Я разгадал его трюк лишь спустя три недели после его исчезновения. Матушка и я решили ничего вам не говорить, потому что это был наилучший способ сохранить жизни вам обоим. Надеюсь, вы не находитесь в плену заблуждения, что Шерлок наслаждался затянувшимся отпуском. Он своими руками обезвредил нескольких из наиболее опасных криминальных авторитетов мирового масштаба, и сделал это, чтобы обеспечить вашу безопасность.
Конечно, чтобы отвести угрозу от его собственной жизни, необходимо было вернуть его на родину. И, само собой разумеется, существовала постоянная угроза, доктор Уотсон, что вы падёте жертвой депрессии и погибнете. Это было неприемлемо, и мне пришлось действовать наилучшим образом из всех возможных, чтобы сохранить обе ваши жизни до того момента, как я сумею его вернуть домой. У моего плана было дополнительное преимущество: он давал Шерлоку то, о чём он мечтал с семилетнего возраста, но считал себя неспособным и недостойным иметь – семью.
Даже без учёта последних событий, Шерлок никогда бы не заговорил с вами о возможности завести детей, потому что считал себя абсолютно непригодным к отцовству. А вы бы не подняли эту тему, потому что были уверены в полном его неприятии самой идеи. Так что я сделал это за вас обоих. И наступит день, когда вы оба поблагодарите меня.
Я совершенно не сожалею о содеянном, Джон. Я понимаю, что вы сейчас злитесь на меня, на него, на матушку за то, что мы держали вас в неведении, но я верю, что в своё время вы поймёте, что все мы действовали в ваших же интересах. Возможно, вы правы в том, что, будучи вашим мужем, Шерлок обязан был посоветоваться с вами, когда нависла угроза, но я надеюсь, что теперь вы узнали о нём достаточно, чтобы понять, почему он не смог.
Мой брат очень ранимый и хрупкий человек, Джон. Я думаю, вы уже это знаете, но всё же любите его. Они с Ирен продолжают совместную работу по поимке Морана, и думаю, они вскоре достигнут успеха. Я искренне надеюсь, что после завершения этой миссии вы позволите ему вернуться к вам.
Он любит вас безмерно, Джон. И это… действительно меня трогает. Нет нужды смотреть на меня так. Вы можете удивляться сколько угодно, но я способен испытывать эмоции. И я очень люблю брата. Всё, что я хочу, это чтобы он был в безопасности и счастлив. Думаю, здесь у нас с вами желания не расходятся.
Я тоже продолжаю работать над уничтожением криминальной сети, созданной Мориарти, и полагаю - вскоре результат будет достигнут, вы сможете вернуться в Лондон и чувствовать себя там в полной безопасности, насколько это вообще возможно. А до того времени, я надеюсь, вы останетесь в Иствеле как в наиболее подходящем месте. Опасность, грозящая вам и вашим детям, вполне реальна, Джон, и мне бы хотелось, чтобы вы это поняли. Вам и сегодня не следовало здесь появляться, но я прекрасно понимаю, почему вы это сделали.
Пожалуй, больше мне нечего добавить к ранее сказанному. У вас есть ко мне вопросы?
Конечно, прошу вас. Вы можете взять альбом с собой. Матушка, наверное, уже ищет его. Итак, мы закончили? Мне предстоит неотложный разговор с премьер-министром Бельгии, и лучше бы мне успеть до четырёх, пока этот лентяй не покинул рабочее место.
До свидания, Джон. Поцелуйте за меня детей.
******************************************************
И Холмс-старший покинул кабинет, оставив Уостона с пустой чашкой в одной руке и фотоальбомом Розалин в другой.
Джон посидел минут десять, пытаясь осмыслить всё услышанное. Майкрофт изложил всё быстро и логично, изредка прерываясь не несколько секунд сделать глоток чая и давая возможность вставить замечание. И Джону ничего не оставалось, кроме как поверить в каждое его слово.
И теперь он не знал, как ему быть.
Доктор поставил чашку с блюдцем на полированную поверхность нарочно в пяти сантиметрах от элегантной пробковой подставки.
