Находясь день за днем под таким руководством, я стал чувствовать, что деградирую. До утра не мог заснуть, переваривая впечатления, утреннюю необходимость перемещаться в сторону Малого Гнездниковского стал воспринимать как заранее объявленную пытку.
И однажды не выдержал. Мы были один на один. Он снова заорал. У меня потемнело в глазах.
- Вы что орете?! - заорал в ответ. И помню, вскочил и даже чуточку пригнулся, как бы готовясь к драке. - Вы что здесь, за мудака меня держите?! Меня нигде за мудака не держали! Не смейте орать, понятно? Или вообще прекращу с вами общаться, ноги здесь не будет!
После чего вышел, пересек начальственный холл и, не обращая внимания на протесты секретарши, вошел к Ермашу.
- Извините, что врываюсь, на секунду... Скажите, то, как ведет себя со мной Баскаков, - это вообще отношение ко мне руководства или только его личная инициатива?
Ермаш, похоже, сразу все понял.
- Отношение к тебе нормальное, какие вопросы?.. - сказал он мирно. - Работай...
В течение всего следующего года Баскаков ни разу не повысил на меня голос. А через год его с должности убрали и отправили возглавлять только что созданный Научно-исследовательский институт киноискусства. Он пришел прощаться:
- Вот, ухожу... - сказал он. - Извините, если что было не так, не сдержанный был, это мой недостаток. Я же к вам очень хорошо отношусь...
Мы обменялись рукопожатием и все последующие годы, до самой его кончины, общались дельно, сердечно, нормально.
И не держу на него никакого зла, даже малой обиды нет. Подумаешь, когда-то выяснили отношения... Он же был, надо помнить, из военного племени. А тех, кто из этого племени-поколения, нам не прощать пристало, а благодарить.
...Среди первых поручений, которые дал Ермаш, едва я появился в Гнездниковском, - посмотреть "Долгие проводы" Киры Муратовой и "Проверку на дорогах" Алексея Германа. Не стал ничего объяснять, а только сказал - посмотри. Я знал, что обе ленты "лежат на полке", закончены производством больше года назад и на экран не выпущены. Понимать поручение надо было, наверное, в смысле ориентации: такое, мол, нежелательно, имей в виду.
Уединившись в просмотровом зале, посмотрел. Игру Зинаиды Шарко у Муратовой можно было назвать изысканнейшей, ну, а тот класс, который демонстрируют у Германа Ролан Быков, Влад Заманский, Олег Борисов, Анатолий Солоницын - комментариев не требует, это было пронзительно. И там, и там режиссеры демонстрировали высокий класс в художественном исследовании человеческой натуры, в воссоздании среды, в эмоциональной наполненности экранного зрелища. И драматурги у режиссеров были классные: в одном случае Наталья Рязанцева, в другом Эдуард Володарский.
Вот такое впечатление вынес я со своего, в прямом смысле слова, закрытого просмотра. Какие выводы должен был сделать "для себя" осталось не ясным. Почему такие ленты надо было запрещать, не понял... За то, что "слишком" естественны, а, значит, правдивы их герои? За "слишком" демонстративное отступление от привычных кинематографических банальностей? Так этому радоваться надо... Видимо, не дорастал я еще до уровня собственной должности, что-то не просекал... Так я подумал, но никому ничего не сказал. А меня никто и не спросил.
Что-либо изменить в судьбе этих лент я не мог - слишком мелкая сошка. И вообще трагедия с ними произошла до моего прихода в Комитет. Меня ждали собственные "проверки на дорогах". И долго ждать не заставили...
Привезли, например, "сдавать" фильм из Азербайджана. Назывался, кажется, "Первый день жизни", или что-то вроде того - незамысловато. Это была работа кинооператора, который впервые пробовал себя в режиссуре. Такие случаи бывали, и обычно они заканчивались плохо - лучше бы режиссурой заниматься режиссерам. Редко, но случались, правда, исключения... Имя нашего дебютанта - Расим Оджагов - мне ни о чем не говорило.
