— Тебе надо было бы установить скрытую камеру, — сказала она. — Тогда ты могла бы видеть мою скучающую физиономию, пока я скрываюсь в туалете на работе и играю в «слова с друзьями».

— Кто сказал, что она не установила одну? Смотреть, как ты играешь в «слова с друзьями», пока писаешь — моё любимое новое занятие.

Губы Лексы изгибаются в широкой улыбке, пока она медленно качает головой назад-вперёд:

— Рада быть полезной, Кларк.

Облокотившись на один локоть, Кларк подпирает подбородок ладонью. Её живот начинает дрожать, когда она осматривает Лексу с длинных ног до необузданных волос, в голове Кларк всплывают картины прошлого. Она думает о Лексе в своей футболке на постели с размытым макияжем и с голыми бёдрами, и голос Кларк получается мягким и возбуждённым, когда она спрашивает:

— Как ты?

За спиной кто-то прокашливается, и Кларк подпрыгивает. Пожилая женщина стоит позади неё, губы поджаты в недовольстве, её корзинка находится в дюйме от поцелуя с попой Кларк.

— Ой, извините, — говорит Кларк, немного посмеиваясь. — Думаю, вам нужно пройти через нас, — она быстро толкает свою тележку и укатывает её максимально далеко. После того, как женщина прошла мимо Кларк напротив Лексы опирается на телегу и закатывает глаза. — Не в первый раз старуха проходит с такой миной. Наверное, и не в последний.

— И то верно, — говорит Лекса. — Может, нам пора перестать занимать проход.

Желудок Кларк буквально опускается в разочаровании, и она вздыхает:

— Ага, возможно.

Она словно смотрит сквозь Кларк, видит её опустившийся желудок, лицо Лексы смягчается, и она говорит:

— Уверена, мы снова столкнёмся с тобой в скором времени, Кларк.

Слова выходят из губ Кларк до того, как она обдумывает последствия:

— Или мы можем это запланировать.

========== Глава 4: Мы не те, кем привыкли быть. Часть 3. ==========

— Мы должны пить десертное вино чаще, — сказала Кларк с дивана. — Оно вкусное.

Лязг посуды раздаётся в металлической раковине, когда Лекса моет её и убирает.

— Оно немного сладкое.

— Оно очень сладкое. Поэтому и такое вкусное.

Лекса убирает остатки в холодильник и преодолевает лофт, чтобы завалиться вместе с Кларк. Брюнетка издаёт жалостливый стон, когда развязывает свои пижамные штаны и потирает живот. Лекса не уверена, что переживёт эту ночь.

— Почему ты позволила мне так много съесть?

— Сегодня Рождество, — проведя рукой по длинным волосам Лексы, Кларк мягко притянула их, и брюнетка знает, что таким образом она хочет сказать, чтобы девушка приблизилась.

— Я почти уверена, что это традиция: есть до тех пор, пока не захочешь умереть.

Они вытянулись по длине дивана, и Лекса доползла до Кларк, после чего свалилась на неё, словно камень. Она проводит руками вверх по спине блондинки и прячет лицо в груди. Лекса вдыхает родной аромат, касается носом горошинки, выпячивающейся из-под майки.

— Спасибо за еду, — сказала Кларк, вырисовывая маленькие круги между лопаток Лексы.

Брюнетка издаёт что-то вроде хриплого стона. Её тело вялое и, видимо, на грани комы. Лексе удаётся нежно сжать в объятиях Кларк и быстро продвинуть свою ногу между ног своей девушки.

— Хочешь спать?

Ещё один хриплый стон, и Лекса целует грудь Кларк. Её голос заглушается тёплой кожей, когда она бормочет:

— Люблю твою грудь.

— Спасибо, — смеясь, произнесла Кларк. Её смех проникает в воздух в то же время, когда начинается музыкальная заставка из Няни. Старый фильм звучит на заднем фоне. — Я их сама вырастила.

Лекса улыбнулась на груди Кларк:

— Спасибо тебе за них.

— Это Рождество, детка, не день благодарения.

— Лучший подарок на Рождество.

— Даже лучше, чем в прошлом году, когда я купила съедобные краски для тел?

— Краска закончилась, — пробормотала Лекса, чувствуя мягкий рывок внизу живота, когда в её воображении всплыло изображение с Кларк в краске, двигающейся на ней с тяжёлым дыханием. Лекса сжимает бёдра, улыбается и крепче сжимает свою девушку.

— О, а моя грудь никогда не закончится, да?

— Она такая большая.

