Но аббат Фариа был человеком просвещенным и неординарным, потому замыслил хитроумный побег. Просто так уйти отсюда ему казалось недостойным для своего возраста и положения. Только бежать! Петляя и запутывая следы от невидимых преследователей.
Хотя ни один человек в здравом уме никогда не покинул бы это чудесное место отдыха, Ифскую тюремную здравницу, но у аббата Фариа наличествовал достаточно веский повод: у него имелась карта сокровищ, закопанных на острове, совсем недалеко отсюда. И почтенный аббат имел твердое намерение распорядиться сокровищами перед своей смертью, увы, неизбежной при его преклонном возрасте, вредных привычках и состоянии здоровья. Если бы он только знал, что клад окажется в добрых руках, то мог бы спокойно испустить дух с чистой совестью, не откладывая дела в долгий ящик... Куда бы с честью препочило его усталое тело.
Увы, но государство и тюремщики наотрез отказывались от сокровищ, утверждая, что "и так ни в чем не нуждаются". Комендант и вовсе прочел ему заунывную проповедь о вреде излишних богатств. Увлеченность аббата могли бы разделить Калигула и Нерон, воодушевленные искатели несбыточных кладов, но они, к несчастью, давно померли. Поэтому Фариа и собрался бежать, но случайно наткнулся на Эдмона Дантеса...
Только взглянув на его разморенное, улыбчивое лицо пройдохи, почтенный аббат подумал:
"Пожалуй, этот мошенник точно сумеет распорядиться моими сокровищами!.. Да и больше все равно некому."
Мысль его была сопровождена очередным трескучим звуком, словно кто-то мучительно продирался сквозь холодную тайгу, ломая сучья и подмерзлые стволы деревьев. Дантес зажал нос обеими руками и закатил глаза.
Увы, милейший аббат Фариа был человеком ученым, большого странного ума и образования, добрым и обаятельным, но обладал одним существенным недостатком: он страдал излишним inflatio, говоря по-простому - избыточным метеоризмом, неконтролируемым выделением газов из кишечника. Будучи невольным источником невыносимых миазмов для окружающих, он искренне полагал, что тюрьма - не худшее место для таких, как он. Тем более, такая тюрьма! Но долг чести побуждал его совершить побег. Или, по крайней мере, направить на эту стезю другого - такого, как Эдмон Дантес.
Сам аббат сидел здесь уже очень и очень долго, потеряв счет годам. Он не искал отдыха, еды и развлечений, как другие заключенные. Долгое время Фариа, не выходя из камеры, протяжно пердел в подушку и писал на рубашках гениальный трактат "О возможностях всеединой монархии", но когда его это вконец утомило, то мысли его вернулись к сокровищам, и он стал разрабатывать план своего побега - при помощи подземного туннеля, ведущего к морю. И почти преуспел в нем, если бы не ошибка, вкравшаяся в расчеты.
Почтенный аббат был настоящим кладезем мудрости. Он знал множество языков, изучал многотомные труды самых знаменитых авторов своего времени и минувшего и, казалось, нет ни одной науки, которую он бы не освоил. Свою небольшую камеру он, приложив минимум усилий, превратил из подручных средств почти в алхимическую лабораторию - с бесперебойным источником газов. Необыкновенный эксцентричный ум в нем причудливым образом совмещался с немощным телом и слабым желудком.
Когда Дантес и Фариа разговорились, то аббат первым делом поинтересовался, как Эдмон попал сюда.
- Неужели Вы и в самом деле являлись тайным поклонником корсиканского людоеда? - прищурив глаз, с легким проблеском недоверия уточнил Фариа. Будучи истым монархистом, он на версту не переносил "тирана-подкаблучника", то бишь Наполеона Буонапарте, зачем-то выкинувшего сразу две буквы из своей настоящей фамилии.
В ответ на это Дантес долго бил себя в грудь пяткой и доказывал, что политика его не интересует. Поскольку никак не связана с морским делом и коммерцией. А его арест - есть тайна великая, сокрытая покровом мрака.
Тогда Фариа ввел заключенного в транс и за считанные минуты решил загадку.
- Вас оклеветали пьяные друзья! - гордо воскликнул аббат, сопроводив прозрение серией мерзких сигнальных звуков.
