Мягко вздохнув, Деррик расправляет плечи и кивает.

— Энн сказала, что завтра могла бы встретиться с тобой.

Внутренние процессы моего организма сбиваются, но я в состоянии скрыть свою реакцию и ощущение, что Деррик только что оставил меня в канаве, откуда мне не выбраться. Я не могу выбраться, но могу бороться своим способом.

— Кто такая Энн? — спрашивает Трэвис.

— Мой психотерапевт, — напоминаю ему я, затем объясняю, а Деррик подтверждает то, что мне нужно делать.

Я должна вспомнить. Для Деды.

Старик не боец. Всполохи борьбы всколыхнулись в нем только тогда, когда я упомянул имя его внучки.

Холли. Его милая Холли.

Я буду медленно ломать их обоих, так медленно, что они обрадуются наступлению смерти.

Сейчас я держу его в темноте с лыжной маской на голове, связав по рукам и ногам. Он не знает о моих намерениях, пока я не начинаю наносить удары по его лицу и животу.

Я получаю столько радости, когда его тело вздрагивает и напрягается от звука моих шагов. Он никогда не знает, что я собираюсь сделать. Иногда я сижу напротив него и разглядываю. Его хилое тело слабеет. Беспокойство за внучку поглощает его, но он угрожает мне, хотя знает, что они оба умрут от моих рук. Он пытается скрыть свою дрожь, когда я расхаживаю перед ним с ликованием, которое может принести мне только Эрика. Звук его щелкающей челюсти возбуждает меня, и я часто бью его в лицо, заворожено смотря на кровь и на то, как она стекает с уголка его рта.

Но большую часть времени я загоняю кулаки в его душу.

Это психологическая война, и я намерен победить.

Моя встреча с Энн не отличается от предыдущих сеансов. Не знаю, почему я ожидала, что будет по-другому — словно это для меня открытие, что в моей голове будут копаться и извлекать до сих пор скрытую информацию. Я обвиняю Трэвиса, потому что он показал мне «Пятый элемент», заключающий в себе революционные идеи, которые киношники создали, показав всему миру то, что никогда не случится за время нашего существования.

Вместо этого мы прибегаем к гипнотерапии. Верно. Меня загипнотизируют. Это глупо. Это так банально, словно сцена из какого-то фильма по Hallmark, и мне кажется, мои глаза вот-вот вылезут из орбит. (Примеч. Hallmark — кинокомпания и телевизионный канал, транслирующийся в США. Специализируется на производстве и трансляции классических сериалов и фильмов).

Но это единственный имеющийся у меня шанс.

Никто не отвечает, когда я звоню на телефонный номер Деда, и никто не звонил мне с его номера. Однако я упрямо проверяла свой мобильник, только чтобы убедиться, что не пропустила ни одного вызова. Уверена, телефон зазвонил бы сейчас, если бы Деррик не позвонил в полицию, или если бы я не позвонила Деррику, или если бы Трэвис не забрал бы телефон у меня.

Конечно, Деда не оказался бы в такой ситуации, если бы я не ускользнула от моего похитителя.

Я виню всех, потому что не могу винить его.

Вместе с Лилу я иду в лес за домом Деда и пытаюсь не волноваться о том, что Трэвис и Деррик остались наедине друг с другом на несколько часов. Я уверена, один из них достаточно ответственен для того, чтобы вызвать неотложку, если Деррик и впрямь возьмет на себя роль старшего брата и сможет выяснить, что мы с Трэвисом замышляли, в то время как я должна была сосредоточиться на своем психическом здоровье.

Деррик видел меня слабой, так что я не виню его за то, что он так рьяно опекает меня. Я покинула Техас из-за парализующего страха перед прикосновениями. После моего возвращения в Харбор-Айленд я привела с собой человека, руки которого блуждают по моему телу, будто они принадлежат мне. Да, я закатываю глаза. Трэвис нашел приключения на свою задницу.

Бездумно иду, не зная куда, но придерживаюсь внутреннего компаса — так я буду знать, как вернуться домой. Я аккуратно обхожу кустарники, чтобы они не оцарапали мое лицо, и перелезаю через большие камни, скорее всего, так я делала в детстве.

