Джон, магистр математики невозможного, протянул руку в небытие, ухватил затерявшиеся частички Шерлока и соединил их вместе, дополнив их частичками себя и создав нечто невероятное, поразительно прекрасное, принявшее в себя их обоих, завладевшее Шерлоком целиком и без остатка, всей его душой и телом.

В порыве отчаяния он нежно потянулся к малышке, обнял одной рукой её сонное тельце и мягко прижал к своему боку, будто хотел убедиться, что она здесь, жива, здорова и невредима, и дана ему, чтобы любить её, холить и лелеять. Другой рукой он придерживал светловолосую голову Хэмиша, покоящуюся на его груди. Шерлок крепко зажмурился, пытаясь сдержать слёзы, которые хлынули с новой силой, как только в голове зазвучало: «Вернись, вернись, вернись».

Он падал в бездонную пропасть, будто свинцовое ядро увлекало его тело в пучины океана горя, всё сильнее сдавливающего его тисками отчаяния. Но Анна во сне обняла его руку, а Хэмиш лопотал у него на груди. Шерлок был измучен и опустошён, и дети были тем спасательным кругом, который не позволил ему утонуть окончательно. И когда сон наконец отяжелил его покрасневшие и распухшие от слёз веки, Шерлок впервые в жизни был рад тому забвению, которое он дарил.

*****************************************************

Жара, необычная даже для июля, превратила Бейкер-стрит в пекло. С высоко закатанными рукавами рубашки и беспорядочно налипшими на потный лоб растрёпанными волосами Шерлок присел на краешек дивана, тщательно изучая содержимое некоей шкатулки, которую сжимал в руках.

В квартире было невыносимо душно. Окна настежь раскрыты, но воздух оставался совершенно неподвижным, поэтому Шерлок сидел и томился в собственном поту.

Джон был в отъезде, и в квартире царила гнетущая тишина и пустота. Детективу казалось, что он стоит на краю обрыва, но он не мог разобраться, откуда пришло это чувство.

Он ещё не знал, что ровно через месяц, считая с этого дня, он упадёт (его столкнут) с крыши больницы Святого Варфоломея. Его жизнь стремительно подходила к концу, но он понятия об этом не имел, так что он, сидя на диване, вертел в руках деревянную шкатулку и ждал, чтобы приехал Джон и спас его от самого себя.

Говорят, жара провоцирует всплеск преступности, и вполне может быть, что так оно и есть, если речь идёт о потасовках или публичном стриптизе (довольно привлекательная мысль, когда Лондон внезапно накрыла тяжёлая волна зноя, и даже искупаться в Темзе не кажется полным безумием), но интересных случаев точно больше не становится, и консультирующему детективу так скучно, как никогда не было за всю жизнь.

Вес шкатулки приятно и знакомо тяжелил руку. Можно открыть её и прогнать скуку одним прикосновением прохладной иглы, которое унесёт его прочь из реальности, от этой проклятой жары, и на место хандры придут пленительные грёзы, вызванные смешавшимся с кровью наркотиком. В этой шкатулке таится множество ярких миров, и Шерлок держит её в руках, рассматривая её с вызовом.

Джон уехал на два дня в Шотландию на какой-то обязательный семинар. Шерлок раз пять просматривал прогноз погоды для Эдинбурга и дико завидовал благотворным 18 градусам, в то время как сам был вынужден париться в этой бане. Праздность делала его больным от головы до пят.

Потому он извлёк шкатулку из тайника, находящегося на самом виду, - из мало используемого стола под мойкой – ощупал её внимательным взглядом, довольный самой возможностью обладания средством занять чем-нибудь изнывающий мозг.

Он сам себе казался Пандорой, держащей в руках ящик с чем-то неведомым и всесильным. Нужно всего лишь открыть его. Достаточно лишь решиться. Он не сходил с места четыре часа, пребывая в колебаниях и сомнениях. На улице машина выстрелила выхлопными газами, но Шерлок даже не дрогнул - только откинул волосы со лба.

