Пожалуйста, прости меня. Я люблю тебя. Прости меня.

Я люблю тебя.

Эрик.”

— Я хочу, чтобы ты понял, — произнес Чарльз, — что я получил это письмо всего два дня назад. А смелости открыть его мне хватило только этим утром.

Эрик уставился на него.

— Но… как… — внезапно его лицо стало жестким. — Рейвен.

— Да, — мягко откликнулся Чарльз. — И мы уже говорили об этом. У нее были на то свои причины. Но мы можем поговорить о Рейвен позже.

Эрик уставился на лист пергамента в своей руке, пытаясь вникнуть в смысл того, что только что услышал. Чарльз не проигнорировал письмо, не сжег его, не прочитав, не знал о словах ” Я смогу вынести все, кроме молчания.” и не решал, что Эрик заслужил именно это.

— Ты подумал, что я так и не написал, — прохрипел он, осознав. — Ты подумал, что я даже не попытался, что я не хотел… Чарльз…

— Я не понимал, как ты можешь злиться, что не получил от меня ни слова в течение десяти лет, когда сам даже не попытался написать, — Чарльз криво улыбнулся, но его глаза стали мокрыми. — Мы отличная пара — темним оба.

Эрик глубоко вздохнул, пытаясь, чтобы голос звучал ровно.

— Раз ты, наконец, прочел письмо, что думаешь о нем?

— Ну, — сухо ответил Чарльз, — оно в точности подходит своему отправителю. Никогда бы не подумал, что просьба и требование могут звучать так похоже. Практически неотличимо.

— Кажется, я немного… драматизировал.

— Угу. Написал, например, что жить без меня не сможешь, но, кажется, ты все пережил.

— Нет, не совсем, — Эрик выдохнул.

— И ты сказал, что будешь бороться, — произнес Чарльз голосом, внезапно ставшим ломким. — Почему ты не написал еще раз?

— Я… мне никогда не приходило в голову, что ты не прочитал его. Эстер сама доставила его в твой дом, дело было не в маггловской почтовой системе, где письма теряются и никто об этом даже не подозревает. Я думал, что это… молчание… и есть ответ. Написать снова было бы… стыдно. Унизительно. Даже пугающе — пытаться вернуть внимание того, кто ясно выразил свои желания. Если бы я понял, что ты даже не получил его… — он чувствовал одновременно и жар, и холод, и его тошнило при мысли о стольких упущенных годах… А ведь Чарльз мог ответить… Облизнув губы, он спросил: — Ты бы написал ответ?

— Я не знаю, — мрачно признался Чарльз. — Я хотел бы сжечь все письма от тебя, так и не открыв. Это одна из причин, по которым Рейвен спрятала вот это от меня. Я не знаю, смог бы пройти через это или нет. Я знаю, что если бы сжег его, я бы жалел об этом до конца всей своей жизни. Я знаю, что меня просто убивало, что ты так и не написал.

Слезы в глазах и дрожащий голос уже нельзя было не заметить, и Эрик инстинктивно моментально оказался рядом. Чарльз встал, попытавшись отвернуться, но Эрик, осторожно коснувшись его плеча, развернул его к себе. Чарльз позволил ему скользнуть ладонями выше, коснуться шеи и провести большими пальцами по подбородку, едва касаясь.

— А если бы ты ответил? — Эрик чувствовал, что его мутит от страха, но он должен был знать. — Что бы ты написал? Простил бы ты меня?

Чарльз закрыл глаза, подаваясь навстречу прикосновению.

— Ох. Эрик. Этот случай…даже все случаи… Ты понимаешь, что наши стычки — всего лишь половина проблемы? Прощение не сможет исправить все, — он понизил голос до шепота. — Но… да. Да, я прощаю тебя за все, и все, что мне нужно было знать — действительно ли тебе жаль?

— Мне жаль, — запинаясь, пробормотал Эрик, наклоняясь вперед, чтобы неуверенно коснуться губ Чарльза. — Прости меня, — еще один поцелуй. — Прости.

Чарльз не позволил ему отстраниться в третий раз, обвивая руки вокруг его шеи и отвечая на поцелуй.

Эрик не понимал, что прижал Чарльза к двери, но он не мог думать совершенно ни о чем, кроме как о вкусе губ Чарльза, о сладкой боли, потому что Чарльз впивался ногтями ему в спину, о Чарльзе, приподнимающемся и обвивающем его талию ногами. Какая-то часть его сознания говорила о том, что надо действовать медленнее, нежнее, пытаться насладиться моментом, попытаться доказать Чарльзу каждым прикосновением, что он не только хочет его, но и любит. Было трудно сосредоточиться на таких благородных намерениях, когда Чарльз добрался до пуговиц на его рубашке, расстегивая, чтобы прикоснуться к коже.

