— Хорошо, — совладав со своим гневом, прошипел охотник. — Я подожду в зале.
В ответ Анна лишь кивнула, а Владислав поправил собственный сюртук, всем своим видом выказывая презрение и пренебрежение к происходящему. Когда тяжелая поступь Гэбриэла смолкла в коридоре, граф, усаживаясь перед камином, произнес:
— Итак, что ты хочешь от меня услышать?
— Правду… — тихо отозвалась принцесса, поднимая на него глаза.
— Правды не существует. Что бы я ни сказал, все становится ложью. Слова эфемерны, а слух обманчив, ибо каждый слышит то, что желает услышать. И все же…
— И все же… — в тон ему протянула девушка, желая услышать продолжение.
— И все же… ты зовешь меня по имени, ты по доброй воле находишься подле меня, и лишь это удерживает меня от тех безумств, в которые я бы пустился, чтобы заглушить одиночество и получить власть. Лишь это дает мне силы жить и бороться, не будь тебя рядом… — граф сам поразился тому, с какой легкостью он произнес эти слова, которые из его уст не слышала еще ни одна женщина. Это стало для него очередным откровением, показавшим, сколь глубоки были эти грешные чувства, но, судя по всему, Анну не удовлетворил этот ответ. Подобно Ван Хелсингу, она желала влезть в его душу, перевернуть все с ног на голову, заставив его в очередной раз переживать собственную смерть и собственную обреченную страсть, которая привела его к бессмертию.
— Я хочу знать правду о том, что тогда происходило, ты правда похитил и изнасиловал собственную сестру? — не удержалась Анна, сначала решившая не говорить об этом, но слова сами полились из ее уст. В ту секунду в его глазах загорелось пламя, но граф быстро его смирил, усаживаясь в кресло.
— А ты как думаешь? — глядя ей в глаза поинтересовался вампир.
— Я… я не… не уверена, но… кто знает, что было несколько веков… — запинаясь проговорила она, сама не желая верить собственным мыслям.
— Анна, я убийца, а не насильник! — невозмутимо проговорил он, будто превознося один грех перед другим, будто одним стоило восхищаться, а другой нужно было предавать осуждению. — Подумай сама, если бы я так поступил с ней, зачем бы я стал добиваться тебя, ведь все можно было решить силой?!
Владислав пытался переубедить Анну, пытался оправдаться, хотя прекрасно понимал, что даже его красноречивые слова не смогли бы изменить мнение того, кто желал увидеть его виновным и мысленно уже вынес ему обвинительный приговор, но, с другой стороны, молчание могло сделать еще хуже, ибо оно выглядело как признание вины, а потому вампиру приходилось доказывать очевидные для него вещи, взывая к здравому смыслу своей возлюбленной.
— Я… я уже не знаю, во что верить… — отстраненно произнесла она, глядя на пляшущие огоньки в камине. — Я пытаюсь забыть прошлое, но оно то и дело напоминает о себе, особенно в этих стенах. Не так много времени прошло с тех пор, как утих огонь ненависти, а потому, порой, то здесь, то там, мы встречаем отголоски того пламени.
Он прекрасно понимал, о чем говорила. Лишь Господь одним днем был способен создать райский сад на месте мертвой пустоши, а потому, их путь только начался. Еще не раз былая ненависть напомнит о себе, и лишь терпение и совместные усилия помогут им преодолеть эти преграды.
— Тогда поверь тому, что говорит тебе твоя интуиция. Во многие эпохи великие умы считали, что чувства, основанные на лжи, обречены, ведь когда встречаются предательство и страх — это начало крушения!
— Крушения?! Что может быть хуже того, что происходит сейчас?! Мы живем на руинах человеческих жизней, будто тень, за нами следуют воспоминания и чувство долга…
— Долга?! Нет такого долга, ради которого необходимо отказаться от любимого человека.
— И ты не отказался… и к чему это нас всех привело? Века ненависти, мести и проклятий, за которыми стояла смерть! Собственные дети подняли против тебя оружие, а ты убил их.
— Я не убивал Элену, она погибла от холода во льдах горного перевала! Но…
— Но… — протянула Анна, дожидаясь ответа.
