— Пусти, — прокричала она, но Дракула отмахнулся от нее, как от назойливой мухи, ударив о стену.

Когда вампир очнулся от своего забытья, единственным, что имело для него значение, была всепоглощающая жажда крови, полностью завладевшая мыслями и лишившая воли. Равномерное сердцебиение послушника сводило с ума, оглушительным барабанным боем звуча в его разуме. Пробуждение было истинным кошмаром многих вампиров, ибо голоду, терзавшему плоть в первые минуты, невозможно было противостоять. В очередной раз Карлу не посчастливилось оказаться не в том месте, не в то время.

— Не надо, — в очередной раз пропищала Селин, накинувшись на графа со спины, но, даже будучи обескровленным и растерзанным, Дракула был сильнее. Это была охота, и девушка знала, насколько может быть опасен раненый зверь, жаждущий крови. Если бы в эту секунду на них не налетел Ван Хелсинг, обратившись в зверя, у послушника не было бы ни шанса на спасение.

Откинув вампира в сторону, Гэбриэл устрашающе клацнул зубами, проскрежетав острыми, словно клинки, когтями по камню.

— Тебе известно пророчество! — прорычал он, не зная того, что из пасти сейчас вырывается лишь отрывистый лай, но Дракула будто понял его, замерев у стены и обдумывая свои поступки. Сил контролировать и уж тем более сражаться с оборотнем у него сейчас не было, а чувство насыщения немного отрезвило рассудок. Выставив обе руки перед собой, вампир, принимая человеческий облик, уселся на камень.

— Ладно-ладно, я тебя понял, — обхватив голову руками, проговорил Владислав. Давно уже граф не чувствовал подобной моральной и физической слабости, казалось, будто Мираксис не только растерзал его тело, но и изнасиловал душу, коснувшись самых сокровенных его тайн.

— Он жив? — проговорил Ван Хелсинг, глядя на побледневшего послушника.

— Да, — зажимая рану куском изодранной в клочья рубахи, проговорила Селин, но, когда теплая кровь коснулась ее пальцев, а запах ударил в ноздри, девушка отшатнулась от монаха в сторону, теряя контроль. Голод, терзавший ее плоть, услужливо напомнил о себе, и она едва сдержалась, чтобы не завершить начатую Дракулой трапезу. — Уведи его, сейчас же, — прошептала она, облизывая с кончиков пальцев вязкую жидкость. — Ему не место среди нас, по крайней мере, до тех пор, пока не утолим свою жажду. Где лошади?

— У входа в пещеру! — на ходу бросил охотник, вынося своего друга на свежий воздух. Признаться, запах крови туманил и его разум, благо, что перед встречей с Мираксисом он достаточно плотно поужинал, а потому, мог еще сохранять ясность мысли. За спиной послышалось обеспокоенное ржание коней, а потом все стихло. Он знал, что произошло, но предпочитал об этом не думать.

Перетянув рану послушника, охотник влил ему в горло несколько капель абсента, а потом, сделав небольшой навес из лапника, положил подле него Анну, так и не пришедшую в сознание. Сожаление о содеянном давило на него грузом стыда, но, несмотря на это, он не сумел удержаться от легкого прикосновения к нежной щеке. Бархатистая кожа приятно обжигала руку, пробуждая в груди огонь желания, смешанный с горькой примесью досады. Ударив себя по лбу, чтобы отогнать непрошеные мысли, мужчина укрыл ее своим плащом, укутывая, словно маленькую девочку.

— Тебе не стоит этого видеть! — прошептал он, направляясь к гроту. Собственно, как раз вовремя, ибо успел отхватить себе несколько внушительных кусков конины.

— Что ж, судя по аппетиту, идешь на поправку! — с долей сарказма проговорил охотник, наградив вампира полным осуждения взглядом. Признаться, он готов был увидеть многое, но не такое. Гэбриэл всегда преклонялся перед красотой и грацией лошадей, но, увидев кровавую картину бойни, залитую кровью землю, человека, живущего в нем, невольно передернуло, а вот оборотень, напротив, возликовал, предчувствуя наживу.

