— Два чая, пожалуйста, — сказал Карл. Он постарался, чтобы голос его был преисполнен непринужденности и симпатии, а на лице появилось приятное выражение. Но официантка не обратила внимания ни на лицо, ни на голос.

— Благодарю вас, сэр.

Блокнот упал и повис на леске. Официантка не стала ничего записывать. Неуклюже, как мокрая ворона, она заковыляла в сторону кухни и широко распахнула дверь, будто готовясь войти во врата ада.

Карл ощущал, как длинные ноги нигерийца прижимаются к его собственным ногам. Он вежливо попытался освободиться, но не смог. Чернокожий, похоже, не замечал, что причиняет Карлу неудобство; наклонившись вперед, он утвердил локти на покрытом белой изящной скатертью столе и глядел прямо Карлу в глаза.

— Надеюсь, ты не думаешь, что я веду себя грубо, старина? — проговорил он.

— Грубо? — Карл опустил глаза.

— Мне думается, ты способен на большее, нежели водить по городу усталого и пресыщенного туриста.

— Да нет, что вы! — услышал Карл собственный голос. — Боюсь, я мало что знаю о Нигерии. Мне бы хотелось узнать побольше. Конечно, я следил за статьями Биафрана в газетах (может быть, не стоило этого говорить?).

— Кстати, у вашего Альфреда были схожие проблемы с его «разбегающимися государствами».

— Пожалуй, — Карл имел самые смутные представления о том, кто такой был Альфред и что он сотворил.

Вернулась официантка, неся с собой мельхиоровый поднос, на котором стояли чайники и молочник, а также чашки, блюдца и тарелки. Все — из того же неизменного мельхиора. Она принялась расставлять приборы. Нигериец откинулся, продолжая улыбаться, глядя Карлу в глаза. Каждый раз, когда официантка что-то ставила перед Карлом, тот машинально бормотал: «Благодарю вас». Каждый раз, когда кто-то затрачивал на него, Карла, хоть толику своего труда, Карл реагировал этими жалкими звуками: «Благодарю вас». Это началось еще с детства, после того как однажды мать дала ему понять, какого труда и денег ей стоит готовить для него пищу.

— Буду ли я матерью? — сказал Карл. И снова довольно-таки приятное чувство слабости охватило его.

Нигериец, казалось, не обратил внимания на эти слова. Он сидел, отвернувшись, снова целиком уйдя в какие-то свои потаенные мысли. Карл видел его красивый профиль. Очевидно, что-то в саду заинтересовало нигерийца. Карл повторил, на этот раз громче и настойчивее:

— Буду ли я?..

Нигериец сказал:

— Прекрасно.

И тут Карл осознал, что изо всех сил пытается понравиться своему компаньону. Пытается привлечь на себя все внимание чернокожего незнакомца. Карл чувствовал, что готов сделать все от него зависящее, только бы негр обратил на него свое благосклонное внимание. Он разлил чай, протянул чашку своему новому другу. Тот рассеянно принял ее.

— Мы не представились, — сказал Карл. Он прокашлялся. — Меня зовут Карл Глогауэр.

Внимание чернокожего снова сосредоточилось на Карле. Незнакомец смотрел ему прямо в глаза. Давление его ноги усилилось и стало уже нарочитым. Нигериец взял сахарницу и подал ее Карлу.

— Сахар?

— Благодарю, — Карл взял сахарницу.

— У тебя красивые руки, — сказал нигериец. — В самом деле, руки художника.

Коротким движением он коснулся пальцев Карла.

Карл хихикнул.

— Вы так думаете?

Странное ощущение снова наполнило все его существо. На этот раз ощущение прошло, будто волна, и можно было не сомневаться в источнике ее возникновения.

— Благодарю вас.

Он неожиданно улыбнулся. Обращать внимание на руки и делать вид, что читаешь линии на ладонях, был его стандартным способом подцеплять девочек.

— Ты умеешь читать по рукам?