Тяжёлая палисандровая шкатулка была инкрустирована вишней. Изящная серебряная защёлка холодила пальцы. Он не запирал её, чтобы не усиливать искушение. Он держал её на всякий случай, в качестве последнего средства.

Горячий воздух был тяжёлым и влажным, казалось, он даже светился в подкравшихся сумерках. Эта тропическая жара была совершенно противоестественной. Лондон не принимал её – все чувства Шерлока кричали об этом. Лондон стонал и содрогался, цепенея; звуки умирали; малейшее движение в такую жару было пыткой, и Шерлок ненавидел всё это, да ещё Джон оставил его в одиночестве; и под рукой есть средство, чтобы впасть в забытье, и почему бы, в конце концов, им не воспользоваться?

Но Джон вернётся. Шерлок уверен в этом, он знает это так же точно, как то, что на руках у него по пять пальцев. Джон никогда его не покинет насовсем: об этом говорит обручальное кольцо на его пальце, его поцелуи, которые он почти ощущает на шее и губах, состояние его правой ноги. Вздыхая, Шерлок щёлкнул замком и откинул крышку шкатулки, глядя чудовищам Пандоры в лицо.

Закатный луч солнца золотил хирургическую сталь и играл на ампуле с прозрачной жидкостью, преломляясь в ней и посылая радужные зайчики по всей стене. Но Шерлок их не замечал – он остановился взглядом на шприце, покусывая нижнюю губу. С его лба сорвалась капля пота и упала на красный атлас, которым ларец был обит изнутри.

У него зависимость. Он прекрасно это осознавал. Он понял это уже в шестнадцать, когда впервые выкурил сигарету с травкой, украденную из сумки наставника по латинскому языку.

Джон будет отсутствовать ещё два дня. Он не должен ни о чём узнать. Как было бы восхитительно уснуть прямо сейчас и проснуться одновременно с возвращением Джона, перескочив через бесконечное, изводящее зноем ожидание.

Это так легко, так потрясающе просто – погрузить шприц в склянку, набрать кристально-прозрачную жидкую дозу освобождения и с наслаждением впрыснуть её в широкую голубую вену на сгибе локтя. Он может сделать это идеально, даже следа укола не останется. Джон бы ни за что не догадался.

Внезапно, будто испугавшись, Шерлок со стуком захлопнул крышку шкатулки и перебросил её на стол. Он вжался в спинку дивана, обхватив руками колени. Проклятый ларец будто следил за ним. А он не спускал полных ужаса широко распахнутых глаз с проклятого ящика Пандоры.

Вокруг него воцарилась жара. Шерлок не мог даже пошевелиться. Палисандровый ларчик буквально пригвоздил его к месту, не отводя от детектива внимательных глаз. Если он двинется с места, то шкатулка одержит над ним верх, и впервые за очень-очень долгое время он не хотел сдаваться.

Шерлок и ларец гипнотизируют друг друга, и воздух между ними гудит от высокого напряжения, как рой пчёл, заставляя задыхаться от удушливого зноя и влажности. Сейчас он чувствует лишь удушающую жару и коварный призыв шкатулки, подмигивающей ему с кофейного столика. Он настолько глух к внешнему миру, что пропустил шум подъехавшего такси и звук ключа, поворачиваемого в замочной скважине знакомой рукой, и уверенные, хотя и усталые, шаги на лестнице.

И только когда на плечо легла тёплая рука, он услышал голос Джона, пробившийся через невыносимую палящую жару в его мозг.

- Шерлок, что случилось? Эй, посмотри на меня, дуралей, в чём дело? Да ты весь мокрый! Чем ты тут занимался?

Сильные руки обхватили его лицо и заставили отвернуться от шкатулки, и на секунду Шерлока охватила паника, но затем он сфокусировался на лице Джона.