Ю. ЦИРКУНОВ |Рига). Дождик.

Рисунки Г. ПОНДОПУЛО.

— А у меня не было всего этого, — сказала Валя.

— Чего не было? — спросил Дима.

— Того, что у тебя: «Синей птицы» в Художественном театре, елки с цветными лампочками, подарков ко дню рождения. Я и вообще-то никогда не справляла свой день рождения…

— Жаль, — сказал Дима.

— Говорят, детство всегда при нас, в кармане, что ли…

Он улыбнулся:

— Как зажигалка или записная книжка?

Она нахмурилась.

— Почему ты смеешься? Разве то, что я говорю, смешно?

— Нет, — сказал он, — совсем не смешно.

Смотрел на нее, сердитую, с коротко стриженными волосами — кажется, вот такая умышленно растрепанная прическа называется «Гаврош», — загорелую до того, «что глаза стали совершенно светлые, словно отмытые. Пожалел про себя: «А она права, детства у нее в общем-то не было…»

— Пошли купаться, — предложил он.

— Подожди, давай еще полежим немного на солнце…

— Ладно…

— Я подремлю, — сказала Валя, — немножечко, минут пятнадцать, а ты лежи и молчи.

На берегу реки разрослись густые липы. До чего прохладно под ними, ни одного солнечного луча не пропустят, зато выйдешь к воде, и сразу же в лицо ринется ослепительный светоносный жар солнца, и река в солнечных бликах, даже глядеть на нее больно…

Он отошел от Вали, лег в тени под липой, которую помнил еще давно, с той поры, как пошел в школу.

Он рос, переходил из класса в класс, а липа старела незаметно для всех, ширилась, словно бы толстела от старости, и ветви кое-где поредели, потому что иные поломались, а новые не выросли…

«Неужели и я когда-нибудь буду старым? — подумал он. — Нет, не хочу быть старым, постараюсь не стареть, это, наверное, можно — удержать молодость, но для этого надо заниматься спортом…»

Он передвинулся из тени на солнце. Сразу же стало жарко. Почти так же жарко, как на пляже где-нибудь в Евпатории или в Сочи…

Хватит! Пора купаться. И Валю взять с собой, а не то она и вправду заснет, а на солнце спать — нет ничего вреднее, это все знают…

Он вскочил с земли. Дернул Валю за руку.

— Пошли окунемся…

Валя познакомилась с Димой в Москве, на стадионе «Динамо». Он сидел впереди нее, и она поначалу не обратила на него никакого внимания: кругом было столько народа…

Потом на поле выбежали футболисты. Стадион разом выдохнул:

— Старички явились…

Это был матч ветеранов. Играли две команды, их так и называли: первая и вторая.

Когда-то имена «старичков» гремели. Спроси в ту пору любого мальчишку, и он подряд, без запинки перечислит всех: и Костеркина, и Яранцева, и Миловзорова, и братьев Бахрушиных — Костю и Кирилла.

Настал день, и они исчезли. Вернее, просто перестали играть в сборной, ушли из своих команд, и на их место пришли новенькие, быстро завоевавшие известность. И уже никто не вспоминал о тех, когда-то знаменитым, прославленных, чьи имена печатались в газетах и упоминались по радио.

А между тем никуда они не исчезли. Одни стали тренерами, другие — педагогами, третьи — еще кем-то.

Но как же им, наверно, хотелось хотя бы еще раз выйти на поле..

И вот матч ветеранов. Опять все как было.

Зеленое поле, трибуны, заполненные болельщиками. Судья со свистком и по краям одетые в синие тренировочные костюмы мальчишки, для которых поднять далеко залетевший в аут мяч — дело самой что ни на есть высокой чести.

Нюся, Валина подруга, купила две палочки эскимо. Одну отдала Вале:

— Попробуй московское мороженое!

Валя усмехнулась:

— Неужели не жалко?

— Чего жалко? — переспросила Нюся. Потом поняла, натянуто засмеялась: — Да ты что?

Нюся была жадненькой. Это было известно всем ее одноклассникам.

