Поняв, что у нее закончились снаряды, Амелия проговорила преувеличенно жалобно:

- Но на чем я буду тренироваться?

- На сегодня с тренировками завязывай. Я взял подушки в заложники, - заявил Зелгадис.

Амелия рассмеялась, услышав ее беззаботный смех, Зелгадис ощутил, как с души свалилась тяжесть.

Хорошо, что Амелия снова может дурачиться. Сам Зелгадис не убивался по провалившейся экспедиции, на "Цефеиде" не было никого из его знакомых, не говоря уж о друзьях. Массовую гибель людей он видел слишком часто, чтобы каждый раз оплакивать чужие жизни. Но когда грустила Амелия, отголоски ее печали эхом отдавались в его сердце. Вот она, оборотная сторона привязанности. Гораздо проще жить, когда нет никого, за кого бы ты мог переживать. Но за прошедшие со встречи с Амелией три года Зелгадис решил, что готов платить такую цену.

- И какой выкуп ты потребуешь за мои подушки? - весело спросила Амелия.

- Ну-у... можешь назвать мне все ингредиенты зелья от насморка?

- Не честно! Такой сложный вопрос!

- Тогда держи одну подушку даром, я сегодня добрый.

Амелия не успокоилась, пока не выклянчила у него все подушки. Устроив из них уютное гнездышко, она быстро уснула. Зелгадис некоторое время лежал, разглядывая потолок и прислушиваясь к ее ровному дыханию, но затем и он задремал.

Весь следующий день друзья провели в прохладном шатре, снаружи стояло такое пекло, что едва выйдя из-под защиты тканевой крыши, каждый из них обливался потом. Местным жара не доставлял никаких неудобств. Чуть приоткрыв полог входа, Амелия и Зелгадис наблюдали за жизнью лагеря. Мужчины важно беседовали, лежа на расстеленных под деревьями коврах. Иногда они обменивались вещами, похоже, шла торговля. Женщины суетились возле костров, готовя еду. Некоторые из них уходили с деревянными ведерками за деревья в дальнем конце лагеря. Когда они возвращались, ведерки были полны молока. Видимо, там паслись какие-то животные. Коровы или козы.

Зелгадису и Амелии никто не докучал, лишь изредка заглядывал Фархуд, проверяя, все ли у гостей в порядке. Остальные обитатели лагеря к шатру не приближались, но часто останавливались и внимательно его рассматривали, будто пытались проникнуть взглядом сквозь плотную ткань.

А вот дети, в отличие от взрослых, не собирались подавлять свое любопытство. Точно черные горошины из стручка они высыпали перед шатром и стали по очереди заглядывать внутрь. Периодически к ним подходили женщины, громкими криками, похожими на птичий клекот, прогоняли прочь, но через некоторое время дети снова возвращались. Амелия жестом пригласила их войти, надеясь, что дети помогут им с Зелгадисом продолжить изучение местного языка.

Это оказалось нелегкой задачей. С существительными дело обстояло неплохо, показал на предмет - получил слово. Но как быть с глаголами и прилагательными?

Амелия затеяла с детьми игру: она показывала какое-то движение, а те выдавали ей слово. Правда, не было гарантии, что они угадали верно. К тому же на некоторые ее действия они выкрикивали сразу с пяток слов. Поди, пойми, какое правильное.

Зелгадис исписал словами почти все страницы в блокноте, когда он попытался построить из них предложение, дети дружно загоготали, кое-кто повалился на ковер, держась за бока. Ребятню очень забавляли попытки чужаков разговаривать на их языке.

К вечеру у Амелии голова пухла от слов, и она уже даже думала на новом языке, вот только половину своих мыслей сама не понимала. Зелгадис, который всегда без ложной скромности считал, что может изучить все, что угодно, теперь чувствовал себя полным идиотом.

- Никогда не думала, что при исследовании внешнего мира главной проблемой станет язык, - устало произнесла Амелия.

- Теперь скажи это по-ихнему, - Зелгадис кивнул на детей.

- Издеваешься?! - взвыла Амелия.

Ребятишки опять дружно расхохотались, но тут донесшийся снаружи шум привлек их внимание, и они мгновенно разлетелись, как пушинки от одуванчика.