Добравшись до ручья, я сажусь на валун, свесив ноги, так что они не касаются воды. Высокие деревья окружают меня, их листья падают в ручей. Пасмурно. Тучи словно убежище от солнца, нависшая тьма разрывает подобие мира. Вода течет беспрерывно, и здесь я пытаюсь увидеть себя.

Кеды, косички, грязные ногти...

Я не могу представить это.

Собака, большая и черная, как Лилу...

Нет, у меня была дворняга — помесь разных пород, которую Деда называл Уродцем. Я любила этого пса так сильно, что считала его своим младшим братом. Я была опустошена, когда мы потеряли его, и не могла спокойно смотреть на маленькую белую собачку, принесенную мамой домой, чтобы излечить мое разбитое сердце. Но для молодых сердец характерно все быстро забывать, так что Бетси стала моей новой лучшей подругой.

Я представляю Уродца с всегда высунутым языком, потому что он был слишком большим, чтобы поместиться у него во рту, и его проницательные глаза всегда следили за мной. Помню, как однажды я посадила свои куклы ему на спину, будто он — любезный жеребец. И я думаю о маленькой Бетси, которая была с нами до моего совершеннолетия.

Блуждая в воспоминаниях, я смотрю вниз на ручей, пытаясь вспомнить свое похищение. Должно быть, была какая-то борьба. Он использовал шнур или веревки? Или, может, успокоительное, чтобы не было борьбы? Были ли люди вокруг? Или я был одна, как сейчас?

Беспокойство и напряжение скапливаются в основании шеи, и я осматриваюсь, ища виновника. Потираю шею и встаю, поворачиваясь по кругу, осматривая деревья, окружающие меня. Оставив Лилу играть в ручье, я иду глубже в лес, перешагивая через сломанные ветки деревьев и камни. Чем дальше я от дома Деды, тем отчетливее ощущаются тревога и волнение в районе шеи. Беспрерывный поток ручья все еще в пределах слышимости, когда меня настигает головная боль. Я хватаюсь руками за голову, но продолжаю двигаться вперед, так или иначе, зная, что иду в правильном направлении.

Мои ноги перестают двигаться, когда я натыкаюсь на дерево с пригвожденной к нему белкой. Листок бумаги свисает со рта мертвого зверька, и я знаю, что это.

Это послание для меня.

Глубоко вдыхая, протягиваю руку и аккуратно беру бумагу изо рта белки, не разрывая ее. Я выдыхаю, отказываясь плакать, если он смотрит на меня. В животе образуется узел, как только я открываю записку. Только два слова, написанные на бумаге.

«Приходи одна».

— Куда? — я озираюсь вокруг, мое отчаяние повисает в тишине, пытаясь утащить меня. — Скажи мне куда, и я приду!

Никто не отвечает, поэтому я падаю на колени, закрывая лицо руками, и начинаю рыдать. Незримый узел сплетается вокруг моего сердца, сжимает и перекрывает мне доступ воздуха. Тогда как внутри меня образуется смятение, ветер усиливался, отчего мои волосы развеваются у лица. Я оглядываюсь на деревья и, в конце концов, встаю, цепляясь за мельчайшие кусочки надежды. Постоянный стук в моей голове говорит мне, что я иду в правильном направлении, когда боль становится невыносимой. Я успокаиваю свое тело, опираясь рукой на различные стволы деревьев, периодически останавливаясь, чтобы приложиться головой к грубой коре.

Изнуряющая боль вызывает у меня тошноту и слабость, но я борюсь с ней, пока на расстоянии не вижу дом, во многом похожий на дом Деда. Мой взгляд мечется, так как мне приходится бороться с болью. Я смахиваю пот со лба тыльной стороной ладони, а затем зажимаю пальцами переносицу, надеясь, что небольшое давление поможет унять головную боль.

Успокаивающе и глубоко вдохнув, я делаю небольшой шаг в сторону дома.

— Остановись.

Я взвизгиваю, но Трэвис закрывает рукой мой рот, чтобы не создавать шума.