Ох, как, наверное, смеялась бы Деметра, узнай, что муж, который ушел из-за ее недуга, сам сейчас заражен. Должно быть, она уже в Данстаре. Ждет ли его еще? Скучает? А может, уже нашла кого-то другого? Ревность полоснула зазубренными когтями по груди норда, заклокотала грозным рычанием. Он… Онмунд пойдет к ней, пойдет к своей любимой женщине, в ноги ей упадет и будет молить о прощении. Теперь он понимал, каким был эгоистом. Понял, как его бледную леди пугало проклятие, как давило на Деметру одиночество и осознание того, кем она стала… ведь маг клялся любить ее, быть рядом и в печали, и в радости… а сам струсил и сбежал. Что ж, проклятие Молага Бала достойное наказание за его слабость. Что-то мокрое и холодное ткнулось в ладонь юноши. Опустив глаза, он заметил гончую смерти. Уродливый тощий пес пристально вглядывался в бледное лицо вампира пылающими угольками глаз, еще один топтался неподалеку, очевидно, боясь огня. Расправившись с вампирами, Онмунд не тронул псов. Они не виноваты, не должны отвечать за грехи хозяев. Норд ощутил жгучую жалость к собакам – настолько худые, что острые ребра выпирали из-под черной шкуры, они едва держались на тонких ногах, то и дело облизываясь на горящее тело Матильды. Если уж вампиры питались одной-единственной изможденной женщиной, то псам, должно быть, доставалось и того меньше. Один из них уселся на траву у ног юноши и хрипло, жалобно заплакал. От голода. От тоски. Опустившись на колени, Онмунд потрепал гончую по загривку, и та доверчиво ткнулась носом ему в плечо, признавая в колдуне хозяина. Вторая же недовольно заворчала.
Когда от могильного костра остались лишь угли, сумерки неслышно окутали Скайрим, и маг позволил себе скинуть капюшон. Ожог на щеке никак не хотел заживать, только подсыхал и лопался снова. Ноги сами несли северянина к дороге, ведущей в Данстар. Он не боялся, что в нем узнают супруга Довакин. Бледный, с осунувшимся лицом, заросшим щетиной, с лихорадочным блеском в глазах да в грязной, истрепавшейся одежде Онмунд походил больше на бродягу, чем на боевого мага. Адские псы преданно семенили за ним, чуть слышно хрипы от голода. Северянин поймал для оголодавших собак пару кроликов, и хищники жрали их вместе со шкурой и костями. Рвали тушки на куски с жадным рычанием, кровь и шерсть летела в разные стороны. От одного только вида пирующих животных внутренности колдуна окатило холодом, а глотка, напротив, вспыхнула как сухой валежник. Его снова… снова мучает голод.
Возможно, для совсем юных, новорожденных вампиров это нормально, мелькнуло в голове Онмунда, когда он вгрызался в шею оленихи. Несчастное животное било ногами, бешено вращая помутневшими от страха глазами, и тихо кричало, не в силах вырваться из стальной хватки норда. Ее кровь была сладкой… но слишком водянистой, вкус молниеносно растаял на языке, оставив лишь зыбкое чувство сытости, которое испарится уже через несколько часов. Оставив адских гончих пировать, юноша неторопливо побрел дальше. Если повезет, встретится ему какой-нибудь головорез или разбойник. Никогда еще Онмунд не был бы столь раз встрече с убийцей. С тем, чье убийство не запятнает его совесть, и жертва не встанет в один ряд с несчастной Матильдой.
Когда обе луны начали лить мертвенный свет на степи Вайтрана, жажда вновь сжала шею мага. Объевшиеся адские гончии тяжело переваливались на ходу, их брюхи раздулись так, что едва не волочились по земле. Сделать бы привал, вздремнуть немного, но продолжать путь, когда взойдет солнце, станет совсем невыносимо. Лучше сейчас дойти хотя бы до рощицы какой, что бы деревья укрыли от жарких лучей. А лучше до одинокого хуторка, где стены надежно укроют от солнца. Где живут фермеры… сердца их бьются, кровь несет жизнь по жилам… рот Онмунда наполнился горькой слюной, норд судорожно сглотнул. Нельзя думать об этом, нельзя! Юноша до боли зажмурился, глухо застонал. Голод точил его волю и рассудок, словно червь, пожирающий корни дерева, мысли упрямо возвращались к пище, алой живительной крови, которая струится по венам. Псы, словно почуяв состояние нового хозяина, прижали уши.
Он прошел еще двадцать шагов, когда пряный соленый аромат маняще пощекотал его нос. Онмунд резко остановился, алчно принюхиваясь, бледно-синий огонь в глазах вампира вспыхнул ярче. Кровь… кровь совсем рядом! Собаки сорвались с места, заливаясь хриплым лаем, маг поспешил за ними. Запах становился все сильнее и ярче…
- Получай! Получай, сука! – звуки ударов перемежались с тихими вскриками и всхлипами. Высокий мужчина в пятидесяти шагах от мага избивал девушку. Спутанные белокурые волосы и разорванное на груди платье, лицо залито слезами и кровью. - Сама меня завлекала, а теперь что?! Кинуть меня решила, мразь?! Не хочешь по-доброму давать, так я сам возьму.
