- Эээ... здравствуйте, - ответил я, чувствуя себя неловко, ведь продолжал стоять у окна, через которое "шпионил".

- Проходите же. А то снаружи, право слово, очень холодно.

- Благодарю, - я принял приглашение, однако моя ёлочка, не смотри что маленькая, не хотела проходить в узкую дверь.

- Оставьте снаружи. Здесь её никто не тронет, - улыбнулся старик.

Без сожаления скинув с себя ношу, я последовал за ним в домик.

Обстановка там была очень скудная: уже замеченная мной печка, в которой весело плясал огонь, лежащие подле неё дрова, стол, занимающий немалую часть помещения, стул и совсем уж скромная кушетка - такая узкая, что упасть с неё во сне, просто повернувшись набок, проще простого.

Однако при всём этом здесь было уютно, и не только благодаря теплу, которое моё замёрзшее тело встретило приятной негой. На стенах висели три картины, все изображающие железнодорожные пейзажи удивительной красоты: вот поезд едет по извилистому, покрытому снегом горному серпантину; вот ещё один движется по берегу залива на закате солнца; вот одинокий крохотный паровозик осторожно пробирается через лесную чащу, вплотную подступающую к рельсам.

А на столе находился портрет мужчины и женщины: она в белоснежном пышном платье, какие, наверное, носили больше века назад, а он - в той же строгой форме, что и гостеприимный старик, пустивший меня в домик. Я догадался, что это одежда железнодорожника, но такую давно уж не используют.

"Наверное, он носит её в память о былых днях", - предположил я.

- Прошу, присаживайтесь, - сказал дежурный, указывая на стул у печки. Сам же опустился на кушетку.

Я ещё раз его поблагодарил и обратил внимание на вещь, которой поначалу не придал значения - часы-ходики. Они показывали без пяти девять. У меня оставалось достаточно времени, чтобы вернуться домой, только...

- Скажите, - обратился к старику я, - а что это за станция? Я, кажется, заплутал.

- Это не станция. Полустанок. И у него нет названия.

- Но я смогу отсюда уехать в город?

- Да, конечно.

Несмотря на его искренний тон и уверенный взгляд, я продолжал сомневаться. Уж очень глухое место, да и нет других людей, которые бы ожидали поезд.

- Я имею в виду Залесск, - уточнил я.

- Не беспокойтесь, молодой человек - Вы будете дома вовремя.

- Хм, ну ладно, - так и не убеждённый, я осмотрелся. - А Вы здесь один работаете?

- Да. Обязанностей у меня немного - встречать поезда, открывать семафор и следить за этим полустанком, чтобы был порядок.

- Наверное, скучно всё время работать самому?

- Ничуть. Каждую смену я встречаю новых и интересных людей, провожаю их в путь, возвращая домой.

- Возвращая? - вскинул бровь я.

- Отправляя, конечно же, - добродушно улыбнулся старик.

Никогда не замечал за собой излишней подозрительности, но мне показалось, что он недоговаривает. При этом он вовсе не насмехался надо мной или тем паче угрожал, поэтому я решил, что у такого отшельника просто свои причуды.

- Давно Вы тут работаете? - спросил я.

- Да, пожалуй, всю жизнь.

- А это Вы и Ваша жена? - я кивнул на фото.

- Они самые. К сожалению, Ольга уже покинула меня.

- Прощу прощения, - я потупил взор. И в самом деле - что это я накинулся на него с вопросами. Отвечает он охотно (что и понятно), однако меру всё же надо знать.

И я, сам не зная, зачем, начал рассказывать про себя:

- Я тоже женат. Её зовут Галя. А сынишку - Толик. Ему семь лет.

Я успел себя остановить и не спросил: "А у Вас есть дети?" - и в этот момент старик произнёс:

- Это хорошо, что вы семейный человек. У меня двое. Они живут... далеко, но изредка мы встречаемся.

- Я порой думаю о том, что и мой сын когда-нибудь уедет из родного дома, начнёт собственную жизнь. Это естественно - рано или поздно дети должны покидать родителей. И всё же мне становится грустно.

- Вы будете видеться.

- Скорее всего. Если он не выберет какой-нибудь очень далёкий город.