Начали просмотр. Черно-белая лента, неторопливая, пластичная, с какими-то точно найденными метафорами. Сюжет забылся, но помнится общее впечатление от людей, живших на экране, - доброе, мирное, симпатичное.
Зажегся свет, предложил редакторам, а их человек тридцать, высказываться. И как же они этот фильм "понесли"! Разобрали до косточек и не нашли ничего съедобного. Еще потому, наверное, старались, что своему новому начальнику хотели показать, что не лыком шиты. Можно представить, что пережили в те минуты члены съемочной группы и дебютант-режиссер, которые тоже были в зале. Но мне, в отличие от коллег, фильм понравился.
Когда пришла пора подводить итог, поговорил о картине, объяснил, чем она, с моей точки зрения, хороша и при гробовой тишине заключил: "Картину принимаем, без поправок".
Замечу, работа в Госкино утвердила меня в убеждении, что нужно верить собственному мнению. И не робеть высказывать его тем, кто с ним не согласен.
Зашел потом к Б.Павленку, рассказал о неожиданной коллизии, попросил посмотреть ленту - для контроля: не сошел ли я с ума?..
Он посмотрел и согласился: добрая картина, правильно, что поправок не дали...
Спустя несколько лет - я только что перешел в журнал "Советский экран" - на каком-то, не припомню каком, фестивале, в пресс-баре подошел худощавый немолодой человек - белые седые усики, темные восточные глаза:
- Извините, я - Расим Оджагов... Вы, наверное, не помните. Я сдавал вам свою первую картину...
Конечно, вспомнил: событие и для меня было приметным.
- Помню, как же...
- Вы тогда картину спасли, и меня как режиссера. Спасибо!..
Режиссер Расим Оджагов снял несколько отличных фильмов, в Азербайджане считают его классиком. Да и не только в родной республике узнали Оджагова. Картина "Допрос" по сценарию Рустама Ибрагимбекова в 1979 году вообще произвела эффект разорвавшейся бомбы. И своими художественными достоинствами, и тем, что, собственно, впервые в ней шла речь о больной проблеме - о коррупции в органах государственной власти. "Допрос" получил главный приз на Всесоюзном кинофестивале и был удостоен Государственной премии СССР.
...Наш-то мемуарист от скромности не умрет, заметит в этом месте иной въедливый читатель. А подними архивы, сколько в них обнаружится документиков, им же и подписанных, с придирками к сценариям и фильмам! Что было, то было, работа была такая. Автор, собственно, об этом и рассказывает. Только то надо учесть, что читатель держит в руках не киноведческое исследование с полными комментариями, сносками и архивными реквизитами, а излагает то, что ему запомнилось. То, чего не было, не запомнится. Вспоминается, что на самом деле было.
Например, остался в памяти такой эпизод: он тоже, как и оджаговский, связан с моментом приемки картины сценарной коллегией. Это уже был 1975 год, кажется. Свою первую картину, назову ее условно "Защита", сдавал режиссер В.А. За прошедшие после того годы он слихвой доказал свой творческий масштаб, его фильмам неизменно сопутствовал успех и у зрителей, и у критиков, и на разного рода конкурсах и фестивалях. Я - безусловный поклонник всего им сделанного вместе с постоянным его сценаристом. Но,что было, то, к сожалению, было, случилось при первом знакомстве...
"Защита" - хотя и был первым фильмом у молодого режиссера, но выполнен он был безупречно с профессиональной точки зрения. Как говорится, придраться не к чему. Режиссура, драматургия, великолепные актеры -все сложилось в волнующую историю-зрелище. Картину можно было принять сразу и поздравить создателей. Но одно соображение я позволил себе все-таки высказать. Оно не было обязательным, можно было выполнять или не выполнять - на усмотрение режиссера. В самом конце, когда сюжетные узлы развязаны, все идеи зрителю ясны, вдруг шел еще и финальный "нарез" из кадров чисто иллюстративного свойства - как бы разжевывающий то, что уже и так ясно. Лучше было бы этот необязательный "хвостик" удалить, картина только бы выиграла в цельности, - так было сказано режиссеру. "Считаете иначе - оставляйте, картину мы принимаем". На том и расстались.
