-Кто ты?- спросил он. Зачем ты меня преследуешь? Ведь я не знаю тебя? У меня никогда не было такой великолепной девушки как ты только шлюхи в тавернах. Извини, сказал он, увидев как её лицо исказилось гневом. Она подошла к нему, он ожидал пощёчины. Но, вместо этого она его встряхнула за плечи. И что-то прокричала, а потом ещё и ещё раз. Должно быть что-то важное, подумал он. Извини, сказал он. Я тебя не слышу. Она отошла в сторону. И появились разломы на каменистом плато, возникли, чёрные пустоты они вели куда-то вниз и изображали цифру двенадцать, Горацио умел считать до двадцати. Двенадцать?- переспросил он. Что это значит? Девушка грустно улыбнулась. И появилось изображение песочных часов, они мерцали в воздухе чужеродным элементом в этом мире. Время догадался Горацио. Двенадцать минут, месяцев, лет, столетий. Я понял. Но, что всё это значит? Я словно чувствую, что мы с тобой когда-то были знакомы. Как такое может быть? Девушка повернулась, перед ней возникло изображение дорогой двери, такие Горацио видел только на домах богачей. Она открыла её. И сделала шаг за дверь, посмотрев на прощание на него. В этот миг Горацио показалось, что ещё чуть-чуть и он поймёт всё. Дверь закрылась. Он кинулся к ней. Открыл её. А, за дверью оказалась чёрная пустота, в которую он начал стремительно падать. Он попытался посмотреть, что там сзади него, но у него это не получилось.

Он резко открыл глаза и тяжело вдохнул ночной воздух, наполненный предрассветной сыростью и дыханием десятков людей спящих рядом. У него запершило в горле и он закашлялся, всё его тело было пораженно какой-то слабостью и ломотой. Он с трудом протянул руку и коснулся своего лица заросшего многодневной щетиной. Оно пылало. Что, это такое он простудился от сырости или его поразила кара господня за то что на этот раз он увидел в своём сне нечто важное?

Скоро рассвело и в котлован спустился мастер.

-Эй, вы! Поднимайтесь бездельники, я работать за вас буду что-ли? Пошевеливайтесь лодыри или вы ждёте того что господь построит эту церковь. Не дождётесь. А, ты чего разлёгся уже рассвет,- он пнул Горацио под рёбра.

-Мне плохо, я заболел.

-Бог шельму метит, ты вчера нарисовал на стене церкви звёздное небо и гляди ты что с тобой случилось. Ладно, так уж и быть я позову цирюльника и он пустит тебе кровь.

-Не надо цирюльника, я оклемаюсь, мне нужны силы и покой.

Мастер с сожалением покачал головой. - Извини приятель, но тебе придётся убраться отсюда. Вдруг это зараза и ты перезаражаешь мне остальных, они тебе спасибо не скажут. Как поправишься приходи снова. Если конечно ты поправишься.

К ним начали подходить остальные они смотрели на лежащего Горацио.

-Это должно быть чахотка,- сказал один. У меня заболела ею тёща. Сначала хорохорилась неделю. Говорила, я поправлюсь. А, как пошла горлом кровь, так и отдала богу душу.

-Нет. Это лихорадка,- заспорил с ним другой, у меня дядя вернулся с плавания в тёплые страны. Не прошло и месяца как он запылал как печка, начал бредить, ему казалось, что он на корабле в открытом море. Всё порывался куда-то спрыгнуть. Кричал, воды! А, дело было зимой, мы вынесли и закопали его прямо в снег. Еле оклемался. А, ну-ка братцы взяли и они вытащили Горацио из котлована.

-Ползи отсюда куда-нибудь доходяга,- сердобольно посоветовал один из них. Найди себе укрытие, терпеть рядом с собой заразу мы не будем, хотя тебя мог наказать за грехи Господь,- задумчиво сказал он. Кому известны его мысли и дела? Помолись ему, посоветовал он, авось простит.

Через час Горацио еле смог встать его шатало из стороны в сторону как в пьяном угаре и кружилась от слабости голова. В висках стучала кровь.

-Тинь-дзинь,- говорила она, ты умрёшь. Тебя наказал Господь, ты узнал что-то важное, это нельзя знать. Ты умрёшь и всё начнётся ещё раз.

-Нет!- закричал он в небо. Я брежу, я буду жить!