- Всё равно будете. Уж поверьте, если моим удаётся, то и Вашему удастся. Вы ведь хороший отец.

- Спасибо Вам, конечно, за учтивость, - развёл руками я, - но Вы ведь меня совсем не знаете.

- Стало быть, Вы считаете иначе?

Я задумался. Обычно я стараюсь не говорить на личные темы, а тут мысли буквально просились быть озвученными. Всё-таки беседа с незнакомым человеком действительно порой более доверительна, чем даже с самым близким. Незнакомого человека нельзя ненароком обидеть правдой, которую было бы неприятно услышать близкому, с незнакомым человеком тебе не встретиться на следующее утро и не посмотреть ему в глаза, незнакомый человек сродни призраку, который, на миг явившись перед твоим взором, затем навсегда исчезает.

- Знаете, - сказал я, - когда я сам был ребёнком и не находил общий язык с родителями, мне казалось, что уж я-то, даже став взрослым, буду другим. Что я буду помнить, как ребёнок смотрит на мир, какие вещи и события для него действительно важны. И я, конечно же, учту это при общении со своим сыном или дочерью - и мы будем не просто членами семьи, а настоящими, самыми близкими друзьями.

И вот я стал взрослым, и сын у меня есть. И я помню, каким я был... и не помню одновременно. Остались образы, события, слова - но не мысли. Я забыл, что значит ощущать себя ребёнком. Я приношу деньги в семью, и хотя Галя тоже работает, в основном всё держится на мне. Казалось бы, уже этого достаточно.

Однако что-то не так, неправильно. Всё чаще я чувствую себя не отцом и мужем, а руководителем, который регулярно выдаёт зарплату сотрудникам и считает тем самым свою задачу выполненной. Мы живём под одной крышей, но семья ли мы? Настоящая, я имею в виду. Если с Галей я иногда ещё разговариваю не только на насущные темы, то с Толиком мы лишь обмениваемся какими-то малозначимыми фразами. Я вижу, как он старается привлечь моё внимание, показывая рисунки, рассказывая, как он играет и тому подобное. Проблема в том, что мне это неинтересно, хотя он во многом похож на меня самого в детстве. Мне хочется поскорее завершить с ним разговор и переключиться на телевизор, книгу, хлопоты по дому.

Я замолчал, и заговорил старик:

- Не Вы один совершаете такую ошибку. В ваше лихое время трудно успевать везде. Но, может быть, и не нужно везде? Может быть, просто следует определиться, что по-настоящему важно - а всему прочему оставить действительно свободное время?

- Конечно, Вы правы. Только это как с воспоминаниями о себе в детстве. Умом понимаешь, а как применить - не знаешь.

- Разница в том, что Ваше детство ушло навсегда, это теперь прошлое. А вот Ваш сын, Ваша семья - это настоящее. Попробуйте сделать правильный выбор - и Вы увидите, что это вполне возможно. В противном случае Ваш сын, когда подрастёт, последует по Вашим стопам.

Я бросил на старика взгляд.

- Именно так, - кивнул он. - Не нужно быть прорицателем, чтобы это видеть. Однажды, ещё будучи подростком, Вы поняли, что как личность - как самостоятельная личность - не интересны своей семье. И когда появилась возможность вырваться, начать собственную жизнь, Вы ею воспользовались. ...Вы ведь не общаетесь с родителями?

- Ну, я поздравляю их с праздниками...

- Значит, не общаетесь. И, боясь, что Ваш сын будет поступать так же, ничего не делаете, чтобы этого избежать.

- Да уж, - невесело усмехнулся я. - А Вы и вправду интересный собеседник.

- Взаимно. Я же Вам говорил - я встречаюсь с разными людьми, и у каждого есть, что рассказать. Впрочем, Вам пора.

- Пора?

Я посмотрел на часы-ходики, и в этот момент снаружи донёсся гудок.

Удивился я не столько своевременности напоминания, сколько этому звуку. Я мог бы поклясться, что так возвещать о своём приближении может только паровоз, но откуда ему взяться, если они давно ушли с линий?

- Приятно было с Вами побеседовать, - сказал старик и поднялся с кушетки. - Пойдёмте.