— По-моему, Миша, ты должен хоть часть этих денег употребить на "Орлика" и "Красавчика", — серьезно заметила Гаша.

— Я сам об этом думал; употребить на пользу не трудно; корм для них теперь обеспечен надолго, но в общем они так мало его требуют, что об этом говорить не стоит, — а вот относительно удовольствия — хотелось бы что-нибудь придумать.

— Задача не легкая, — отозвалась Мария Ивановна; — какое удовольствие можно доставить зайчику и птице?

— Купит им лакомства, — такого, конечно, какое они особенно любят, — посоветовала Гаша.

— Ты права; мы непременно это сделаем! — радостно воскликнул Миша.

— А пока садитесь ужинать, — предложила Мария Ивановна, — за столом мы сообща обсудим этот важный вопрос.

Дети повиновались. Миша не переставал говорить о блестящих успехах "Красавчика" и "Орлика", не переставал восхищаться их познаниями.

— Ах да, я чуть-было не забыл передать тебе остальные деньги! — обратился он к Гаше и, вынув из кармана полученное от господина Фриш жалованье девочки, положил на стол около ее прибора.

— Я тоже могу теперь назваться богатою и пойти в долю с "Красавчиком" и "Орликом", чтобы устроить общее угощение, — пошутила Гаша; — тем более, — добавила она после минутного молчания, — что у меня тоже ведь радостная новость…

— Какая? — перебил Миша.

— Да, у нас новость… очень приятная, — добавила Мария Ивановна.

— Да какая же? Какая? — нетерпеливо спросил Миша; — почему вы мне до сих пор ничего о ней не говорили?

— Потому что сами не знали; это решилось только вечером, после того, как мы тебя проводили в цирк.

— Вот какая новость, слушай, — начала Гаша, подойдя к своему "братцу" и положив ему на плечо обе руки, — хозяин того магазина, где работает твоя мама…

— Не твоя, а наша, — поправила Мария Ивановна; — разве ты позабыла, что ты считаешься моей дочерью и сестрой Миши?

Гаша, со слезами на глазах, припала к руке Марии Ивановны и с чувством благодарности несколько раз, горячо поцеловала ее.

— Нашей… Нашей милой, дорогой мамочки, — продолжала она, дрожащим от волнения голосом; — ну вот, значит, хозяин магазина, где работает наша мама, прогнал того злого приказчика, который к ней так несправедливо относился…

— Знаю, — в свою очередь перебил Миша, — но какое отношение это может иметь к неожиданно выпавшему на твою долю счастью?

— Такое, что сам хозяин и заместитель злого противного приказчика сегодня вечером был здесь у нас с предложением маме взять на себя обязанность закройщицы, а мне — поденной швеи, под руководством маминой помощницы, почти такой же молодой, или, лучше сказать, почти такой же молоденькой девочки, как я сама… Разве это не счастье, Миша, неожиданное, свалившееся с неба? — Подумай, как много мы теперь будем зарабатывать и как хорошо, как безбедно можем жить!

Миша в первую минуту даже хорошенько не мог сообразить все то, что услыхал от матери и от Гаши, но потом, переспросив их еще раз, принялся по очереди закидывать их вопросами.

Трудно передать то чувство безграничной радости, которое в данную минуту переживали наши герои.

Мария Ивановна была на верху блаженства.

— Ну, как не сказать после всего этого, — предопределение свыше, — начала она сдавленным от подступающих к горлу слез голосом. — Как не сказать, что сама судьба столкнула Гашу с нашей семьей, для того, чтобы вырвать ее из той ужасной обстановки, в которой бедняжка находилась с самого раннего детства, — вывести, наконец, на верный хороший путь, и в то же время дать нам возможность иметь около себя такое доброе существо, именно в тот момент, когда наши собственные средства начинают поправляться… Да… Да… все это так, воистину так… Теперь, более чем когда-либо, я убеждаюсь в безграничном милосердии всемогущего Бога, Который делает все на благо человека, Который печется о нем, как отец о сыне… Который никогда не оставит его… никогда… никогда!..

