На подлете к Москве, Переверзев тихо сказал:
- У меня просьба... Не рассказывайте в Москве, что случилось. А то узнают, больше не пошлют, больной, скажут... Можно попросить?
- Клянусь! - теперь поклялся я. - Если сразу уедете в санаторий.
Дня через три он мне позвонил.
- Докладываю: Сибирь отменил, едем с Ольгой в санаторий, под Москву, буду гулять.
И позже был звонок: "Посылают в Прагу... Вот бы нам вместе... С вами теперь - хоть в разведку!"
Он скончался через три года, не успев озвучить одну из лучших своих ролей - дворецкого Бриггса в "Чисто английском убийстве". Озвучивал его друг Евгений Весник.
И, помню, как спустя еще какое-то время ставил в очередной номер "Советского экрана" информацию о том, что новому кораблю Азовского морского пароходства присвоили имя "Иван Переверзев". Корабль сходил со стапелей.
А Игорь Гостев, завершив трилогию по Цвигуну, уже в девяностые годы, незадолго до своей кончины снял телевизионную картину "Серые волки", в которой роль Хрущева впечатляюще сыграл Ролан Быков.
Вячеслава Тихонова после той нашей поездки в Будапешт ожидало еще много радостей. Например, получение звания Героя социалистического труда. Я оказался - и помню это очень хорошо - на коллегии Госкино СССР, которую Ермаш начал словами: "В жизни советского кино произошло важное событие. Вчера Леонид Ильич посмотрел фильм "Семнадцать мгновений весны", он высоко оценил идейные и художественные достоинства картины. Будем готовить документы на награждения..."
К тому моменту фильм существовал уже лет шесть или семь, впечатлиться им многократно успел и советский народ, и даже, как было рассказано, венгерский. Андропов очень хотел показать фильм Брежневу, но несколько лет это ему не удавалось. И вот удалось. Брежнев уже был далек от своей лучшей физической формы. Фильм ему очень понравился. Разведчику Исаеву, принявшему облик Штирлица, Леонид Ильич тут же в просмотровом зале велел присвоить звание Героя Советского Союза. Ему объяснили, что такого человека не существует. "Тогда дайте Героя артисту". Дали.
Забыли тогда наградить только Юлиана Семенова - автора романа и сценария. Но он устроил шум и через некоторое время тоже получил орден.
Недавно Вячеслава Васильевича Тихонова не стало. Как писали, последние годы он безвылазно жил на даче, а Тамара - в московской квартире. Виделись редко.
Тридцать с лишним лет будто просвистели. Но, как сейчас, вижу Штирлица, в темных очках упруго шагающего по улице Ваци.
Мексиканские иллюзии
Перебирая в мыслях прошлое, иногда думаешь: а не лучше ли было назвать свои воспоминания "Исповедью дурака"? Причину столь прискорбной самооценки можно разглядеть хотя бы в той истории, которая последует дальше. Конечно, эпоха была своеобразная, что там говорить. Но и мы были не лучше, чего уж скрывать...
Где-то в конце семидесятых годов делегация советских кинематографистов была направлена в Мексику для отбора фильмов на очередной Ташкентский кинофестиваль стран Азии, Африки и Латинской Америки. Дело тогда было проделано успешно, о чем делегация и доложила по возвращении руководству Госкино в обязательной для подобных случаях справке-отчете. Ее официальный жанр не позволял, конечно, поведать еще и о том, что к делу как бы не относилось, хотя кто сегодня может сказать с полной уверенностью, что важнее? Фильмы те давно забылись, а путешествие за ними помнится.
Делегация была небольшой - всего из двух человек: вашего покорного слуги и Шухрата Аббасова, видного кинорежиссера, уже тогда носившего звание народного артиста своей республики - Узбекистана, позже ставшего народным СССР, профессором, он бы, уверен, и Ленинскую премию получил, не развались страна, которую нам тогда было доверено представлять.
До того мы знакомы не были и узнали друг друга только в Шереметьево-2 перед отлетом.