Зелгадис и Амелия выглянули наружу посмотреть, что происходит. Оказалось, Камал и его воины собирались в дорогу. Судя по всему, они встретились с племенем Фархуда только для того, чтобы поторговать и обменяться новостями.

Когда Зелгадис с третьей попытки смог спросить, куда он направляется, Камал ответил понятным для всех народов мира жестом секир-башка и, кровожадно ухмыльнувшись, произнес несколько фраз. Из его речи Зелгадис понял аж целых два слова "убить" и "война".

Амелия к их разговору особо не прислушивалась. Ее заворожили животные, на которых собирались ехать воины. Они совершенно не походили на привычных лошадей, хотя тоже были четвероногими. Высокие, не меньше двух метров в холке. С длинными, изогнутыми шеями и вытянутыми мордами, чем-то неуловимо напоминающими кошачьи. Но больше всего Амелию восхитило, что у каждого зверя на спине красовался горб. На него воины ловко прилаживали деревянное седло, которое затем накрывали маленькими ковриками и матрасами.

Звери разных возрастов назывались по разному, и Амелия решила запомнить одно общее слово, описывающее их всех: "верблюды".

У племени Фархуда таких зверей тоже было целое стадо, именно они давали то молоко с необычным вкусом, которым щедро потчевали гостей.

В следующие три дня Амелия каждый вечер крутилась возле верблюдов. У нее даже появился любимчик - здоровенный белоснежный самец. Она никак не могла правильно произнести его кличку, поэтому окрестила его "Пушок". Амелия кормила его с рук и, под присмотром одного из местных, училась на нем ездить.

Зелгадис ее интереса к верблюдам не разделял. Пушок почему-то его возненавидел и, едва завидев, начинал плеваться. Когда Амелия замечала хулиганство, он принимал такой умильно-невинный вид, что хоть сейчас лепи с него статую Цефеида.

- Он же не нарочно, - оправдывала любимца Амелия. - Он просто отрыгивает непереваренную пищу.

Но Зелгадис был готов поклясться: мерзкая скотина плюется прицельно.

Поближе с верблюдами ему пришлось познакомиться, когда племя засобиралась в путь. Зелгадис и Амелия уже знали достаточно слов, чтобы понять из объяснений Фархуда, что они направляются в большой город, Амбассу, на рынок.

Вечером люди начали сворачивать шатры и грузить поклажу на верблюдов. Зелгадису и Амелии пришлось сменить привычную одежду на более подходящее для пустыни облачение. Им выдали широкие шаровары, длинные балахоны, халаты и тюрбаны, к ним крепились шарфы, которыми можно было закрыть лицо от песка.

Пушок неожиданно изящно для такого карикатурного, на взгляд Зелгадиса, зверя опустился на землю, и Амелия смогла легко забраться в седло. Поколебавшись, Зелгадис устроился у нее за спиной. Обернувшись, Пушок посмотрел на него взглядом, в котором смешались достойное венценосных особ презрение и злобное торжество. Кто там говорил, что у животных невыразительные морды? На морде Пушка сейчас без труда можно было прочитать: "Ну все, ты попал, приятель". Зелгадис с тоской понял: прежде, чем караван доберется до неведомой Амбассы, его или заплюют до смерти или растрясут до синяков на каменной пятой точке.

Пушок попытался встать, и тут ехидное выражение на его морде уступило место удивлению. Он кряхтел, тужился, но никак не мог подняться.

- Хоп-хоп, Пушок! - подбадривала его Амелия. - Хоп-хоп.

Бесполезно.

К ним подбежал Фархуд, повторяя одно и то же и тыча пальцем в Зелгадиса. Так он узнал, как на местном языке будет звучать слово "тяжелый".

Под хихиканье Амелии и разочарованное блеянье Пушка Зелгадису пришлось пересесть на другого верблюда, тот поднялся на ноги с заметным усилием.

- Хватит ржать, - раздраженно прошипел Зелгадис.

Амелия прикрыла рот ладошкой, но Пушок продолжал реветь. Зелгадис злобно зыркнул на него.

- Ты тоже!

Когда на небо взобралась луна, караван тронулся в путь. Серебристый свет скользил по барханам, делая их похожими на спящих драконов: вон чешуя, вон крылья. Но вблизи чешуя оборачивалась песчаными холмиками, а крылья - игрой теней.