Следующий день приходился в воскресенье, Мише не надо было идти в гимназию, а потому, напившись утреннего чая, он еще раз стал толковать с Гашей, какого рода угощение купить "Красавчику" и "Орлику" и каким образом по-торжественнее отпраздновать общую радость, вызванную успехом их любимцев в цирке и неожиданным предложением Гаше поступить швеею в магазин; когда это было решено, то виновников торжества все-таки отнесли на чердак, чтобы удобнее было убирать комнату.

Пока Миша переносил их туда, Гаша занималась составлением списка, что следовало купить для предстоящего торжества, так как Миша обещал взять на себя труд все это принести на возвратном пути из цирка, куда, согласно данного вчера слова господину Фриш, должен был придти к двенадцати часам дня, чтобы помогать разбирать столбы и стропила.

— Вот, посмотри, что я написала, — сказала девочка, когда Миша спустился с чердака, — это для нас: один фунт пряников, один фунт орехов и один фунт мармеладу — довольно?

— Без сомнения; если хочешь, то, пожалуй, даже много; можно всего взять по полу-фунту.

— Нет, Миша, уж кутить, так кутить, — возразила девочка, — столько радостей, как у нас теперь, редко бывает.

— Хорошо, хорошо, пусть будет по-твоему; но все эти лакомства только для нас; зайке и голубю они не по вкусу.

— Для них я предлагаю купить следующее: зайке — разных свежих овощей, а голубку — сладкий сухарь, который мы размочим в горячем молоке, и хотя пол-фунта самых дорогих, отборных круп.

— Хорошо; давай мне деньги и список, я должен уходить, — сказал в заключение Миша.

Девочка отдала ему то и другое.

— Передай мой поклон Антоше, — добавила она, когда Миша уже готовился выйти из двери. — Антоша всегда был ко мне добр, и не раз защищал от побоев… кланяйся тоже хозяйке… — Миша в ответ кивнул головой и, выйдя на лестницу, начал спускаться вниз по ступенькам.

— Здравствуйте! Мы вас давно ожидаем! — крикнул господин Фриш, когда он пришел на городскую площадь.

— Мое почтение! Разве я опоздал? — отозвался Миша.

— Нет, собственно говоря, вы нисколько не опоздали, но плотник пришел раньше, — продолжал господин Фриш, любезно протягивая руку; — вы — человек аккуратный, я это заметил с первого раза… Я очень люблю людей аккуратных, потому что сам, как немец, всегда отличался, отличаюсь и буду отличаться постоянной аккуратностью и…

— Значит, плотник здесь, — перебил Миша, не желая далее слушать его болтовню.

— Давно, давно; он даже начал разбирать и укладывать то, что полегче, но столбы и стропила стоят не тронутыми, в ожидании вас.

— Я могу сейчас приступить к делу?

— Конечно, зачем вас задерживать? То что они делают в настоящую минуту, можно кончить потом, лишь бы при вас заняться самым важным. Приступайте к делу, пожалуйста.

И он попросил Мишу следовать за ним в глубину цирка, где многое уже оказалось разобранным и уложенным.

Грубое, заменявшее потолок полотно, местами в заплатах, болталось по столбам, от которых его не успели еще отколотить, и, порою поднимаемое порывами осеннего ветра, хлопало по лицам тех, кто проходил внизу.

— Простите, — вежливо заметил господин Фриш, придерживая один из концов, чтобы он не задел мальчика.

— Ничего, пожалуйста, не беспокойтесь, — возразил последний; — я встану в стороне; пускай отколачивают парусину, она нам помешает, а ты, братец, подойди-ка сюда! — добавил он, подозвав плотника, и принялся объяснять ему способ разборки стропил, при котором последние никогда не могут испортиться.

— Ай да, барин! Какой умный! — отозвался плотник, почесывая себе затылок, — право, умный, несмотря, что сам еще почти ребенок… Я — вдвое, какое вдвое? втрое, вчетверо старше, а, ей Богу! не сообразил-бы.

— Да ведь я правду говорю, — отозвался Миша, не будучи уверен, действительно ли плотник хочет похвалить его, или говорит так в насмешку.