— Посмотрел бы я на тебя после такой передряги! Будто душу вынули, вывернули наизнанку и положили обратно! — отхлебнув внушительный глоток, отозвался граф. Теплая кровь, разливаясь по венам, восстанавливала силы, и уже через несколько минут Дракула почувствовал себя значительно лучше. Мысли заняли свои места на полках его сознания, голод поутих, а раны начали затягиваться, и лишь душа, гонимая псами преисподней, затягивала заунывную песнь отчаяния, но мужчина не испытывал иллюзий по этому поводу. Его телесные увечья залечивались быстро, а вот рубцы моральных страданий оставались навсегда, ибо душа была подобна расколотой вазе: даже собрав осколки воедино, уже невозможно наслаждаться прежней красотой и целостностью, потому что взгляд невольно будет зацепляться за сколы, а содержимое неизбежно утекать сквозь трещины, пока внутри ничего не останется. Граф это прекрасно понимал, ибо сейчас все его существо было подобно разбитой вазе, внутри которой была лишь пустота.

— Хоть поймешь, наконец, что чувствуют твои жертвы, — без особых эмоций заметил Ван Хелсинг, усаживаясь около входа в грот.

— Как Карл? — сцеживая остатки крови в стеклянные емкости, поинтересовалась Селин, желая перевести разговор в более спокойное русло. Она знала, чем чревато подобное пробуждение, прекрасно понимала, сколь нестерпимой бывает желание вкусить крови, а потому не могла осуждать Дракулу за то, что не сумел противиться своей природе. Признаться, сейчас она винила лишь себя за то, что не смогла предусмотреть столь предсказуемого исхода событий. Карл не должен был находиться с ними, так как его сердце звенело для вампиров, будто призыв к трапезе, каждую минуту заставляя бороться с естественными для них инстинктами.

— Жив! — отозвался охотник, откусывая внушительный кусок, так и не сумев подавить животное желание съесть сырого мяса. С горечью для себя Ван Хелсинг был вынужден отметить, что оборотень все чаще завладевает его естеством, пробуждая в нем первобытные инстинкты. Он боялся этого, боялся того, что однажды навсегда утратит свой человеческий облик, и зверь полностью завладеет его разумом и мыслями. Чем больше он предавался манящему зову кровавого пира, тем сильнее росло в нем отвращение к самому себе, пробуждая в душе очередное противостояние.

— А где Анна? — проговорил вампир, оглядев грот. Селин так же перевела вопросительный взгляд на охотника, пытаясь понять причину отсутствия принцессы.

— Она… осталась с Карлом, — после некоторого промедления ответил охотник. Сказать сейчас правду он не мог, да и не хотел. Сам до конца не понимая собственных эмоций, Ван Хелсинг был вынужден терзаться в одиночестве, понимая, что никто из присутствующих не сможет стать вместилищем для его переживаний, разделив с ним тяжесть бремени трех существ, боровшихся за власть над его телом, душой и чувствами.

Дракула изучающе посмотрел на него, но так и не сумел прочесть мысли. Будучи не просто человеком, охотник научился скрывать собственную ложь, пряча ее за непроницаемой маской спокойствия.

— Позови ее, — произнес вампир.

— Ты забываешься, — прошипел Ван Хелсинг, — я не твой раб!

— Не заставляй меня доказывать обратное, — с вызовом бросил Дракула, а в его глазах сверкнула столь ненавистная всем искорка. — Пусть и не полностью, но силы ко мне вернулись, и, поверь, их хватит на то, чтобы взять под контроль разум одного оборотня.

— А ты не заставляй меня жалеть о том, что вернули тебя с того света! — вставая, прорычал он в ответ.

— Думается мне, что это не твоя заслуга! — отмахнувшись от него, заметил граф, глядя на Селин. Сейчас он многое хотел сказать ей, хотел поблагодарить за спасение жизни, но впервые не смог найти нужных слов, хотя они крутились у него на языке.

— Что? — не выдержав его молчаливого взгляда, поинтересовалась вампирша. Дракула ее пугал, заставляя чувствовать себя неуютно в его присутствии, но сейчас было в его глазах что-то такое, чего она не могла разгадать, некое тепло и человечность, которые, как ей казалось, он утратил в час, когда принял в дар свое проклятие.

— Ничего, — отозвался вампир, приложившись губами к стеклянному сосуду. — Так ты приведешь сюда Анну или мне самому за ней сходить?