— Рад слышать, коммандер. Конец связи.
Захлопнув крышку коммуникатора, Спок произнёс:
— Благодарю вас, лейтенант-коммандер Митчелл, за сотрудничество.
Митчелл покачал головой, с его побелевших губ сорвался мрачный смешок.
— Отличная работа, мистер Спок. Touche.
Увидев, как заключённый уронил голову на руки и согнулся, Спок произнёс:
— Вам не следовало покушаться на моего капитана.
— Это точно, — признал Митчелл сквозь зубы. — Теперь я это понимаю.
Развернувшись на каблуках, Спок наконец позволил себе уйти. Его работа была выполнена.
Глава 15
Кто-то должен был вломиться в его палату в лазарете, после чего его лучший друг выкрикнул предупреждение, схватив недоброжелателя, чтобы защитить своего пациента, затем должна была открыться дверь, из которой на него бросился Гэри с гипошприцем в протянутой руке, чтобы окончательно понять, что на корабле творится неладное. Он знал, что повсюду происходят неправильные вещи, знал, что где-то бродит недовольство — но это не касается его экипажа.
Он знал, что Спок считал своей обязанностью ограждать его от большинства грязных слухов относительно флотских, уделяющих больше внимания тому, как они смотрятся в кресле капитана, попав в него с помощью волосатой лапы, чем адмиралтейству. Но Джим слушал их вполуха. Могло быть и хуже. Он искренне полагал, что видел достаточно, чтобы ничто больше не могло шокировать Джеймса Т. Кирка, но был слишком наивен и верил, что неодобрение должно утихнуть после того, как он и его экипаж отлично проявили себя, и что разочарование адмиралов не обернётся ударом ему в спину. «Энтерпрайз» — его верная Леди и его крепость. Здесь ничего не могло произойти, он был на ней в полной безопасности.
Одни бы назвали это спесью, Джим — простодушием.
И даже не Хан полностью уничтожил чувство защищённости, телепортировав Джима, Кэрол и Скотти на «Энтерпрайз», а затем ввергнув звездолёт в полный хаос. Хан не был членом его экипажа. Хан был чужаком. Но когда Джим обнаружил, что борется с Гэри Митчеллом, слыша, как приятель рычит: «Прости, Джимми, но приказ есть приказ», — и вот тогда он понял, каким ребячеством было верить в эту иллюзию.
Что-то внутри него надломилось, когда он задумался об этом, о длинной веренице разочарований, и ему даже показалось, что он был разрушен и растоптан в пыль самой жизнью давным-давно. Вселенной почему-то доставляло особое удовольствие указывать на его заблуждения.
И теперь, лёжа на биокровати, он мысленно ругал себя часами напролёт, беспокоясь о Боунзе и скучая по медсёстрам. Ему следовало сразу отправиться их искать, как только он вошёл в лазарет и обнаружил, что там темно и безлюдно, он понимал это — сразу понял, но он так страшно устал. И ещё он представлял, что некая сила завладела его рассудком, заставляя сдаться и позволить Гэри довести начатое им дело до конца, но затем отпустила, и он услышал, как Гэри закричал, позволяя Джиму всадить в свою руку гипошприц и вырвать его обратно. Он не ожидал, что в курс лечения войдёт адреналин, что глаза его закроются, что времени у него не останется даже на то, чтобы попрощаться с реальным миром.
Корабль словно вылинял, пропали все краски — остались лишь мертвенные белый и чёрный: скучное жуткое подобие настоящей «Энтерпрайз». Боунз озабоченно смотрит на него, затем отодвигается и интересуется вслух, что он наделал. Джим пытается объяснить ему, что он в безопасности; он позаботится о своём друге, и даже если Боунз считает, что он поступил неверно, Джим хочет дать обещание, что он попытается всё исправить — что они смогут исправить это вместе. Но он онемел.
Смущённый и напуганный, он целыми днями бродит по кораблю, пойманный в ловушку собственным разумом, не имея возможности поговорить с теми, кого он любит: с Чеховым, Ухурой, Сулу, старым Споком, Скотти, его собственным Споком. Он пытается дотронуться до них, но они проходят мимо, а если они его замечают, то смотрят, как на призрак.
