Дуайт прислушался к зажиму на ухе, сказал с облегчением:

– Фрэнк Вачмоуг и Крис Реншоу уже прибыли. Оба возглавляют в своих городах Центры по изучению рисков глобальных катастроф!.. Сейчас они входят в лифт.

Генерал Сигурдсон произнес жирным голосом:

– Полагаю, им для обсуждения своих проблем лучше выбрать более уединенное помещение. А мы здесь пока подумаем над сложившейся ситуацией. В более репрезентивном кругу.

Дуайт повернулся ко мне.

– Мистер Лавроноф?

– Да, – ответил я. – С удовольствием.

Он посмотрел на меня хитро, мы вышли в коридор, там шепнул едва слышно:

– Хорошо я вам подыграл?

– Даже замечательно, – пробормотал я. – Я поверил, что все искренне.

– Я искренне, – ответил он с сокрушенным видом, – но умом понимаю, что на это время демократию нужно отложить.

Я смолчал, на мой взгляд, именно демократия привела наш мир к этому расцвету, но в нынешних условиях в самом деле придется ограничить в ее вольностях, а потом отложить, и, полагаю, доставать вольности из того пыльного чулана уже не придется.

Из лифта вышли двое в гражданском и одетые с некоторым бунтарством в цветные рубашки с короткими рукавами и брюки с укороченными штанинами, что не закрывают щиколоток.

Дуайт кивнул мне, я пошел с ним рядом навстречу гостям. Более рослый протянул руку Дуайту, угадав в нем старшего, потом мне.

– Фрэнк Вачмоуг, – представился он. – Что же у вас такое стряслось?.. А это существо со мной рядом Крис Реншоу. Вы не смотрите, что он такой… он вообще-то разумен.

Дуайт посмотрел на обоих, напряженное лицо чуть дрогнуло в подобии улыбки.

– Ребята, как я вижу, вас сдернули с рабочих мест и не покормили в дороге? Тогда пойдемте в зал совещаний через кафе. Здесь это близко…

– На стыке корпусов, – сказал Фрэнк, показывая, что бывал здесь, знает. – Как и везде, чтобы сэкономить площадь. Прекрасная идея! Я в самом деле готов стол сгрызть, если не принесут быстро подкормиться.

Его напарник сказал в нерешительности:

– Может, пусть нам в зал принесут кофе и бутерброды? Чтобы не терять время?

Фрэнк воскликнул:

– Ты чего? Здесь знаешь какие цыпочки ходят?.. После президентского указа насчет заполнения квоты для женщин сюда набрали с вот такими!.. Все равно из них понятно, какие работники, так хоть пусть своим видом радуют и поднимают… ну да, настроение.

Дуайт посмотрел на меня, я понял, кивнул.

– Мне добавочная чашка кофе еще никогда не мешала.

В ресторане я с ходу заказал кофе, Дуайт велел принести и ему, но, глядя, как уминают бифштексы Фрэнк и Крис, разохотился и заказал нам еще и по бутерброду с сыром.

Фрэнк ест быстро, запивает красным вином, его в очередной раз объявили полезным, как и белое, а настоящий американец всегда держит нос по ветру и соблюдает тренды, Крис пожирает медленно и безостановочно, как комбайн силос.

Мы с Дуайтом наслаждались кофе, цэрэушник тоже из тех нормальных, для кого кофе никогда не бывает много.

– Это здорово, – сказал Фрэнк с набитым ртом, – выходит, и в России начали задумываться над такими проблемами?

Я смолчал, Дуайт ответил с усмешечкой:

– Кто-то из великих вроде бы сказал, что русские долго запрягают, но потом их не остановить?

Фрэнк спросил с живейшим интересом:

– Это как?

– Русские уже запрягли, – объяснил Дуайт. – И поехали… Нам придется догонять. Но сейчас мы сами тормозим миссию, с которой прибыл доктор Лавроноф. Он прибыл по установлению контактов и обмену информацией, а тут…

Крис только зыркнул над тарелкой, а Фрэнк сразу спросил живо:

– Что-то случилось? Я заметил, все какие-то нервные…

– Странно, да? – спросил Дуайт. – Когда нервничают генералы, все страна прячется под столы. Потому их учат быть всегда спокойными и величественными.