Нет, думать о том, чтобы действовать медленнее, было слишком сложно, и думать даже о “Прощение не сможет исправить все” — с этим они могут разобраться потом, он хотел думать лишь о ” Да, я прощаю тебя за все” и о судорожных вздохах Чарльза, когда он запрокинул голову, позволив Эрику начать исследовать его шею губами.

Эрик сомневался, что действительно услышал стук в дверь, даже учитывая, что тот раздался всего в дюйме от его уха. Даже тогда он не остановился, но это сделал Чарльз, отстраняясь настолько далеко, насколько мог, и с момент они просто стояли, застыв, глядя друг на друга; на стук все еще не хотелось отзываться, и тот был совершенно не так важен, как блеск в глазах Чарльза, который смотрел на него ошеломленно и не веря, но, что было самым главным, тот выглядел счастливым, и глаза буквально светились, из-за чего тот казался лет на десять моложе. Эрику это показалось самым красивым, что он видел в своей жизни. Он хотел прикоснуться, попробовать, впитать эту радость, он снова наклонился…

— Эрик, — выдавил Чарльз неохотно. — Эрик, я думаю, что это ученик.

— Что?

— Стучит. Кто-то невысокий, должно быть, ученик. Это может быть что-то важное.

Эрик действительно не мог придумать хоть что-то, что могло бы быть таким важным, чтобы прерывать их, включая пожар, наводнение или разъяренных львов. Но Чарльз пытался вырваться, так что Эрику пришлось проглотить все возражения и опустить того на ноги. Дрожащими руками он пригладил волосы и поправил мантию, скрывая расстегнутую рубашку, пока Чарльз делал то же самое.

Открыв дверь, он увидел дрожащего и смертельно бледного Скорпиуса Малфоя.

***

“Наверное, мне стоит вернуться попозже”, подумал Скорпиус, услышав странный звук, донесшийся из-за двери; возможно, кто-то плакал? Сложно было представить профессора Леншерра плачущим. Он все же постучал.

Последовала долгая пауза перед тем, как дверь открылась, так что он уже начал переминаться с ноги на ногу. Может быть, правда стоило вернуться позже, но это действительно было важно. По крайней мере, он думал, что это важно, это казалось важным… страшным, по крайней мере…. Но, может быть, он переволновался, может, надо было сделать так, как велел директор, и не рассказывать никому…

Наконец, дверь открылась. К удивлению Скорпиуса, рядом с профессором Леншерром стоял профессор Ксавьер. Они оба выглядели немного странно: запыхались и раскраснелись. У профессора Ксавьера на шее был красный след.

— Чем я могу помочь, Малфой? — довольно грубо поинтересовался профессор Леншерр.

Скорпиус сглотнул, начав тонким голосом:

— Если у вас есть минутка, сэр, я бы хотел поговорить с вами.

Профессор Леншерр открыл рот, и Скорпиус уже подумал, что тот сейчас скажет ему вернуться потом, но профессор Ксавьер коснулся его руки, и произнес:

— Конечно, Скорпиус. Заходи. Я уверен, что это важно, иначе бы ты не пришел так рано.

Скорпиус кивнул и позволил завести себя в комнату и усадить за стол, где были тосты и чай.

Странно было видеть комнату преподавателя. Профессор Леншерр не особо уделял внимание тому, чтобы обставить комнату, довольствуясь только книгами и парой ламп, и каменным ястребом на каминной полке. Но вообще это был его первый год, или, может, он еще не закончил распаковывать вещи.

— Угощайся тостами, Скорпиус, — предложил профессор Ксавьер, но он покачал головой. Живот крутило, есть совершенно не хотелось. — Может быть, тогда немного чая? — он неуверенно кивнул, и профессор Ксавьер покосился на профессора Леншерра. — Эрик, пожалуйста, налей чай.

Почти так же странно, как находиться в комнате преподавателя, было слышать, как профессора называют по имени. Скорпиусу и без того хватало странных и новых вещей за последние двадцать четыре часа. Он почувствовал дрожь и попытался сдержать ее, наблюдая за тем, как профессор Леншерр подходит к шкафчику в углу, чтобы забрать чайник и достать новую чашку.