Хрюкая от нетерпения, он запустил руку под юбки несчастной. Она отчаянно завизжала. Тишину ночи разрезал звонкий шлепок, голова ее мотнулась в сторону.
- А ну молчать! Думаешь, кто-то тебя услышит? После того, как отцу твоему все расскажу, он тебя из дома вышвырнет! Пойдешь собой на большой дороге торговать, - мужчина лающе расхохотался и повернул девушку спиной к себе. Вынудив ее опереться о камень, он задрал подол простого хлопчатобумажного платья до пояса и погладил худые ягодицы, бледным пятном выделяющиеся в сумерках.
- Пожалуйста, не надо… я прошу тебя…
- Заткнись, - хрипло буркнул насильник, наваливаясь на свою жертву. Онмунд слышал протяжный, полный боли стон и удовлетворенное покряхтывание.
- Целки у меня никогда не было, - прорычал мужчина, - хорошо… пожалуй, я тебя еще попользую. До утра-то еще далеко, - он брал ее грубо, совершенно безжалостно толкался в податливое тело. На бородатом лице расплылась глупая похотливая улыбка. Потянувшись вперед, он сжал небольшие грудки девушки, которая лишь глухо икала. От каждого толчка ее голова билась о камень. Юноша услышал стук капель крови, разбивающихся о землю.
- Нравится, сучка, а? Скажи, что тебе нравится! Скажи! – он насиловал девушку и осыпал ударами спину и бедра бедняжки. - Чего замолчала? Кричи! Кричи, я сказал!.. – утробное зловещее рычание не ослабило пыла мужчины. Продолжая двигаться, он повернул голову и оскалился при виде какого-то замызганного бродяги в компании пары рослых кобелей. Опьяненный елеем и накатывающим наслаждением, мужчина погано ощерился.
- Что, друг, тоже хочешь? Погоди чутка, вот сейчас я… ох… закончу… да… и тебе дам побаловаться… о, сама Дибелла эту щелку создала, ох!..
Девушка уже обмякла в руках насильника, руки повисли. На зернисто-сером камне темнела кровавая клякса.
- Взять, - только и обронил Онмунд, не думая даже, послушаются ли его адские гончии или нет. Но псы бросились вперед, один вгрызся в бедро норда, а другой повис на его локте. Мужчина завопил, выпустил свою жертву, которая безвольно распласталась на земле. Собаки жадно рвали его на части, одежда за мгновение пропиталась кровью. Насильник закрыл руками лицо, но его ладони с силой отвели от его перекошенной ужасом физиономии. Последнее, что он увидел прежде, чем тьма поглотила его, были тускло сверкнувшие в свете луны, будто пара кинжалов, клыки вампира.
***
Когда Дорика проснулась, все тело терзала ломота, а в голове словно жужжал целый рой диких пчел. С трудом разлепив веки, девушка увидела, что лежит в кустах лаванды, и руки ее и лицо перепачканы сиреневой пыльцой. Дорика чихнула, сморщив нос, и тихо захихикала, но смех ее тут же утих, стоило острым граням воспоминаний прошлой ночи впиться в сознание юной северянки. Слезы обожгли глаза, она обняла себя за плечи. Кому она теперь нужна будет?! Обесчещеная… Кемен наверняка уже всем в Рорикстеде рассказал все, отец на порог не пустит, а соседи будут вслед плеваться. Не завлекала она дровосека, не завлекала! Поздоровалась только да попросила ведра тяжелые до дома донести и все! Только сейчас заметила Дорика, что укрыта она плащом из странной струящейся ткани, а на шее – ожерелье золотое с камушком. Девушка нерешительно коснулась кончиками пальцев украшения, боясь, что это лишь ее грезы. Сейчас оно растает вместе с остатками сна… но кулон не исчезал. Неужто это подарок Кемена? От подобной мысли Дорику затошнило, она хотела было сорвать медальон, но что-то ее остановило. Неподалеку в высокой траве лежало нечто багровое, над которым кружили толстые мухи. Над головой хрипло каркнул ворон. На подкашивающихся ногах девушка подошла к тому, что осталось от ее мучителя. Узнала Кемена она лишь по обрывкам рубашки и пояса – лицо дровосека было обглодано, руку одну будто отгрызли, а в животе кишели гады, любимцы Намиры. Склизкий ком встал поперек девичьего горла, но Дорика даже не поморщилась. Только плюнула на тело того, кто честь ее и невинность украл, и пошла к лошади, апатично щипающей траву. Слепая на один глаз, Лакомка даже не знает поди о смерти хозяина. Девушка сжала золотой медальон в кулаке. Кто-то ведь его оставил. Кто-то укрыл ее и убил Кемена. Пересохшие губы Дорики тронула слабая улыбка. Пусть улыбаются боги ее спасителю! Да содрогнется земля под его шагами.