— Но я убил ее мужа. В своих исканиях он зашел слишком далеко, стал слишком опасен, но это был честный бой, настолько, насколько это было возможно, — усмехнулся граф, очевидно вспоминая тот далекий момент. — Каждый вампир по природе убийца, охотник! Тебе ли не знать, что мы не можем иначе, наша цель – пропитание, в то время как сами люди убивают себе подобных ради забавы.
Здесь уже спорить Анна не могла. Невозможно было идти против своей сущности, и если раньше она не могла принять эту истину, то сейчас, если не разделяла эти взгляды в полной мере, то по крайней мере могла понять. Она брала лишь кровь животных, но каждый раз в момент их смерти, девушка вспоминала тот манящий вкус, который коснулся ее губ в ночь первого убийства. С тех пор ее самым страшным кошмаром стал тот, в котором она убивала людей, не сумев побороть в себе жажду человеческой крови.
— Я запуталась… и устала… — прошептала она, поворачиваясь к нему спиной, и тут же почувствовала, как его сильные руки обхватили ее за плечи.
— Нет, ты просто напугана и пытаешься убежать от собственных страхов! — прошептал он, целуя шелковистые локоны на ее макушке.
— А ты, неужели ты ничего не боишься?
— Боюсь, — со вздохом проговорил он. Анна была в преддверии отчаяния, и сейчас ей нужно было успокоение, нужно было знать, что она не одна, что те же самые опасение живут и в его душе, а потому он говорил, говорил то, что она хотела услышать, поражаясь тому, что и сам начинал верить собственным словам. — Я боюсь потерять тех, кого против воли и здравого смысла запер в своем сердце. Боюсь воспоминаний, которые, словно удавка, постепенно затягиваются на шее, не давая дышать, заставляя бессильно хватать воздух. А еще я боюсь, что, однажды обняв тебя, получу удар ножом в спину.
Анна подняла на него глаза, застланные пеленой слез, и коснулась его губ легким едва уловимым поцелуем, который был жарче и желанней самых страстных объятий. Все меньше оставалось меж ними кровавых тайн, ибо связь, соединившая их души постепенно развеивала окутавший их мрак, но вопросы не кончались. Все чаще принцесса спрашивала себя о том, властна ли она над своей судьбой или же, наоборот, судьба властвует над нею?! Сама ли она выбрала того, кого полюбила? Или же этот выбор был сделан задолго до ее рождения? Почему в сердцах одних это чувство разгорается годами, а других оно настигает внезапно, словно шторм, подхвативший легкое суденышко, заплутавшее в океане? Порой она тонула в этих темных волнах, но в душе радовалась тому, что ей довелось испытать подобные чувства. Почему на их долю выпали столь тяжкие испытания? Кем они были в этой Вселенной? Людьми? Вампирами? Сторонниками света или тьмы? А может, всего лишь песчинками, странствующими в бескрайнем межзвездном пространстве в постоянном поиске родственной души? Или же они были творениями Господа, не сумевшими найти путь к спасению? А может, слезинками падшего ангела, тоскующего по покинутым небесам? Но если Создатель позволил их неприкаянным душам бродить под сенью ночных светил, не значит ли это то, что он благословил детей тьмы на светлые деяния, чтобы они могли заслужить прощение? Может быть не случайно они оказались отвержены своими собратьями? Может быть, именно они должны восстать против порождений тьмы? Эти вопросы роились в ее разуме, но так и оставались без ответа. Каждая раскрытая тайна порождала еще десятки вопросов и так до бесконечности. Теперь она понимала, что сводило с ума Древних. Их постепенно разрушало тяга к поиску ответов, а разум туманили тысячелетние знания, порождающие в их душах противоречивые конфликты, разрушавшие изнутри.
— Мы не одни, — тихо проговорил граф, выпуская девушку из своих объятий.
— Что? — переспросила Анна, не разобрав его слов, но в ту же секунду Дракула метнулся к противоположной двери, сдавив свою жертву в стальной хватке.
— А у нас тут гостья! — насмешливо бросил он, прижав Селин к стене с такой силой, что она могла лишь трепыхаться в его руках. — И сколько вас таких тут набежало?