Зажав в руке альбом, он встал, расправил плечи и вышел на улицу. Уже знакомый телохранитель поприветствовал его в фойе и проводил к самому обыкновенному на первый взгляд чёрному седану, хотя опытный глаз Уотсона заметил, что стёкла пуленепробиваемые, а сам автомобиль бронированный.
Он не запомнил дорогу в Кент. Его пальцы непроизвольно ощупывали тиснёную обложку альбома, и он не замечал пролетающий за тонированным окном сельский пейзаж, погрузившись в обработку нахлынувшей на него информации.
Уостон никогда не стремился владеть всеми холмсовскими тайнами. Он ничего не слышал об их маленькой сестрёнке до этого дня и не сожалел об этом. Он хотел слышать от Шерлока лишь то, что тот сам считал нужным рассказать, за исключением двух пунктов: употребление наркотиков и его трёклятая смерть.
Доктор и раньше догадывался, что у детектива много тайн, и никогда их не выпытывал, но всегда был готов выслушать. Даже сейчас он чувствовал себя неудобно, зная, что сам Шерлок ни за что не рассказал бы ему эту историю.
Когда он вернулся в Иствел, двойняшек как раз искупали, переодели и положили на животики, чтобы те играли, бросая друг в друга мягкими игрушками. Аннет включила телевизор и прилегла на диван рядом с детьми, но как только Джон вошёл в детскую и быстро пересёк комнату, чтобы подхватить малышей и прижать к себе, она сразу выключила телевизор и бесшумно выскользнула из комнаты, предоставив счастливой троице наслаждаться собственной компанией без помех.
Тедди засмеялся, а Рози весело взвизгнула, когда отец начал осыпать их поцелуями. Ручка девочки взметнулась вверх и приземлилась Джону на нос – он поцеловал крохотную ладошку.
Чуть позже Тедди с удовольствием сидел в креслице-качалке и грыз яркие колечки детской пирамидки. Джон лежал на боку, прижав к себе задремавшую дочь и собственнически положив руку на её спинку. Он закрыл глаза и понемногу отдался на волю чувств.
Он всем сердцем жалел того Шерлока-мальчика, перенёсшего такую ужасную трагедию, его маленькую сестрёнку, так рано ушедшую из жизни из-за действий налётчиков. Ему было невыносимо чувствовать себя игрушкой в руках Майкрофта, но этот чёртов манипулятор был прав: многое прояснилось. Злость Джона потеряла силу и постепенно рассеивалась, и хотя не ушла совсем, но к ней стали примешиваться и другие чувства: любовь, понимание, жалость, тоска, - всё это вместе и ещё что-то.
Рози начала крутиться, и Джон сел, чтобы взять её на руки как полагается.
Ложь Шерлока, конечно, непростительна. Рассказ Холмса-старшего не улучшил ситуацию в целом, хотя сделал чуть менее ужасной. Но между «не так отвратительно» и «гораздо лучше» нельзя поставить знак равенства. Не в их случае. Джону хотелось поговорить с мужем, обсудить всё, что узнал, но он также понимал, что разумнее будет выждать некоторое время. Шерлоку тоже следовало кое-что узнать, например, каково это – быть частью единого целого, членом семьи, и Джон не знал, как донести до него эту мысль иначе, чем подержать его на расстоянии.
Пока Шерлок сам не осознает, где и как он ошибся, Джон не может ему ничего предложить и лишь готов ждать. Возможно, было жестоко заставить Шерлока почувствовать себя отторгнутым от родных и близких, заставить испытать это страшное опустошение без своей второй половины, но, несмотря на все свои блестящие таланты, Шерлок был почти необучаем.
Джон любил Шерлока и всегда будет любить, он представить себе не может – как можно не любить его, но это не значило, что он мог простить ему полтора года агонии, в то время как тот ни капли не сомневался в правильности своих поступков. Он даже не попытался извиниться. Уотсон не мог припомнить, чтобы Холмс когда-либо извинялся раньше, но тогда это не имело значения, но теперь обстоятельства изменились, и извинения стали казаться необходимыми.