— Ладно, — сказала Валя, — попробую ваше московское мороженое…

Нюся добавила с притворным равнодушием:

— Если захочешь, я могу еще купить пломбир или стаканчик…

Валя не слушала ее, смотрела на футболистов, бегавших по полю.

Стадион бесновался. Болельщики кричали в голос:

— Давай, давай!..

Но мяч опять пролетал мимо ворот.

— Смешные эти старцы! — сказала Нюся.

— Чем же смешные? — удивилась Валя.

— Бегают, суетятся, будто и в самом деле за кубок борются!

— А мне их жаль.

Нюся широко раскрыла маленькие, в редких ресницах глаза:

— Вот еще, чего это их жалеть?

— Наверно, им трудно бегать.

— Подумаешь… — равнодушно уронила Нюся, облизывая липкие пальцы.

Дима обернулся к Вале. Внимательно посмотрел на нее.

И она взглянула: парень как парень, кажется, не очень высокий, густые волосы, карие глаза. Веснушки на носу.

— Мне тоже их жаль, — сказал Дима.

Нюся громко захохотала.

— Еще один нашелся жалельщик-болельщик!

— А вот вы несправедливы, — отрезал он, — и вообще нехорошо смеяться над теми, кому трудно.

— Почему нехорошо? — спросила Нюся.

Но он не ответил ей. Снова глянул на Валю, обращаясь лишь к ней одной.

— Вы правы, это в общем-то невеселое зрелище. Сегодня им дали возможность сыграть друг с другом, но это, должно быть, больше уже не повторится.

— А сколько им лет? Много? — спросила Валя.

— Самому старшему, Яранцеву, сорок один.

Толстый дяденька, сосед Димы, авторитетно произнес:

— Сорок два и семь месяцев.

— Какая точность, — сказала Нюся.

— Гол! Гол! — закричали кругом.

— Яранцев забил. — Дяденька привстал, приложил обе ладони ко рту: — Слава, молодец! Давай дальше!..

Судья свистнул. Футболисты послушно побежали друг за другом в раздевалку.

— Пошли пройдемся, — сказала Нюся.

Валя смотрела на футболистов. Очевидно, это они так только, для вида бегут, а на самом деле до чего же устали, наверно! Шутка ли, сорок с хвостиком…

Она вышла вслед за Нюсей. И Дима пошел за ней:

— У нас с вами то, что называется адекватностью ощущений.

— Повторите еще раз, — попросила Валя.

— Ладно, после повторю. Меня зовут Дима. А вас Валя?

— Угадали.

— Нет, не угадал, просто слышал. Она вас так называет.

— Она — это я? — вмешалась Нюся. — Кстати, я Нюся.

— Прекрасное имя, — рассеянно проговорил Дима.

Он, как и думала Валя, оказался невысоким. Узкие, приподнятые плечи, немного впалые щеки. Не очень красивый, но, отметила Валя, умеет сразу расположить к себе. Может быть, Валя подумала так потому, что почувствовала: она ему нравится. А нравиться кому-то всегда приятно, и тот, кому нравишься, кажется поэтому симпатичным. И еще он как-то необычно говорит. Не так, как другие.

Очевидно, Нюся тоже обратила внимание на него. И стала отчаянно кокетничать, заводить глаза, улыбаясь самой пленительной улыбкой. Но сколько Нюся ни старалась, он даже и мимоходом не глянул в ее сторону. Как будто не было ее вовсе. И обращался все время к одной лишь Вале.

Когда окончился перерыв и они возвращались обратно на свои места, он остановился, посмотрел на футболистов, вновь рассыпавшихся по полю:

— Как они, наверное, сейчас счастливы!

Да, сейчас футболисты словно вдруг разом помолодели, сбросили с себя лишние годы, и опять все, как прежде. Зато потом будет еще хуже. Почему еще хуже? Потому что наступит отрезвление, каждый поймет: все совсем не так, как бывало когда-то. И кубка им не видать и за первенство не бороться. Словно дети понарошку притворяются взрослыми…

Закинув голову, Дима посмотрел на небо.

— Дождь накрапывает. Чувствуете?

— Еще как! — воскликнула Нюся. — Бедная моя прическа, для чего же я в парикмахерской сидела?