Но как же мгновенно она гасла и тускнела, когда кончалась «любовь»! Лера не знала, куда деваться от вздохов и жалоб на распостылую жизнь, ей не хотелось идти домой, и она старалась подольше задержаться в школе.
Потом появлялся новый ухажер, и мать снова оживала.
Ксения Герасимовна как-то сказала Лере:
— А ты ведь неправа…
— Почему же?
— Ты осуждаешь мать, потому и неправа.
Лера угрюмо пробормотала:
— Сколько так можно? Она уже старая!
— Сорок лет еще не старая.
— Старая, — упрямо повторила Лера.
— Она еще жизни-то настоящей не видела, — сказала Ксения Герасимовна.
— А какая она, настоящая жизнь? — спросила Лера. — Сегодня один, завтра другой?
Ксения Герасимовна не сразу нашлась, что ответить.
— Кто как считает.
— А как вы считаете?
— Я ей не дочь, ты дочь и потому не должна осуждать ее. Это мать, а не подруга Ты уже большая, пойми: у нее все это от одиночества.
— От одиночества?
— Конечно. Нет рядом теплой души, вот и рвется баба во все стороны, свой кусок счастья ухватить хочет, а он не дается, выскальзывает из рук…
Лера задумалась. Должно быть, Ксения Герасимовнa права. Каждому хочется счастья, только каждому счастье представляется по-разному. Неожиданно спросила:
— А вы счастливы?
— Так просто, одним словом, не ответишь. Сейчас вроде все хорошо. С сыном и с невесткой живем согласно, и работа у меня интересная, по душе.
— Значит, вы счастливая.
— Теперь да.
— Почему только теперь? А раньше не были счастливы?
— У меня было много горя. Муж погиб на фронте, оба брата погибли. И оказались мы с Андрюшей совсем одни…
Ночью Лера лежала в постели, думала о матери, о себе. Может, права Ксения Герасимовна и мать следует пожалеть от всей души? Но как же ее жалеть, если иногда даже глядеть на нее неохота? Однако она решила пересилить себя. Утром встала раньше матери, поставила чайник, накрыла стол. Мать удивилась:
— Что с тобой, дочка?
— Ладно уж, — сказала Лера, — пей чай, а то опоздаешь.
— Ты у меня уже совсем взрослая, — сказала мать, — только росточком не вышла…
Мать ушла на работу, Лера сказала самой себе: «Буду с ней поласковей…»
Вернувшись из школы, вымыла пол в комнате, до хрустального блеска протерла окно, все кругом прибрала, поставила на место.
А мать пришла поздно, веселая, возбужденная.
— До чего же мне, Лерочка, сегодня хорошо!
— Ты погляди, я пол вымыла, — сказала Лера.
— Какой там пол, — ответила мать. — он говорит, лучше тебя нет никого!
— Все они так говорят.
Мать возмутилась:
— А ты-то откуда знаешь, что все так говорят?
— В книгах читала.
— То книги, а то на самом деле. Хочешь, я его с тобой познакомлю?
— Очень надо! — отрезала Лера.
Но мать спустя несколько дней все-таки привела его в дом и познакомила с дочерью. Он был много моложе матери, мордастый, с острым носом и челкой на низком лбу. Мать звала его Васильком. Блестя глазами, прижималась к нему, спрашивала Леру:
— Как тебе мой Василек?
Он был настолько некрасив, что Лера поверила ему. Поверила, что он хотя и моложе матери, но кажется, ее не бросит.
Накрыла стол, и они все трое сидели друг возле друга, и Лера, словно старшая, снисходительно поглядывала на обоих, а Василек чокался с матерью и говорил:
— Ты, Галина, своя, самая что ни на есть…
«Может, и вправду женится на ней? — думала Лера. — Тогда бы она успокоилась…»
Но и он не остался. Бросил. И мать снова рыдала, кляла незадачливую свою судьбу, а Лере опять было жаль ее, и она утешала мать, уверяя, что на ее век дураков хватит, не один, так другой прибьется…
Иной раз Лере вспоминался детский дом, и она признавалась самой себе: там было лучше. Там были друзья-мальчишки, беспрекословно слушавшиеся ее; она хорошо училась, всегда добросовестно делала уроки, и учителя ставили ее в пример. А здесь стала хуже учиться, потому что не высыпалась: то мать придет поздно и разбудит Леру, то рыдает полночи, спать не дает. И Лере приходилось и ругать ее, и жалеть, и снова ругать… Мало-помалу Лара стала отставать в школе, и мать даже как-то вызвал классный руководитель и предупредил, что Лера может остаться на второй год.