-Нет,- отвечали ему небеса, ты умрёшь. Ведь все умирают, ты ничем не лучше других.

Он еле выбрался за пределы аббатства. Куда ему идти? Он отправился в город, у него был там друг. Он надеялся, что он ему поможет. Город к счастью был недалеко. Но, он еле до него дошёл, моросил дождь, а он шёл босиком по грязи его последние сапоги давно развалились. Где-то там наверху каркали вороны. Неожиданно, ему стало холодно и он принялся стучать зубами. Так сильно, что прокусил себе губу до крови, кровь текла по его подбородку. Язык к счастью остался цел. Ещё совсем недалеко,- говорил он себе. Он увидел впереди мост. Старый Педро жил под мостом. Он был нищим.

-Горацио?! Что с тобой случилось?

-Я заболел. Ты позволишь мне пожить у тебя пока я болен?- спросил он.

-Оставайся,- равнодушно сказал тот, мешая в котёлке какое-то варево, я успел много пожить на свете и жду смерти.

Он угостил его каким-то варевом из котелка. Горацио с жадностью выпил отвратительную бурду кипяток с чёрными листьями капусты. Так как был страшно голоден. Посмотрев на него, его друг протянул ему краюху хлеба. Следующие несколько дней прошли в жару и бреду, ему казалось, что он умирает. Какие-то странные видения наполняли его сознание, но в лихорадке жара он их не запомнил. Старый Педро как мог ухаживал за ним, давал ему горячий кипяток, и баланду с крошками хлеба, поскольку есть он не мог, так ему было плохо. Наконец он пошёл на поправку, но всё ещё был очень слаб. И лихорадка никак не отпускала его, она то пропадала и тогда ему было очень холодно, то возвращалась с новой силой. Тем не менее, он окреп настолько, чтобы просить милостыню. Но, люди ничего не давали ему, ты достаточно молод, иди, работай бездельник,- говорили ему люди проходящие мимо.

-У тебя ничего не получиться друг,- сказал ему Педро. Посмотри на меня, я не знал своего отца и мать и с детства вырос среди нищих. Они покалечили мою ногу, чтобы я мог просить милостыню. Горацио отвернулся, на ногу Педро было страшно смотреть. Тот пожевал сухими губами, им показалось, что я приношу мало денег и они изуродовали моё лицо. Но, здесь они ошиблись, людям проходящим мимо стало неприятно и страшно смотреть на меня и тогда они изгнали меня в это место под мост, так как здесь ходит очень мало людей...

Горацио смотрел на страшное лицо своего друга, изуродованное профессиональными нищими.

-Послушай Педро, ты говорил мне, что умеешь читать по губам.

-Да, было дело, однажды я прибился к общине глухонемых...

-Послушай это очень важно мне надо кое-что узнать. Ты знаешь, что я достаточно хорошо рисую.

-Да знаю дружище у тебя к тому настоящий талант. Ты этот как его настоящий художник.

-Я буду рисовать палочкой на земле изображения губ. Я хочу, чтобы ты сказал мне, что значит эта фраза.

-На каком она языке?

-Думаю на нашем, тот кто мне её сказал, несколько раз её повторил, очевидно, делая это, в расчёте на то что я её пойму. Если бы она была на чужом языке. Я бы её вовек не понял. Ибо не был негде кроме нашей страны. Как бы я понял чуждую мне речь?

-Хорошо, черти.

Через полчаса Горацио начертил на песке изображения столь любимых им губ.

-Н-да,- сказал Педро. Ты уверен, что слышал именно такое?

-У меня отличная память на изображения.

-Где ты мог такое услышать?- допытывался Педро.

Подумав Горацио, решил сказать ему правду. Во сне,- признался он.

-Н-да. Эта фраза означает, следующее,- сказал ему Педро взяв веточку из его рук и показав на изображения губ. 'Ты в аду любимый',- медленно произнёс он её. Не вздумай сказать об этом церковникам, сожгут как еретика. Я давно подозревал, подумав, сказал он, что с этим миром не всё так чисто как рассказывают.

Но, Горацио думал о другом, она назвала его любимым. Никогда в жизни он не слышал подобных слов. Кто ему одинокому чернорабочему скажет такое? Кто же она? Откуда она его знает? Как же так возможно, что он ничего не помнит о той женщине, которая называет его любимым?

Тем временем Педро, смотря на его рисунок, сказал. Знаешь, что мой друг есть один человек. Новый градоначальник.