А "ведущим мужчиной" в стране был Брежнев. Поэтому их пути не могли не пересечься.
Они и пересеклись с помощью знавших свое дело людей из Управления делами Кремля. Игманд стал шить для Брежнева. Перед очередным визитом за рубеж или парадным мероприятием, вроде съезда партии, крупного фестиваля, Олимпиады, к Дому моделей подъезжал "членовоз", отделанный внутри красной лайкой, в него помещали Игманда, с ним непременно увязывался директор Дома, а то и сам министр легкой промышленности, и они направлялись к Генеральному секретарю домой, на Кутузовский проспект или на загородную его базу. Там Саша и делал свое дело - обмерял, приметывал, подгонял, наконец, вручал готовую вещь.
Что и говорить, в результате Брежнев всегда выглядел хорошо - во всяком случае, внешне. Отдельной платы Игманду за эти старания не полагалось. Все ограничивалось добрым отношением клиента, изредка посылками с дичью, после царских охот, а однажды Брежнев подарил ему наручные часы.
Политбюро ЦК КПСС ( Фурцева в него уже не входила) целиком состояло из мужчин. Прослышав о волшебном портном, все они тоже пожелали знаться с Игмандом. Но не тут-то было. Всем было запрещено к нему даже близко подходить!
Доступ разрешили почему-то только министру внутренних дел Н.А.Щелокову, который и пользовался активно услугами несравненного мастера с Кузнецкого. Возможно, он и застрелился в его пиджаке... Или - не в его, или не застрелился... Это уже не нашего ума дело...
Перенесемся лучше с правительственных высот в кинематографические низы.
Среди киношников тогда стало модно ходить в кожаных пиджаках. Режиссеры, операторы, директора картин щеголяли в коже, доставая ее всеми правдами и неправдами. В родном Отечестве кожаные пиджаки не производили, как и многое другое модное, если кто помнит, поэтому их везли отовсюду, куда бы ни забрасывала киношника фортуна - из Индии, Китая, Восточной или Западной Европы или из той же Америки. Экономили на суточных, переходили на облегчающую диету, но без черного кожаного пиджака из-за границы не возвращались. Если удавалось изловчиться на второй пиджак, то его продавали с немалой выгодой - и начинали жить лучше прежнего. Поэтому кожаные пиджаки имели даже те, кто ездить за границу не сподабливался.
Понятно, что, попав в "Искусство кино", то есть, переместившись из газетной в кинематографическую сферу, я сразу стал думать о возможности приобрести кожаный пиджак.
Тут как раз подвернулась зарубежная поездка в братскую Болгарию - в составе закупочной комиссии. Мы отсматривали болгарскую кинопродукцию минувшего полугода и лучшие, с нашей точки зрения, киноленты рекомендовали советскому прокату.
Фильмы фильмами, но как добраться до кожаного пиджака? Нашей сопровождающей и переводчицей была эффектная молодая особа по имени Сильвия. По слухам, ее любовником был видный болгарский киновед, специалист по советскому кино. Но к делу это в данном случае не относится, просто, как говорится, к слову. Она была весьма хороша собой и располагала к доверию. Длинные черные волосы, гладко закинутые назад, делали ее похожей на весеннюю ворону после душа. Маслиновые ее г лаза смотрели на меня внимательно. Однажды за чашечкой кофе я счел удобным поделиться с нею своими планами насчет пиджака. Есть связи на фабрике, сказала она. Но дело не быстрое. Я оставил ей деньги, а месяца через три она привезла пиджак в Москву. Я помчался за ним в гостиницу "Аэропорт" с коробкой конфет...
Пиджак оказался, действительно, черным, но не облегал фигуру, как хотелось бы, а заметно топорщился. Несколько, как говорят в таких случаях, "стоял колом". Потом выяснилось, что он пачкает ворот рубашки, пришлось самому поверх пиджачного воротника распределить элегантную черную суконку. Но у многих и такого не было!
В этакой красоте я прощеголял года два. И никто - ни на студиях, ни в республиках, ни на Васильевской, где находился Дом кино, не мог сказать, что заместитель главного редактора толстого теоретического журнала "Искусство кино" - не киношник.
