— Я думаю, нам стоит идти! Рассвет уже близок, — придя в себя, проговорил охотник, уводя взгляд.

— Да, — слегка разочарованно выдохнула Селин, обретя дар речи.

Остаток пути они проделали в тягостном молчании, пытаясь понять природу тех чувств, которые не давали им покоя в присутствии друг друга. С каждой минутой клубок их отношений все более запутывался, вместе с их мыслями разум противился инстинктам, а кровь бурлила в венах так, будто готова была закипеть в любой момент. Найдя укрытие в небольшом сарае, находившемся на задворках деревни, они смогли перевести дыхание. Смена обстановки была подобна глотку свежего воздуха. Хоть ненадолго новые хлопоты смогли развеять их тягостные думы, в очередной раз отложив судьбоносный момент.

— Я пойду, осмотрюсь. Нужно раздобыть еды и лошадей. Побудь пока здесь! — бросил охотник, растворяясь в предрассветном тумане. Сейчас он как никогда жаждал одиночества. По крайней мере, когда он был один — его не раздирали противоречия, и не предавало собственное тело. Казалось, что ему на роду написано нести на своих плечах крест безнадежной любви и бремя вечного проклятия, причем какое-то внутреннее чутье подсказывало ему, что он действительно был обречен бродить по кругу, встречая на своем пути женщин, которыми не мог обладать. Он не знал наверняка, но чувствовал, что каждый раз на его дороге вставали непреодолимые преграды, и каждый раз, пытаясь их сломить, он заново раскручивал это колесо судьбы, возвращаясь в исходную точку полного беспамятства. Призрачные химеры прошлого витали вокруг него, являя какие-то отрывочные воспоминания, туманные изображения минувших дней, но в то же время надежно охраняли свои секреты. Подобно сиренам, ведущих моряков к погибели — они манили, но в тоже время страшили его, ибо Гэбриэл не знал, какую горькую истину найдет, открыв мрачный занавес собственных воспоминаний. И это ощущение двойственности сводило с ума, превращая тело в настоящую тюрьму для сердца и души.

***

Не помня себя от злости, граф, подобно урагану, влетел в собственные покои, наскоро собирая со стола какие-то бумаги и свитки. Впервые Анна видела, как на его невозмутимом лице отразилось истинное беспокойство, причины которого были для нее достаточно размыты. Она до сих пор не понимала в полной мере того, что произошло на совете старейшин, и это скоропостижное бегство объятое ореолом безумия, заставляло ее неуверенно жаться к стене, наблюдая за вампиром, который полностью погрузился в свои мысли.

Со времени своего обращения она четко уяснила одну истину — в этом мире ценой всему была кровь, и чем она древнее, тем дороже можно было ее продать. Однако на совете собрались более древние и, по ее убеждению, более сильные вампиры, а потому реакция Дракулы превратилась для нее в загадку. Едва ли его кровь могла придать силу тем, чьи возможности казались безграничными, а потому столь трепетное отношение графа к этой тайне пробуждало в ней любопытство. Очевидно, что-то встревожило его настолько, что он готов был отказаться от собственной мечты, чтобы в угоду прихоти не поступиться большим.

— Что ты собираешься делать дальше? — проговорила Анна, чувствуя, как с каждой минутой возрастало его раздражение.

— До заката нужно убраться отсюда. А дальше… дальше я должен забрать монстра у Виктора до того, как старейшины приберут его к своим рукам.

— И ты собираешься сделать это в одиночку?

— У побежденных нет союзников. А в этом бою я потерпел сокрушительное поражение. Ни один из тех, кого я призвал, не отважится пойти против воли старейшин. Но впереди еще война и, чтобы победить, мне нужен монстр. Ставки сделаны и они выше жизни, уж поверь.

— Но почему ты так поступил? — с искренним непониманием спросила Анна. — Побег равносилен признанию вины. Теперь они имеют полное право забрать Франкенштейна, если опираться на ваши законы…

— Неужели ты не понимаешь?! — обхватив ее плечи, проговорил он. — Думаешь, они собрались для того, чтобы разрешить непримиримый спор? Нет. Они пришли для того, чтобы вкусить чужой жизни и чужой крови, моей крови. Некоторых из них специально выхватили из объятий векового сна. Именно для этого был затеян весь этот фарс с похищением монстра. Пыль в глаза, чтобы скрыть истинные намерения.