Мать плакала, клятвенно обещала Лере больше никогда не приходить поздно, не мешать ей учиться.
А спустя три дня снова явилась домой под утро.
Однажды, года два спустя, мать заявила:
— Как хочешь, Лерочка, ты уже взрослая, должна понять меня.
— Что я должна понять? — спросила Лера.
— Есть один человек…
Лера не смогла скрыть усмешки.
— Опять самый изо всех лучший?
— Ты не смейся, потому что он хочет на мне жениться. И чтобы все было по-семейному, так, как надо…
В тот же вечер он пришел к ним. Пожилой человек, но, кажется, не злой. И к матери относится серьезно. Сразу все выложил Лере, словно Лера — глава семьи: он вдовец, живет в Свердловске, работает вахтером на заводе. Кроме зарплаты, получает полную пенсию. У него собственные полдома, огород, небольшой садик. На двоих всего хватит.
— И все у нас сразу решилось, — закончил он.
Мать от души радовалась:
— Господи, наконец! Буду дома сидеть, хозяйничать. Что еще надо?
Лера сказала:
— Только мазаться брось, теперь уже ни к чему…
Жених поддержал Леру.
— Конечно, ни к чему. Ты мне и так нравишься.
Мать бесшабашно ответила:
— Зачем мне мазаться? У меня теперь все мысли будут самые семейные…
Она уже представляла себе, как будет готовить обед для мужа и окучивать грядки в огороде — в своем огороде, — солить огурцы, квасить капусту. Она была упоена будущим счастьем, которого в конце концов сумела дождаться.
Потом вдруг вспомнила о Лере и заплакала.
— А ты-то как одна будешь, доченька?
— На троих места никак не хватит, — солидно объяснил жених.
— Я здесь останусь, — сказала Лера. — Можешь не беспокоиться…
— Как же ты одна? — спросила мать.
Мысленно Лера решила: через месяц окончит десятый класс и пойдет работать. Ксения Герасимовна не оставит ее, устроит на работу, хотя бы на ту же швейную фабрику. И с жильем поможет, при фабрике есть общежитие.
Так все и вышло. Мать расписалась со своим суженым и уехала с ним в Свердловск.
Лера проводила их на вокзал. Мать стояла на подножке — лицо ненамазанное, волосы по настоянию мужа гладко причесаны неузнаваемо скромная, уже ощутившая себя семейной, серьезной женщиной, хозяйкой дома.
Говорила Лере:
— Когда захочешь, приезжай, навести нас…
Муж, стоя за ее спиной, сдержанно кивал головой.
— Как-нибудь, милости просим…
«Вот и все, — думала Лера, — кончилась наша общая жизнь…»
Она была довольна: мать наконец-то прибилась к берегу, обрела семью. И в то же время было жаль ее: вдруг опять, как уже бывало, ничего не получится, вдруг сорвется?
Дома она прибрала комнату, выбросила все материны баночки с румянами и краской для глаз. Украдкой всплакнула: как ни говори, мать…
— Я тебя не оставлю, не бойся, — сказала ей Ксения Герасимовна. — Закончишь в школе экзамены и приходи к нам, на фабрику…
— Я бы хотела в общежитие, — сказала Лера. — Сами знаете, эту комнату мама снимала…
Лера сдала экзамены и поступила на фабрику. А Ксения Герасимовна выхлопотала место в общежитии.
Спустя неделю Ксения Герасимовна принесла Ларе письмо от матери — коротенькое, полное восторгов. Сбылись надежды матери, она стала полноправной хозяйкой дома, с утра до вечера занимается хозяйством, копается в огороде и довольна мужем. «Он у меня золотой, — писала мать, — такой хороший…» В конце была приписка: «Захочешь, приезжай погостить, я тебе на дорогу вышлю денег».
«Хорошо, что у нее все наладилось», — думала Лера. Она чувствовала себя старшей, словно сама была матерью и наконец-то выдала замуж засидевшуюся дочь.
