Отец Карла наконец проснулся. Его глаза расширились от изумления, когда он увидел, что происходит. Он схватил Карла и притянул к себе. Проснулась и мать Карла. Она завизжала. Карл увидел, что Минский мертв. Трое других русских опрометью бросились из комнаты. Слышно было, как они бегут вниз по ступенькам.

Затем раздался взрыв.

Карл был защищен телами своих родителей, но почувствовал, как они содрогнулись, когда взрыв настиг их. Он видел, как маленький мальчик летит и ударяется о дальнюю стену. Он видел, как идет трещинами и вылетает окно. Он видел, как подается дверь, и как ее выдувает в темноту лестничной площадки. Он видел, как огонь взрыва медленно протянул щупальца во все стороны, а затем столь же медленно вобрал их. Он видел, как рабочий стол встал на торец, да так и остался, прислоненный к стене. Стол был обуглен и расщеплен. Штукатурка обрушилась со стены, обнажив кирпич. Кирпич теперь тоже был черным. Что-то оглушительно ревело. Затем все расплылось, и Карл увидел только слепящую белизну.

Карл закрыл глаза, а затем снова открыл их. Глаза саднило, однако он, пусть с трудом, но мог видеть, хотя газового рожка больше не существовало. В течение секунды или двух во всей комнате царила мертвая тишина. Затем со всех сторон раздались стоны.

Вскоре стоны заполнили собой все помещение. Карл заметил, что пол вздыбился там, где он еще недавно был ровным. Он увидел, что наружная стена раскололась. Сквозь громадную трещину в комнату вливался лунный свет. На полу двигались черные тени.

Теперь вся улица за домом наполнилась голосами. Голоса слышались сверху и снизу. Карл услышал, как кто-то бежит по лестнице. В глаза ему ударил свет. Кто-то сунулся с лампой в дверной проем и тут же со сдавленным воплем отпрянул. Карл поднялся на ноги. Он был невредим, хотя кожу саднило, а тело было исцарапано. Он увидел, что у его отца больше нет правой руки, и что из культи хлещет кровь. Он приложил ухо к груди отца. Отец все еще дышал. Мать держалась за лицо, повторяя, что она ничего не видит.

Карл выбрался на площадку и увидел людей, столпившихся на лестнице выше и ниже. Человек с лампой был сам мистер Армфелт. Сейчас он был в ночной рубашке. Выглядел он неважно. Мистер Армфелт стоял, уставясь на фигуру, прислонившуюся к стене напротив двери. Это был Коврин. Коврин истекал кровью, но все еще дышал. В правой руке у него по-прежнему был странный пистолет. Карл ощутил лютую ненависть к Коврину. Коврин был главным виновником происшедшего. Он подошел и снизу вверх посмотрел в глаза высокого русского. Протянув руку, Карл взял пистолет из вялых пальцев Коврина. Стоило пистолету перекочевать в руку Карла, как Коврин тут же упал на пол, будто пистолет поддерживал его. Карл посмотрел на него — теперь уже сверху вниз. Коврин был мертв. Царило молчание. Люди стояли и смотрели, будто бы перед их глазами разворачивалась какая-то особенно ужасающая мелодрама.

Карл взял лампу из дрожащих рук мистера Армфелта и вернулся в помещение. Многие из тех, кто работали здесь, были мертвы. Карл увидел, что молодая женщина была мертва. Тело ее все было изломано и переплетено с изломанным телом ее отца, тем самым стариком, который давеча сказал: «Такие мы все — жертвы». Карл фыркнул. Тело Минского взрывом было заброшено под расщепленную скамью. Однако Песоцкий в момент взрыва оказался вплотную к нише, где находились Карл и его родители. Песоцкий был жив, хотя и ранен. Он надрывно кашлял. С каждым спазмом на губах у него выступала, пузырясь, кровь. Он сипло сказал Карлу:

— Благодарствую, благодарствую. — Песоцкий сделал паузу, когда его снова скрутил кашель. Потом опять заговорил: — Благодаря тебе, парень, эти ослы взорвали бомбу не там, где нужно. Какая удача!