Дальше, как я уже рассказал, произошел фантастический кульбит в моей биографии и под удивленные вопли и всхлипы кинематографической Москвы я оказался главным редактором Госкино СССР, членом коллегии Союзного комитета.
Поскольку более достойной, элегантной и эффектной вещи, чем пиджак из Болгарии, в моем гардеробе тогда не было, в нем я и появился после назначения на новой службе. Вскоре по какому-то поводу вызвал Ермаш, и я к нему примчался.
Председатель Комитета, он же министр, которого Юлиан Семенов, сам слышал, называл еще и наркомом, поднял на меня голову и сразу опустил. При этом внятно изрек, мгновенно оценив мой прикид:
- Хорошая куртка!.. На мотоцикле ездить...
Такой вот прозвучал приговор. У нас, мол, здесь в таком виде не появляются.
Сообщу, в порядке справки, что свою будущую жену Алену я впервые увидел на сцене Колонного зала Дома Союзов, где Общесоюзный Дом Моделей показывал свою коллекцию. Она была там среди ведущих манекенщиц. Вообще-то она была там первой, но вскоре это перестало иметь для нас какое-либо значение...
- Давай позвоню Саше Игманду, - сказала она, узнав о модельном проколе мужа на новом месте. - Он сделает такой костюм, что твой Ермаш обзавидуется!
Так Игманд стал шить Брежневу, Щелокову и - мне. Может быть еще кому-то, но вряд ли. Остается добавить, что постепенно я своими, точнее Сашиными, шедеврами Ермаша достал. Сам любивший приодеться в 200-й секции ГУМа, он явно раздражался, обнаруживая на мне очередное модельное изделие с Кузнецкого.
Глупое на первый взгляд правило выглядеть госслужащим по возможности одинаково исполнено для бюрократической системы глубокого смысла и, несомненно, является проявлением чувства самосохранения. Приходящий на аппаратную должность в кедах или кроссовках, скажем, - еще не известно, куда в них захочет или сможет побежать. Пришедший же в начищенных штиблетах пойдет туда, куда скажут.
Так было, так и есть. Читал как-то в "Аргументах и фактах" отчет о заседании президиума Госсовета в Геленджике у Путина, когда он был президентом: "У входа расслабленных чиновников встречали рослые "курортники в штатском" и пресс-секретарь президента А. Громов. Ему бросился в глаза как-то чересчур неформально одетый глава Агентства по физкультуре, спорту и туризму В.Фетисов. "А мне сказали - спортивная форма одежды, джинсы-шмынсы", - недоуменно произнес тот, покосившись на одетых в деловые костюмы коллег. "Иди переоденься", - ласково посоветовал ему г-н Громов".
Кто такой г-н Громов, мы с вами не знали и знать были не обязаны. Кто такой Фетисов, мы знать не обязаны, но знаем: восьмикратный чемпион мира, трехкратный (!) олимпийский чемпион, личность мирового масштаба. И вот побежал переодеваться, чтобы не отличаться от бюрократической стаи!..
Но вернемся в брежневские времена, точнее - в мои дебютные дни в Госкино. Весной 1973-го я попросил "неделю за свой счет", и мы с Аленой полетели в Омск на премьеру моей пьесы "Ясная Поляна".
Успех был полный, после премьеры участники спектакля шумно и обильно его отмечали. Автор бы и дальше вкушал славу под холодную омскую водочку, если бы ранним утром в гостиницу не последовал звонок из Госкино: срочно возвращаться и в тот же день вылетать в Западный Берлин, на премьеру фильма Станислава Ростоцкого "А зори здесь тихие". Немцы просили "укрепить делегацию" - добавить к творческой группе официального представителя.
Западный Берлин - не Восточный, и вместе им тогда было не сойтись. Мешала, как вы помните, стена. Здесь - мы, там - они. Посещение Западного Берлина приравнивалось к поездке в капстрану со всеми вытекающими из этого особенностями. И не столько даже в подготовке соответствующих документов, сколько в степени политического доверия к посылаемому. Как у члена коллегии у меня был зеленый дипломатический паспорт, а в моей преданности Родине вообще никто не сомневался.