Охваченный ужасом и оставшийся в полном одиночестве, Джим бросился бежать. Он сел в шаттл и улетел прочь, всё ещё окружённый серыми тенями. Гэри телепортировался на борт его шаттла. Они начинают бороться. Ему удалось сдавить Гэри горло. За несколько секунд то того, как он окончательно задушит Гэри, внезапно превратившегося в адмирала Комака, кто-то зовёт его по имени. Он не обращает внимания, продолжая душить.
«Джеймс».
Он проснулся, задыхаясь и обливаясь потом.
На том стуле, который обычно стоит у дальней стены, около его кровати сидит Хан, сцепив руки в замок на колене. Тревогу можно прочесть лишь в изгибе его брови и сосредоточенном взгляде. Джим никак не может привыкнуть, что Хан вообще может о нём беспокоиться. Это тот самый человек, который пытался погубить его семью, но теперь он хочет, чтобы Джим влился в его собственную? Хан был уверен, что остался совершенно один в целом мире, когда пытался уничтожить корабль Джима и всех замечательных, невероятных людей на его борту, и нельзя было изменить тот факт, что желал это сделать.
Сейчас он не в силах думать об этом. Возможно, как-нибудь потом.
Откашлявшись, Джим медленно сел.
— Спок знает, что ты здесь один, без надзора?
На секунду показалось, что этот вопрос его позабавил.
— Он думает, что я всё ещё с доктором Маккоем, уверен в этом.
— Но ты здесь.
— Теперь я вижу, что твой старший помощник не единственный, кто изрекает очевидные вещи, — заметил Хан, голос его стал тихим, бархатистым и тягучим, уголки губ едва заметно приподнялись.
Джим невольно поморщился и пробормотал:
— Я совсем не это имел в виду.
— Твои офицеры службы безопасности, — мягко проговорил Хан, — смогли отыскать исчезнувший медперсонал. Похоже, что Митчелл оглушил станером доктора М’Бенгу и и дежурных медсестёр, а затем спрятал их за стеллажами. Очнувшись, они быстро пришли в себя, и я думаю, что никто из них серьёзно не пострадал. Но все они были расстроены состоянием доктора Маккоя, который по-прежнему лежит без сознания.
— Позволь предположить, — проговорил Джим сухо, — ты проскользнул сюда, воспользовавшись их смятением.
— Кто-то должен приглядывать за тобой. Митчелл может быть не единственным на борту «Энтерпрайз», строящим планы по устранению капитана, — Хан не слишком хорошо разыгрывал из себя человека с чистыми помыслами, скорее, он был похож на кота, который съел сливки. Джим попытался себя убедить, что ему совсем не нравится то, что он видит.
Одёрнув себя, Джим сказал:
— Итак, теперь у меня есть телохранитель, чей моральный компас не может определить, где находится север. Великолепно. Именно об этом я всегда и мечтал.
В ответ Хан медленно моргнул и откинулся на спинку стула. Он положил ногу на ногу и посмотрел на Джима долгим взглядом, не разрывая зрительного контакта всё время, пока говорил:
— Ты знаешь, чего я хочу — вовсе не быть твоим телохранителем. Тебе следует знать, что я готов ждать столько, сколько потребуется.
— Столько, сколько потребуется? — повторил Джим, и в каждом слове звучало недоверие. — Ты в этом уверен?
Прежде чем дать ответ на вопрос, Хан задал свой собственный.
— Как ты думаешь, Джеймс, сколько мне лет?
Нахмурив брови, Джим всмотрелся в него и попытался угадать:
— Сорок? Сорок один?
Удовлетворённо улыбнувшись, Хан ответил тоном наставника:
— Такой молодой? Нет. Если не учитывать время, проведённое в анабиозе, мне что-то около семидесяти. Так что сам видишь — время для меня понятие относительное, каким, в конечном счёте, может стать и для тебя.
Хотя новость потрясла его, и смысл её был, как сказал бы Спок, поразительным, Джим помотал головой, прогоняя эту мысль.
— Ты ведь знаешь, что не можешь здесь остаться, верно? Для Звёздного флота ты всегда будешь персоной нон грата. И даже если ты готов ждать, ты должен находиться там, где тебя никто не найдёт.
— Хотя я обычно не склонен выражать оптимизм, но в данном случае я верю, что ты сможешь найти приемлемое решение, — Хан многозначительно помолчал, — для меня и моего экипажа.