на ветру, и выше всех был шестиконечный крест посреди алого, словно кровь, поля, разделенный белыми полосами. Флаг Венгерского королевства. На ходу перестраиваясь, конная лавина на всем скаку врезалась в легковооружённый авангард османской армии, безжалостно топча и сметая не успевших подготовиться солдат, расступившихся в разные стороны. С первого взгляда могло показаться, что войско превратилось в толпу обезумевших от страха людей, пытающихся убежать куда угодно, лишь бы вырваться из объятий навалившейся на них смерти. А из леса текли все новые и новые войска. Но, рванувшись вперед, рыцари попали в уготовленную для них ловушку, так и не добравшись до основных сил турок. Спотыкаясь на острых «ежах», кони падали, погребая под собой тяжеловооруженных всадников. Вскоре место схватки превратилось в залитое кровью месиво, где в порыве нестерпимой боли слились воедино людские стоны и лошадиное ржание.

Но битва продолжалась: быстро перегруппировавшись, конница, получившая подкрепление, решила ударить с фланга, использовав излюбленный способ нападения — клин, но здесь рыцари были встречены тяжелой пехотой, состоящей из умелых воинов, не раз бывавших в бою. Словно гигантский кинжал, ворвавшись в османские ряды, рыцари крушили все, что защищало доступ к живому телу пехоты: доспехи, пики, копья, щиты. Но острие кинжала, хоть и врезавшееся глубоко, не коснулось ни сердца армии, ни какого–либо другого жизненно важного органа противника. Вместо того, чтобы разорвать на части стройные ряды султанской пехоты, клин вошел в него и застрял, напоровшись на твердый костяк — увяз в эластичной и вязкой, как живица, толпе пешего воинства.

Вначале это выглядело неопасно. Мечи противника то и дело отскакивали от рыцарских щитов, подобно молоту, налетевшему на наковальню. Как ни старались, османы не могли добраться до защищенных ладрами коней. Справедливости ради надо признать, что иногда то в одном, то в другом конце поля латники все же падали с лошадей, но мечи и пики рыцарей косили турок, как пшеницу во время покоса, и увязшее было в пехоте острие дернулось и начало вбиваться глубже.

Но тут страшный скрежет железа, заглушающий стоны умирающих людей и животных, огласил округу. Турки, хоть и потрепанные, не поддались, стиснув латников так, что железо на их доспехах запело от постоянного натиска. Намертво загородив высокими щитами проход, они преградили путь первой линии венгерской конницы. Поражаемые пиками, стаскиваемые с седел, безжалостно избиваемые всадники начали умирать. Врезавшийся в пехоту клин — еще недавно смертоносное оружие —теперь больше напоминал кусок льда, таящий от жарких прикосновений.

Тем временем, воспользовавшись всеобщей неразберихой, царившей на поле, нескольким отрядам сипах под предводительством небезызвестных друзей удалось прорваться к вражескому флангу, разбив прикрывавший их отряд. Осыпаемые градом пуль из аркебуз, они упорно неслись к намеченной цели, врезавшись в стройные ряды вражеских стрелков. Вооруженные тяжелыми булавами сипахи наносили решительные удары по размежевавшимся стрелкам, отступающим под защиту венгерской пехоты. Воспользовавшись этой короткой неразберихой, основные силы османской армии двинулись вперед, воодушевленные падением вражеской кавалерии.

На венгерском фланге завязалась битва, жестокая и кровавая, но так велики были ярость и напор предводителя османских отрядов, что воины, следовавшие за ним, черпали силу в его мужестве и бесстрашии. Подобно Богу Войны он восседал на вороном жеребце, нанося смертельные удары всем, кто оказывался у него на пути. Трижды пробовали превосходящие силы противника сломить сопротивление окруженных смельчаков, и трижды их атаки разбивались подобно морской волне о могучую скалу.

Один точный выстрел будто заглушил звуки битвы и юноша, командовавший вылазкой, схватившись за левое плечо, вывалился из седла.

«Если ты не встанешь, тебя затопчут собственные солдаты», — пронеслось в его голове, но встать оказалось не так просто. Нога застряла в горе людских тел; люди, пробегая мимо, падали, спотыкаясь об него. Боль в руке, которую он поначалу не заметил, теперь становилась нестерпимой. Резким движением он дернул ногу и, выхватив здоровой рукой булаву, начал наотмашь наносить удары, почти не разбирая кто свой, кто чужой. Коня нигде не было видно, зато передовые отряды османской кавалерии, воспользовавшись смятением стрелков, уже ворвались во вражеские ряды.

— Влад, Влад, осторожно!!! — раздался знакомый голос за спиной, и свист копья, последовавший следом.

Обернувшись, он увидел пронзенного копьем мечника, нависшего над ним, и Ван Хелсинга, сражающегося с копейщиком в нескольких метрах от него. Взмолившись, чтоб лошадь смогла выдержать двоих всадников, он направился к нему. Но по счастью для него, и, видимо, к несчастью для другого, один из сипах замертво рухнул перед ним, пронзенный копьем. Вскочив на его коня, воин огляделся. Перевес был явно на стороне османов — потесненные венгро-валашские отряды стремительно отступали, гонимые тяжелой конницей.

С заходом солнца закончилась и битва, ознаменовавшая триумфальную победу османского воинства. К этому времени зачахли последние очаги вражеского сопротивления, а победители предались празднованию своей победы. Лишь одинокая фигура, осторожно ступая мимо изуродованных битвой тел, в ночном сумраке исследовала поле брани.

— Ты что здесь делаешь? Зачем? — проговорил Гэбриэл, остановившись за спиной у своего товарища.

— Ты научился двигаться подобно хищнику, поздравляю, мой друг! — проговорил юноша, даже не удостоив товарища мимолетным взглядом.

Ван Хелсинг обвел глазами поле, остановившись на нескольких несчастных, посаженных на кол в нескольких десятках метров от них. Темнота скрывала их лица, но при свете звезд едва читались очертания фигуры. Поддавшись одному ему известному порыву, он прошел вперед и замер, всматриваясь в обезображенные тела.