— Можно мне с молоком и сахаром, пожалуйста? — попросил Скорпиус, и профессор Леншерр кивнул, хотя все еще выглядел угрюмо.

Профессор Ксавьер внимательно наблюдал за ним, одновременно проницательно и нежно. Скорпиус ничего против профессора Ксавьера не имел, он казался довольно дружелюбным, но он был слишком маленьким для лекций Прорицания, поэтому не знал его, как человека. Он пришел поговорить с профессором Леншерром и не мог не задаться вопросом, что здесь делает профессор Икс, и можно ли сделать так, чтобы они все-таки поговорили наедине.

Его поймали на том, что он пялится на красную отметину на шее профессора Ксавьера, и тот как будто случайно прикрыл ее ладонью, покраснев.

Ну. Если честно, Скорпиуса не совсем ошарашило то, что здесь профессор Икс. Не после того, как Питер Паркинсон рассказывал, что его дядя сказал, что Леншерр и Ксавьер с детства вместе. Конечно, это были слухи, но сейчас, глядя на них двоих, вместе уже с самого утра, и распознав в свитере на профессоре Икс свитер Леншерра, в них было не так-то трудно поверить.

— Это правда, что вы магглорожденный, сэр? — спросил Скорпиус.

Профессор Ксавьер моргнул.

— Да. И я никогда не делал из этого какую-то тайну.

— Тогда, наверное, это все объясняет.

— Что объясняет?

— Почему профессор Леншерр не разрешал никому плохо говорить об Имоджен Кокс. Что она магглорожденная, в смысле. Он поймал… кое-кого… за тем, что тот назвал ее г-грязнокровкой, и…

— … Понятно, — мягко произнес Ксавьер, расплываясь в понимающей улыбке. — И почему ты думаешь, что я имею к этому какое-то отношение?

Скорпиус покосился на профессора Леншерра, стоящего всего в нескольких шагах от них и наливающего в его чашку молоко.

— Ну, все знают, что профессор… очень высокого мнения о вас, сэр.

— Я тоже очень высокого мнения о профессоре Леншерре, — откликнулся Ксавьер. — Даже более высокого, чем еще минуту назад.

Профессор Леншерр отдал ему чай и уселся рядом с Ксавьером. Он тоже покраснел (и почему только все краснели?!), и профессор Ксавьер посмотрел на него с таким теплом во взгляде, что теперь Скорпиус действительно задался вопросом, не лучше ли ему вернуться попозже.

Но было уже поздно, так что он просто отпил чай. Приятно было чувствовать внутри тепло. Скорпиус не был уверен, что его хоть на минуту прекратило трясти после того, как он прошлой ночью ушел из кабинета директора.

— Итак, мистер Малфой, — проговорил профессор Леншерр. — Вы сказали, что хотите поговорить со мной?

Скорпиус покосился на профессора Ксавьера.

— Я могу уйти, — произнес тот. — Если это что-то личное, — он уже поднялся, но, к собственному удивлению, Скорпиус замотал головой.

— Все в порядке, вы можете остаться. Я не возражаю.

Ксавьер сел обратно.

Скорпиус сделал еще один большой глоток, прежде чем начать объяснять.

— Мой отец, — начал он, — мой отец сказал мне, до того, как я приехал сюда, что если кто-нибудь вдруг… прикоснется ко мне как-то так, что мне будет… неприятно… преподаватель или ученик, или еще кто-то… Он сказал написать ему. И рассказать учителю, которому я доверяю.

Леншерр и Ксавьер разом побледнели и застыли.

— Он не… он не трогал меня, — торопливо добавил Скорпиус. — Он ни разу меня не тронул. Просто сказал снять рубашку. И это было… это было странно, и папа сказал “неприятно”, и это было неприятно. Хотя я должен был это сделать. И он сказал — профессор Шоу сказал — не рассказывать никому, но папа сказал все равно сделать это, — он уставился в свою кружку, чувствуя, что его подташнивает.

— Да, — произнес профессор Ксавьер. — Твой папа прав. Можешь начать сначала и рассказать нам, что произошло? Профессор Шоу привел тебя в свою комнату?

— Нет, в свой кабинет. Было поздно, я возвращался из Большого Зала после ужина. Он проходил мимо по коридору и велел идти с ним, так что я пошел. Он закрыл дверь и сказал мне снять рубашку. Я думал, что это странно, но он же директор, так что я послушался. Он сказал встать возле стены. Потом спросил, возможно ли, что меня усыновили, вдруг моя мама на самом деле моя мачеха или еще что-то. Я сказал ему, что нет, я выгляжу в точности, как мой папа, и у меня такое же родимое пятно, как и у маминого брата, так что не думаю, что меня могли усыновить. Он сказал “хорошо” и чтобы я не волновался, что будет немного больно, — Скорпиус гулко сглотнул. — Но было очень больно.