— Но для чего им это? Их сила и без того не имеет равных, особенно если верить тому, что написано в книгах.

— Не имеет, пока… но грамотный стратег всегда смотрит в будущее, на сотни лет вперед. Я не такой как они, я первый и единственный в своем роде. Необращенный вампир, уникальный! Кто их породил? Чья кровь течет в жилах древних? Их прародители были обычными кровопийцами, проклятыми людьми или небесами, грешниками, недостойными упокоения, а в моей крови есть потенциал, ибо она принадлежит падшему ангелу, владыке преисподней. Ты даже не представляешь, что она способна сделать в их руках. Тогда уж точно будет нарушено равновесие мира. Я не знаю, что они затевают, но поверь — ни живые, ни мертвые не познают покоя, если у них получится. Чутье не обманывает тех, кто ему доверяет.

Анна обессилено упала в кресло. Даже в самом страшном кошмаре она представить себе не могла, что темный мир погряз в интригах, которым мог бы позавидовать любой придворный драматург. История, достойная быть увековеченной на страницах какого-то романа. Дракула был прав — она оказалась на ярмарке тщеславия, где каждый радел только за собственную шкуру, не гнушаясь самыми постыдными приемами, но хуже всего было то, что под масками, скрывающими их личину, она не могла разглядеть их истинных намерений. Должно быть, так же выглядел королевский двор, блестящий снаружи, гнилой внутри: наполненный лживыми льстецами, коварными интриганами, мечтавшими дорваться до власти, и их марионетками, безропотно выполнявшими волю господ. Это был мир, где война велась не с помощью привычного ей оружия, а с помощью ума, который прибегал к столь варварским мерам лишь при крайней необходимости, а оттого принцессе становилось еще противней. Пугавший ее до глубины души Мираксис, притворно справедливая Мармирия Нуар, невозмутимый Годрик Суон, таинственный Странник, презираемый ею Виктор и Дракула, заставляющий трепетать каждую клеточку ее тела — все они наизусть заучили свои роли, живя, будто играя на сцене. Все, кроме нее. Она была так неопытна и так далека от этих интриг, что превращалась в легкую мишень, сразить которую мог любой лицемер, укрывшейся за маской добродетели.

Живя в сокрытой каскадами гор Трансильвании, она не имела возможности прикоснуться к блеску высшего общества, пышным обрядам придворной аристократии и, разумеется, к показному благочестию развратного света — теперь же, попробовав кусок этого отравленного пирога, она искренне рвалась домой, подальше от амбиций бессмертных.

— Я пойду с тобой! — коротко проговорила принцесса, подходя к нему. Подняв на него свои изумрудные глаза, она затаила дыхание, пытаясь понять по выражению лица мысли, терзавшие его разум, но непроницаемая маска оставила на нем свою печать.

— Нет! Тебе нужно уйти. Схорониться там, где даже я не смог бы почувствовать твое присутствие. Я найду тебя, после…

— Нет, — прорычала она, блеснув глазами, как настоящая фурия.

— Это бесполезный спор! Впрочем, если тебе угодно, то ты можешь идти пешком, я полечу один! — с презрительной усмешкой, выдававшей его раздражение, проговорил граф. Он уже собирался растворить ставни, как вдруг почувствовал острую сталь, упиравшуюся ему в спину.

— Это и моя битва!

В этот момент губы Дракулы тронула едва заметная улыбка. Медленно обернувшись, он увидел перед собой не принцессу, а воинственную амазонку, держащую в руках двуручный меч, который ранее покоился на камине, как воспоминание о былых временах. На испещрённом древними рунами лезвии отражался мерцающий свет свечей, играя всеми цветами радуги. Золоченую рукоять с яшмовым, будто весенняя трава, навершием в стальную хватку заключил оскалившийся дракон из слоновой кости, оплетавший своим хвостом гарду. Тонкая резьба поражала воображение искусной работой, а широкий хвостовик, усыпанный драгоценными камнями, вполне мог считаться произведением ювелирного искусства.