Впрочем, способный предавать не предавать не может...
Вернемся к нашему рассказу. Едва я пришел в "Искусство кино" и в кинематографических кущах еще вздрагивал от каждого шороха, грянул очередной Московский кинофестиваль, шестой, кажется. Было лето, было жарко, сухо, "город жил фестивалем" - справедливо писали газеты. А я - "на новенького" - просто чумел от такого необычайного для человека со стороны праздника.
Десять, а может и больше, дней с утра до "после обеда" - показ четырех фильмов прессе, вечерами - камлание до рассвета в пресс-баре или на очередном приеме, которые щедро устраивали приехавшие киноделегации. В одну из ночей пришел черед приему испанскому. Он проходил в самом большом ресторане гостиницы "Москва", на седьмом этаже. При входе - каждому пакет с сувенирами, в центре на возвышении - музыканты, смуглые мужчины стучат каблуками, солистка - с кастаньетами, выпивки на подносах - залейся, дым коромыслом, размах.
Что касается кинозвезд, то глаза разбегаются. Ведь в те времена мировые звезды как раз и начинали ездить в Москву - экзотика за железным занавесом! Вот бородатый и пока трезвый критик Андрей Зоркий, выставив предохранительно локоть от толчков и небрежностей, вводит невесомую, как одуванчик, легенду немого кино Лилиан Гиш. А вот старик-француз Мишель Симон - на время покинул свою "набережную туманов". Да что говорить, сама Моника Витти громко смеется в этом зале, Максимилиан Шелл с кем-то толкует, и Альберто Сорди протягивает бокал юной переводчице...
Так хорошо, что в какой-то из моментов оказывается, что все темпераментно танцуют, заряженные энергией привезенных из Испании гитар и прочих звонких инструментов, принятых за Пиринеями. Отстать невозможно! Самой подходящей для хореографического экзерсиса мне показалась студентка Оля Суркова, тогда еще не написавшая книгу о том, как ее надул Тарковский, но уже тогда бывшая дочерью моего нового главного редактора Евгения Даниловича Суркова. Пригласил и стал поворачивать туда и сюда под музыку. Тесно, конечно, но мы самозабвенно крутимся. И вот при очередном вираже чувствую, что кому-то сзади наступил на ногу. Оглядываюсь, чтобы молвить "пардон", и вижу: о, Боже! Я отдавил ножку самой Саре Монтьель, придавил звезду испанского и мирового кино, блистательную красавицу, героиню фильма "Королева Шантеклера", только что потрясшего всю Россию. Испанцы знали об этом, их главный сюрприз в том и состоял: исполнительницу роли неотразимой певуньи Чариты привезти в Москву. Привезли и впервые вывели на люди. Тут-то я ей ногу и отдавил.
Королева скривила свой большой красный рот в том смысле, что ничего - терпимо, танцуем дальше.
В ту же секунду Лев Рыбак из нашего "Искусства кино", ведущий рядом свою начальницу по отделу Нину Игнатьеву, произносит:
- Орлов вступил в кинематограф!..
С первых шагов стало ясно, что без кинематографического образования не обойтись. Чем и занялся без промедления. Добрым помощником в этом деле оказался Миша Сулькин - ответственный секретарь нашего журнала. Миша слыл ходячей кинематографической энциклопедией, его знания о кино были безграничны. Он помнил все даты, имена, факты из столетней истории отечественного и мирового экрана. Интернета тогда не было, но был Михаил Сулькин: о чем ни спроси - знает. Вычитывая перед сдачей в набор очередной номер журнала, он неизменно выгребал из него кучу фактических ошибок. При таком ответственном секретаре не было необходимости иметь бюро проверки.
Энциклопедические знания не появляются просто так. За много лет Михаил собрал у себя дома исчерпывающую библиотеку по кино и постоянно ее пополнял, бродя по антикварным и просто книжным магазинам. Этой страстью к кинолитературе он заразил и меня. Тоже стал бродить и собирать. Скоро и у меня сколотилось не плохое собрание - от раритетов, вроде потрепанных киножурналов двадцатых-тридцатых годов до пахнущих свежей краской новинок издательства "Искусство".