— Из-за чего? — спросил профессор Леншерр.

— Заклятье. Он наложил на меня заклятье. Было много зеленого света, и луч был толщиной с мою руку. Он ударил меня посреди груди, и было очень больно, но, кажется, он ничего не… повредил. Уже через минуту болеть перестало, я был в порядке.

Профессор Леншерр хрипел:

— Профессор Шоу выглядел злым или разочарованным, что ничего не случилось?

— Нет, он казался счастливым, если честно. Сказал, что я буду в порядке, и не рассказывал никому, и что скоро я пойму.

— Поймешь что?

— Я не знаю.

— Скорпиус, — произнес профессор Ксавьер, — какое заклятье он использовал?

— Там было что-то с лотосом. Лотус леталис, кажется? — он принялся расстегивать свою рубашку. — Лотос — это же цветок, да? Это он? Рисунок, который остался на мне? — Скорпиус неуверенно отпустил рубашку, открывая черную метку в форме цветка посреди своей груди.

— Да, — слабо проговорил профессор Ксавьер, и если раньше они оба с Леншерром казались просто бледными, то сейчас побелели хуже пергамента. — Да, это именно лотос.

========== Глава 21. ==========

— Что ж, рада сообщить, что на карантин я тебя не отправляю, дружок, — произнесла мадам Помфри. — Я знаю, что эта… отметина все еще жжется, но это пройдет через день или два. Вот, возьми шоколадку, поможет.

Скорпиус все еще выглядел бледным и подавленным, подумал Чарльз, но он перестал дрожать и напряжение немного исчезло. Трое взрослых были в курсе ситуации и никто из них не злился или не паниковал — может быть, из-за этого его секрет стал менее пугающим и тягостным.

— Она исчезнет? — спросил Скорпиус, откусывая кусочек от шоколадки, свободной рукой потирая метку в виде лотоса.

— Боюсь, что нет, — произнесла мадам Помфри. — Ты знаешь, почему. Магией можно излечить мелкие повреждения, но что-то, оставшееся после заклятия? Нет, мне жаль, дружок, но это останется с тобой. Но взгляни вот с какой стороны — у тебя шрам из-за смертельного проклятья, прямо как у Гарри Поттера!

Скорпиус обрадовался гораздо больше, чем Чарльз ожидал бы того от Малфоя.

Пока тот доедал шоколад, мадам Помфри отвела Чарльза с Эриком в сторону.

— Я знаю, что здесь постоянно творится что-то совершенно безумное, и о большей части из этих историй я даже не подозреваю, — сказала она, — но смертельные проклятья… Директор…

— Поверьте, мадам Помфри, — откликнулся Чарльз, — мы обеспокоены так же, как и вы. Мы с Эриком сделаем все возможное, чтобы докопаться до правды. А сейчас я хотел бы попросить вас оставить Скорпиуса здесь хотя бы на день. Не думаю, что ему грозит опасность, но лучше… не рисковать и не оставлять его без наблюдения.

— Конечно. Он даже сможет мне помочь.

— Он это оценит. В смысле, ему надо отвлечься от всего этого.

Сказав об этом Скорпиусу, который, кажется, с облегчением вздохнул от того, что его не посылают на уроки, они отправились обратно в молчании.

Как только дверь за ними закрылась, Чарльз оперся о нее, чтобы удержаться на ногах, чуть ли не расхохотавшись при мысли, чем они занимались тут же еще совсем недавно, и как сейчас все на это не походило.

Эрик встал напротив него, и Чарльз отыскал его руку, хватаясь за нее, словно утопающий.

— Это действительно Шоу. Это… мы не можем больше позволить себе необоснованных предположений и догадок. Нам надо действовать.

— Хотел бы я иметь возможность дождаться Авроров, — проговорил Эрик. — Но он сказал, что мальчик поймет скоро…

— Насколько скоро, вот в чем вопрос, и что именно… Но мы знаем, правда, не наверняка, — Чарльз заставил себя отойти от двери, отпуская руку Эрика и проходя в комнату. — Мы знаем, что Шоу дважды накладывал заклятье — один раз на магглорожденную, которая погибла, второй — на чистокровного, который выжил. Очевидно, этот результат был удовлетворительным.