Карл изучал пистолет, который взял из рук Коврина. Он пришел к выводу, что в принципе это самый обычный револьвер минимум с пятью патронами. Он взял револьвер обеими руками и указательным пальцем надавил на спусковой крючок. Раздался грохот, револьвер плюнул огнем. Отдачей Карлу рассекло губу и чуть не расквасило нос. Карл опустил револьвер пониже и поднял лампу, которую до этого поставил на пол. Он подошел к Песоцкому и осветил лампой его тело. Пуля прошла сквозь глаз Песоцкого. Тот был мертв. Карл обшарил пропитанную кровью одежду Песоцкого и обнаружил два шиллинга с мелочью. Он пересчитал монеты. Всего три шиллинга и восемь пенсов. Песоцкий солгал ему. У Песоцкого не было пяти шиллингов. Карл плюнул Песоцкому в лицо.

При звуке выстрела люди на лестнице невольно отступили. Только мистер Армфелт остался, где стоял. Он что-то быстро говорил себе под нос на языке, который Карлу был неизвестен. Карл заткнул револьвер за пояс и перевернул тело Коврина. В карманах пальто он обнаружил примерно десять фунтов золотом. Во внутреннем кармане были документы, которые он отбросил, и примерно пятьдесят фунтов ассигнациями. Вместе с лампой Карл вернулся в помещение. Подойдя к родителям, он осветил слепое лицо матери и искаженное болью лицо отца. Отец был в сознании и что-то бормотал о докторе.

Карл кивнул. Было ясно, что доктор теперь побежит сюда прытью. Теперь семья Карла может себе это позволить. Карл держал деньги так, чтобы отец мог их видеть. Белые банкноты и сияющее золото.

— Я пригляжу за вами обоими, отец. Мы теперь заживем. Это неважно, что ты не можешь работать. Мы теперь будем респектабельными.

Карл увидел, что отец все еще не вполне его понимает. Покачав головой, Карл встал на колени и положил руку отцу на плечо. Он говорил ясно и терпеливо — так обращаются к очень маленькому ребенку, который никак не может взять в толк появившийся перед ним подарок на день рождения и не проявляет соответствующего энтузиазма.

— Теперь, отец, мы сможем поехать в АМЕРИКУ.

Он осмотрел культю. Почти вся ладонь была оторвана. С помощью тряпок Карл плотно замотал ее, остановив по возможности кровотечение.

А затем где-то в глубине желудка начали рождаться, поднимаясь наверх, рыдания. Карл не понимал, почему он плачет, но сдерживаться не было сил. Рыдания сделали его беспомощным. Тело его сотрясалось. Рыдания Карла были нельзя сказать, чтобы очень громкими, но для слушателей это были самые страшные звуки за всю эту ночь. Даже мистер Армфелт, весь поглощенный истерическими подсчетами, смутно слышал эти звуки, впадая от них в еще большую печаль.

* * *

— Как ты думаешь, что это может быть? Съел что-нибудь не то? Может быть, тебе дать аспирин?

— Толку от твоего аспирина. Я не знаю, что вызывает мигрень. Возможно, ее вызывает сочетание многих факторов.

— А может быть, это попросту удобная и полезная отговорка, Карл? Скажем, как некоторые редкие формы подагры или туберкулеза? Одна из тех утонченных и изысканных болезней, наличие коих подтверждается лишь жалобами пациента.

— Спасибо за сочувствие. А теперь я могу поспать?

— Нашел же ты время страдать. Подцепить головную боль. И когда? Ведь ты только-только начал получать удовольствие.

* * *

КАК БЫ ВЫ ПОСТУПИЛИ? (6)

Вы живете в городе. Катастрофа была обусловлена социальными причинами, и Вы об этом знаете.

Никаких удобств, таких как газ, электричество, телефон, почтовая служба больше не существует. Из крана больше не течет вода. В кучах мусора, заполнивших город, кишат крысы и прочие разносчики заразы. Начинается эпидемия. Вам известно, что по всей стране дела обстоят примерно столь же плохо. Вы знаете, что за пределами городов на чужих нападают и их убивают, стоит им попытаться осесть на новом месте. В каком-то смысле вне городов сейчас даже опаснее, чем в городе, где по улицам рыщут банды хищных мужчин и женщин.

Вы привыкли к городской жизни. У Вас есть дом, машина. Вам удалось взломать оружейную лавку по соседству и разжиться несколькими ружьями и пистолетами. Вы успели вовремя поживиться в ближайших магазинах и гаражах, поэтому у Вас есть горючее и пища. У вас есть очиститель воды и полевой обогреватель. У Вас жена и трое маленьких детей.