- Вот те на! - огорчился Дантес. - А я им доверял, как себе. Как же Вы могли - Фернан, Данглар, Кадрусс?! И где теперь, с кем теперь моя Мерседес?.. - первый раз за семнадцать чудесных месяцев произнеся имя своей невесты, Дантес сразу впал в беспокойство и тревогу.
Лицо Эдмона побледнело и омрачилось, затем медленно налилось свекольным оттенком.
- Тогда я буду мстить! И мстя моя будет ужасна!.. - проскрежетал он кривыми зубами, содрогая рукой решетки настежь открытой камеры, на что Фариа одобрительно и мягко пукнул, поскольку хорошо понимал: теперь Эдмон точно не отвертится от его плана и сокровищ! И миссия аббата, наконец, будет выполнена.
А Дантес продолжал скрежетать зубами. Ему понравился сам процесс. В нем неотступно просыпались маргинальные инстинкты.
Аббат поведал Эдмону тайну сокровищ, закопанных на небольшом острове под крутыми черными скалами. Карта досталась Фариа от некоего достойного мореплавателя, который "плавал долгих 50 лет" - пока его, наконец, не выловили и не похоронили по всем правилам. Свернутый пергамент находился в стиснутых костяшках, откуда его и выудил внимательный к деталям аббат.
Следующие дни ушли на инструктаж пыхтящего от недобрых намерений Эдмона - относительно местонахождения сокровищ. Наконец, когда тот запомнил каждое слово аббата (включая латынь), можно было зачинать побег. План был таков: Фариа притворится мертвым и ляжет в мешок. Тогда придут тюремщики и выкинут его с обрыва в море, по сложившемуся местному обычаю. Разумеется, Дантес до этого прокрадется в мешок, и они вместе уплывут на остров.
В этом великолепном плане было сразу две загвоздки: во-первых, Эдмон, как всякий уважающий себя моряк, совершенно не умел плавать. Но это было еще полбеды.
Куда хуже оказалось то, что аббат жестоко обманул Дантеса. Он не только притворился мертвым в мешке, но и в самом деле умер (посчитав свою задачу выполненной). Это Эдмон понял по существенно изменившемуся характеру запахов... И сам чуть не отдал богу душу в том вонючем мешке. Который, к тому же, быстро намок и камнем пошел на дно.
Но Эдмон не сдавался, сначала дышал через припасенный колосок пшеницы, а затем мертвый аббат Фариа сослужил ему хорошую службу: он оказался очень удобным и плавучим! Раскинув руки навстречу ветру, Дантес помчался по волнам - навстречу острову и сокровищам. Ему казалось, что в воздухе звучит какая-то странная, но приятная мелодия... Плыл он так день и ночь, уж пелена начала застилать глаза, но потом оказалось, что это был утренний туман.
Глюки закончились, когда Эдмон врезался в риф, и его выкинуло на берег, придавив сверху мешком с телом аббата. Земля под ногами! Причем та самая, на которую он так стремился попасть. Дантес сразу узнал по описанию аббата черные утесы в форме гигантской дули...
Именно под ними Дантес и раскопал несметные богатства старого аббата. Хотя после всех злоключений даже не верил, что что-то найдет. А тут - золото, бриллианты... Эдмон долго смеялся, но потом понял, что сойти с ума - не лучший способ реализовать его варфоломеевские планы. Ведь Мерседес все еще была где-то там, а он - где-то здесь...
Незлопамятный Эдмон простил аббата и с честью похоронил его на необитаемом острове в куче коровьего навоза, водрузив сверху лепешку в виде надгробия. И какая удача! Остров оказался прибежищем местных контрабандистов, которые и помогли Дантесу (который отныне взял себе другое, гордое имя - граф Монте-Кристо!) вывезти его нетрудовым путем добытые доходы на материк.
Став графом и одев шелковые перчатки, Дантес стал разрабатывать планы ужасающей мести. Сначала он просто хотел скупить акции "Мадам де Сталь" и обрушить всю экономику Франции. Чтобы знали, как сажать невиновных! Даже в замок Иф.
Но, поостыв, отходчивый и щедрый граф Монте-Кристо счел, что государство, может, и не виновато, просто так крутятся его колесики. Поэтому он просто люстрировал непотопляемого прокурора Вильфора, сумевшего приспособиться к любой власти, и посадил его в мусорный бак. Насладившись хныканьями деклассированного макиавеллиста, Дантес манерно отхлестал его по щекам перчатками и отправился в Каталану - что-то решать с Мерседес и друзьями.