На каком-то этапе потребовалось даже сделать опись приобретенного и, понятно, тогда же прочитанного. Вспомнил об этом недавно, обнаружив в архиве страницы, плотно заполненные названиями.
Приносил в редакцию очередную книжную обновку, спрашивал Мишу: "У вас есть?" У него обычно было. А иногда не было. Он брал в свои трепещущие от библиографического наслаждения ладони какую-нибудь истлевающую брошюрку и почти обнюхивал: " Вам повезло... у меня нет..."
Когда осенью 2008 года было, наконец, найдено пристанище для библиотеки Союза кинематографистов, долго бывшей бездомной после известного разгрома отечественного кино, я отвез в нее двумя заездами часть моих накоплений. Повезу еще...
Пришлось переучиваться и в своем прямом - литературном деле.
В газете я, в конце концов, научился писать кратко. После моего ухода из "Труда" главный редактор - Александр Михайлович Субботин - еще долго поминал на летучках как пример для подражания мою двухстраничную рецензию на спектакль вахтанговцев по пьесе Леонида Зорина "Варшавская мелодия".
Теперь, в толстом журнале полагалось писать наоборот длинно, лаконизм выглядел неприлично. Рецензия в половину печатного листа считалась не очень большой, лучше, чтобы в полный лист. И где, спрашивается, несчастному автору, осваивающему большой объем, брать слова, чтобы не очень повторялись, а главное мысли? Помню, извелся, пока сотворил дебютную свою рецензию на фильм молодого Эмиля Лотяну "Это мгновение". Кое-как натянул пятнадцать страниц на машинке.
Большой объем не сразу вошел в привычку, но вошел, произошла внутренняя перестройка.
Как Ролан Быков меня запрещал
В какой-то момент понял, что заместителю главного редактора хорошо бы выступить в журнале с чем-нибудь солидным. Положение обязывало. И я решил сочинить большую статью о фильмах для детей. Тема была близка: все-таки вместе с Левой Новогрудским поработал над несколькими современными сказками, шедшими в нескольких тюзах, многое продумал, вникая в искусство для детей, писал об этом и как критик. Словом, багаж был. Почему бы не приложить к кино?!
Отсмотрев в редакции десятка полтора так называемых детских фильмов, я и порассуждал на эту тему в объеме целых двух печатных листом. Под нехитрым названием: "Недетские заботы детского кино".
О, если бы я знал, что написанное аукнется мне даже и через пятнадцать лет! Поистине, нам не дано предугадать, как наше слово отзовется...
Первыми в редакции мое сочинение прочитали специалисты из отдела современного советского кино критики Нина Игнатьева и Лев Рыбак. Они парочкой вошли в мой тесный кабинет. Лица были каменными.
- Это печатать нельзя, - сказали они. - Так о Ролане Быкове не пишут...
Как - так? Раскланявшись в статье перед талантом Быкова, я позволил себе среди многого остального поговорить и о том, что изобретательные, изобразительно щедрые ленты режиссера "Телеграмма" и "Внимание, черепаха!" - не совсем точны по адресу. Порой трудно понять: они "для детей" или для взрослых "о детях?" Рассуждал, например, так: "Если данное произведение для детей ("Черепаха" - Д.О.), то трагические эскапады с черепахой тем более неуместны, и учительница, приспускающая на глазах детей юбку, ни к чему. Если для взрослых, то не "жидковата" ли для них история с черепахой? Не слишком ли картонны, заданны образы старших?" Или еще писал о "Телеграмме": "Пренебрегая логикой сценария, постановщик запутал сюжет боковыми, порой совершенно безадресными наблюдениями. В результате лента теряет темп, а порой и просто забываешь, о чем, в конце-то концов, этот фильм. Сборник ли это щедро разбросанных живых наблюдений, не сцепленных единой, все организующей мыслью, или это все-таки фильм по сценарию, талантливо обращенному именно к детской аудитории и содержащему в себе большую и благородную мысль".