– Зря нервничают, – ответил я успокаивающе. – Вы, как коллеги и даже соратники, поймете лучше. Я имею в виду: мне коллеги, не генералам.

Фрэнк кивнул.

– Да, это точнее. Соратники.

– Принимаю уточнение, – сказал вяло Крис. – Вообще ученые… один народ и одна нация. И даже одна вера.

– В чем бы, – сказал я, – и как бы наши страны ни соперничали, сейчас у нас один враг. Стопроцентный враг как для вас, так и для нас. Разумеется, и для остального человечества, хотя оно нас интересует меньше, простите за откровенность.

Они слушали внимательно, даже грубую шутку проглотили с таким видом, словно от русского ничего не ждут иного, но на лицах скрытая заинтересованность и чисто человеческое желание демократов понять, что обломится им лично.

Фрэнк поинтересовался с прежней настойчивостью:

– А что случилось? Нас оповестили еще вчера, но у вас возникли какие-то непредвиденные сложности…

– Не у меня, – ответил я. – Здесь… хотя да, сообщил я.

– А что…

– К нам не имеет отношения, – успокоил я.

Дуайт сказал с невеселой усмешкой:

– Но чашки поставьте, а то вдруг обольетесь. У меня и то руки дрогнули, а сердце ушло в пятки. Доктор Лавроноф?

Я кивнул и продолжил несколько деревянным голосом:

– Просто еще в древние времена Хрущева наш академик Андрей Сахаров предложил Лаврентию Берии, который тогда курировал наши атомные проекты, смыть Америку вообще с лица земли. Гигантская волна пришла бы со стороны Атлантики и смыла, как пыль на асфальте, Нью-Йорк, Филадельфию, Вашингтон и чертов Пентагон.

Оба застыли, глядя на меня остановившимися глазами. Наконец Фрэнк прошептал:

– Это… это всерьез?

– Такие были времена, – сказал я успокаивающе. – Правда, сейчас еще хуже, но это не важно, мы же привыкли?..

Дуайт пробормотал:

– Человек ко всему привыкает. Даже странно… где предел?

– Если всего одну, – сказал я, – но достаточно мощную бомбу расположить на западе, то цунами с той стороны разрушит Сан-Франциско, Лос-Анджелес и остальные тамошние города.

– Боже правый, – пробормотал Крис так, словно воскликнул.

– На побережье Мексиканского залива, – закончил я, – будут уничтожены Хьюстон, Новый Орлеан и прочее-прочее, а самое главное – на берег выбросит сотни подводных лодок из бухты и доков, все стоящие на приколе авианосцы и вообще весь флот.

Крис поинтересовался, сам как будто не веря тому, что произносит:

– Все порты и морские базы на западном и восточном побережье будут разрушены?

– Целиком и полностью, – подтвердил Дуайт с язвительной любезностью.

Я кивнул.

– Академик Сахаров считал это морально приемлемым, у нас такая особая интеллигенция. Правда, Капица, Тамм и другие величайшие ученые всячески отговаривали его от такого людоедского поступка. Но окончательную точку поставил командующий военно-морским флотом Советского Союза, который заявил, что отказывается принимать на вооружение то, что уничтожит и мирное население. Это к тому, что какие у нас интеллигенты, и какие меднолобые. С моральными принципами.

Фрэнк спросил шепотом:

– Но… мины все-таки поставили?

– Намного позже, – сказал я успокаивающе.

Он посмотрел исподлобья.

– А что это меняет?

– Никто не собирался их ставить, – пояснил я. – Но когда ваши военные базы начали приближаться к России, охватывая ее в кольцо, тогда наконец и командование военно-морскими силами сочло приемлемым ответом начинать закладку атомных мин.

Я почти видел, как на Фрэнке вздыбливается звериная шерсть, а во рту выдвигаются волчьи клыки.

– Мы защищали, – сказал он, повышая голос, – своих союзников!

Я ответил так же ровно:

– А когда вы начали у наших границ размещать пусковые установки для ракет с ядерными зарядами, то военные переменили свою точку зрения, гуманисты сраные, и даже начали поторапливать ученых. Так что, да, закладка атомных мин предельной мощности прошла именно тогда. Быстро, слаженно и с готовностью применить как только, так сразу.

– Оружие Судного дня? – спросил Фрэнк.

Я покачал головой.