— Значит, я больше могу ничего не дарить тебе на Рождество? Я просто могу ходить топлес на праздник, и этого будет достаточно для нас?

— Я согласна.

— Даже когда они провиснут до колен?

Лекса засмеялась между грудью Кларк:

— Мы просто купим диван подлиннее.

— Ты собираешься в обморок свалиться на мне?

Её ответ был скорее «м-мда», чем «да», губы пьянеют у кожи, Лекса думает, что она никогда не была довольна жизнью больше, чем сейчас, даже несмотря на боль в животе.

— Ты не хочешь встать, чтобы посмотреть рождественские фильмы?

— Спать.

Смех заставляет Лексу слегка подпрыгнуть на груди Кларк, и она прижимается ещё сильнее. Блондинка проводит рукой по волосам девушки и говорит:

— Хорошо.

Лекса поднимает голову настолько, чтобы коротко поцеловать подбородок Кларк, а потом сильнее прижимается к её губам.

— Я люблю тебя.

— Знаю.

— Если я стану слишком тяжёлой, просто скинь меня на пол.

— Обязательно.

Хихикнув, Лекса снова зарылась в грудь Кларк и закрыла глаза. Она почти засыпает, когда Кларк спрашивает:

— Уверена, что это всё, что тебе нужно на Рождество? Еда, грудь и сон? Это всё?

— Лишь это и навсегда, Кларк.

Кларк чмокает Лексу в макушку, а затем тепло одеяла окутывает их, когда Кларк вытаскивает его из задней части дивана и укрывает спину Лексы. Последнее, что слышала брюнетка перед тем, как окунуться в дрёму, был шёпот:

— Я могу устроить это.

***

Огни маленькой ёлочки мерцают в углу гостиной, рассыпая по тёмной комнате разноцветные свечения. Это — единственный проблеск движения в тихой комнате: белый, потом синий, потом зелёный, потом красный, потом жёлтый, и Лекса не может оторвать взгляд от этого.

— Спасибо тебе за цветы.

Голос Костии раздаётся в её ушах, что заставляет челюсть Лексы сжаться и дёрнуться. Кожа нежна, словно плоть убрали, нервы стали уязвимы, и всё это происходит вне зависимости от того, как сильно она пытается вытащить себя из этого ощущения. Каждый дюйм болит и зудит. Она всё ещё слышит звук пальцев Кларк; то, как они набирают номер на телефоне Лексы, и она чувствует беззащитность, беззащитность, беззащитность.

Тяжело сглотнув, Лекса приложила все силы, чтобы улыбнуться, но взгляд так и не отрывался от дерева. Белый, синий, зелёный, красный, жёлтый.

— Ты меня уже благодарила.

— Знаю, — она чувствует, как садятся на диван, и тогда тело Костии колючками раздаётся по её мягкой коже. Так близко. — Но мы договаривались ничего не дарить друг другу, и тут ты удивляешь меня цветами. Так что я просто хотела сказать тебе спасибо ещё раз.

Белый, синий, зелёный, красный, жёлтый.

— Не за что, Кос.

— Лекса.

— Мм?

Ответа нет, тишину прерывает лишь тихое дыхание Костии рядом с нею, и потом…

— С нами всё хорошо?

Это — первый раз за практически полчаса, когда Лекса смогла заставить себя оторвать взгляд от огней. Ей кажется, словно она вросла в подушки, словно паста между зубами.

— Конечно.

Кажется, словно глаза Костии блестят в зареве, такие тяжёлые и опечаленные, с каплей неверия.

— Ты уверена? — она протягивает руку, кончики пальцев ложатся вдоль линии челюсти Лексы. Это словно попытка пощупать, понять, реальна ли Лекса, и брюнетка чувствует, как сжимается её желудок.

Её сердце болезненно подходит к горлу и остаётся там, где душит её до слёз, чтобы глаза соответствовали блеску её девушки.

— Конечно, — говорит она снова, и еле доводит эту фразу до конца. Они душат, причиняя боль кожи, костям, её душе. Её словно распахнули и вытянули, на волосок сократив жизнь. Она так устала.

Лекса повернулась обратно к дереву, вдыхая носом в тишине воздух и пытаясь не допустить, чтобы грудь вздымалась при этом действии. Белый, синий, зелёный, красный, жёлтый. Она почти трясётся, когда у её щеки оказывается чашка, и Костиа садится на колени Лексы. Тёплые бёдра седлают её, рот прикрыт, и после этого она может подготовить себя, она может вдохнуть, она может сделать ход.