Поскольку я всегда избегал конфликтов с государством, то моя кладь потянула ровно на разрешенные двадцать килограммов. Специально проверил дома по напольным весам. У Шухрата же одного перевеса оказалось два пуда! "Что там у вас?" - нетактично ужаснулся я. "Так..."
Провожавший народного сотрудник постпредства сбегал в кассу и доплатил. "Сколько же он выложил? А если в Нью-Йорке придется доплачивать, где у нас ночевка с пересадкой на мексиканский рейс?"
Интеллигентным людям, как известно, скучно не бывает. Всю дорогу мы говорили про кино, про новые фильмы, вообще об искусстве. Он то цитировал Бируни, то ссылался на Лессинга, то на Кьеркегора, словом, оказался человеком исключительно образованным и тем более мне симпатичным, что мы не спорили, а находили множество греющих душу совпадений в оценках и мнениях.
Однако раздражали слишком частые и пристальные взгляды, бросаемые на нас толстозадыми аэрофлотовскими стюардессами. Вряд ли их мог интересовать я, поскольку тогда еще не вел по телевидению "Кинопанораму". ЗНАЧИТ - КТО? Будущий профессор? И я глянул на него как бы глазами стюардесс. И понял. Тогда как раз начиналась мода угонять самолеты. Подозрительность авиаслужб была велика. Наверняка мой славный спутник с его тонкими усами, свисающими с углов рта, лысым сократовским черепом, отороченным ниспадающими на самые плечи черными растрепанными прядями, а также общей смугловатостью и глазами отнюдь не европейской конфигурации вполне мог проходить у них как возможный ближневосточный террорист.
Шухрат откомментировал спокойно: " Меня во всех аэропортах трясут".
Стоит заметить, что в традициях бдительности были воспитаны не только хозяева неба. Но и все их земные соотечественники - обитатели одной шестой земной тверди.
Не напрасны же были въедливые допросы, учиняемые каждому выезжающему за рубеж райкомовскими комиссиями, состоявшими из большевиков-пенсионеров, которых на мякине не проведешь. Персональные накачки в интересах бдительности, готовности с честью противостоять провокациям классовых врагов не могли не действовать, особенно на впечатлительные натуры. Вроде нас с Шухратом. Мы не желали лишиться в характеристиках ритуальной фразы "Замечаний по поездкам не имеет". Ведь кто имеет, тот не ездит.
Шолоховский Нагульнов "весь был заострен на мировую революцию". Мы с Шухратом, его наследники, были "заострены" на противостояние проискам. Такими мы вылетели из Москвы, такими приземлились в ночном сплошь капиталистическом Нью-Йорке.
Я собирался противостоять, не зная английского и владея немецким в пределах плохой средней школы, где крикливая Милита Михайловна, его преподававшая, особенно визжала, когда мы интересовались, не есть ли она немецкая шпионка. Шухрат, как и я, владел русским, а также своим родным. На остальных предпочитал помалкивать.
После приземления в городе Большого Яблока нас провели через кишку, соединяющую борт самолета с аэровокзалом, и мы очутились в море света, на бескрайнем ковровом покрытии, между эскалаторов и блистающих витрин, среди всех народов и наречий. Вдруг обнаружилось, что сошедшие с нами люди, с коими свыклись за время полета, куда-то растворяются и постепенно мы остаемся вдвоем. Ни хрена себе! Но властная ласковая девушка в форме ихнего "Аэрофлота" помахала нам ручкой и повела. Куда? Почему она знает, кто мы, что нам завтра в Мехико? Но не отстаем. Хочется спросить о вещах, которые в последний раз видели в Шереметьево-2, но куда там! Самим бы не потеряться.
Под клочком мгновенно открывшегося ночного неба нас принял в себя микроавтобус, типа нашего "Рафика", и девушка тоже растворилась. А мы поехали. Вкусно пахло новой кожей, слабым дезодорантом, мягко покачивало, а радости в душе не было - одна тревога. Едем и едем, явно удаляясь от аэропорта. За окнами мрак. Может, сразу в ЦРУ везут?
Уперлись в гостиницу, а точнее говоря, в кемпинг. Тут исчез "Рафик".