Брови нигерийца сошлись. Он нахмурился.

— С чего это ты взял?

Карл почувствовал, что у него сжалось горло. Наконец он понял природу ловушки, но ему ничего не хотелось делать, дабы избежать ее.

Они ели сэндвичи в молчании. Карла больше не раздражало давление ноги чернокожего.

Наконец нигериец сказал:

— Пойдешь со мной?

— Да, — прошептал Карл.

Его начала бить дрожь.

КАК БЫ ВЫ ПОСТУПИЛИ? (1)

Вы пассажир, находитесь в салоне самолета, который вот-вот разобьется. Самолет старый, винтовой, так что у вас есть возможность выпрыгнуть с парашютом. Вместе с другими пассажирами вы встаете в очередь и берете один из парашютов, который экипаж подает вам. Правда, возникает проблема: те, кто стояли впереди вас в очереди, уже выпрыгнули. Но у вас на руках четырехмесячный младенец, который слишком тяжел, чтобы поместить его под одежду. Поэтому вам надо держать младенца в руках. Однако же во время прыжка вам нужно, чтобы обе руки были свободны и вы могли:

а) дернуть за кольцо, чтобы раскрыть парашют;

б) направлять движение парашюта.

Ребенок плачет. Те пассажиры, что стоят за вами, напирают. Кто-то помогает вам надеть парашют и подает вам ребенка. Даже если вы будете держать ребенка обеими руками и молиться, чтобы прыжок оказался удачным, все равно остается возможность, что он вырвется у вас из рук, когда вы прыгнете.

У вас остается несколько секунд на размышления, потом будет поздно.

Глава 2. Парижская коммуна. 1871 год: Улыбка

Не только Франция, но и весь цивилизованный мир замер в ужасе от неожиданного успеха красных республиканцев в Париже. Самым странным и настораживающим был тот факт, что жизнь этому движению дали люди, относительно которых общество в целом находилось в полном неведении. Следовательно, и объяснить это движение влиянием выдающихся умов — пагубным или благим — было невозможно. Речь шла не об идеях, что созрели в великих умах и на решение которых были брошены безмозглые толпы необразованных классов. За Парижской коммуной не чувствовалась направляющая рука. Парижская коммуна была подобна конвульсии. Люди сплачивались не ради прекраснодушных идей — нет, их сплачивала необходимость выживания. Причины, пробудившие к жизни Парижскую коммуну, были доступны пониманию среднего и высшего классов общества. В них не было ничего таинственного. Но никто не ожидал, что движение это наберет такую мощь, и что необразованные классы окажутся способными к организованным действиям. Лишь на мгновение (в июне 1841 года) мелькнул ужасающий призрак Красной Республики — с тем, чтобы тотчас рассеяться под пушками и штыками Кавеньяка. Снова страшная близость призрака начала ощущаться в 1851 году. Казалось, еще чуть-чуть — и миру будет явлена новая Красная Республика. Однако, государственный переворот Луи Наполеона предотвратил новую Коммуну, сделав невозможной ее в течение нескольких последующих лет. Не раз и не два за время существования Второй Империи возникала смутная угроза этой страшной опасности. Возникала и уходила. Воистину, достойная восхищения имперская государственная машина держала врагов общественного порядка в повиновении. Правда, пользуясь при этом такими методами, о которых стоит лишь сожалеть, и против которых умеренные республиканцы постоянно направляли острие своих атак, мало задумываясь о том, что вскоре им придется применить это же оружие с еще большей суровостью. Тем не менее, хотя в течение правления императора Наполеона Красная Республика и не могла возродиться, угли экстремизма в глубине по-прежнему тлели. Призрак красной чумы терпеливо ждал прихода к власти более слабого правительства, чтобы снова залить весь мир кровавыми сполохами страшного пожара.

«История войны между Францией и Германией»

Аноним, издательство Кессел, Петтер и Голпин, 1972 год.

* * *

— Ну вот, Карл.

Чернокожий погладил его по голове.

Карл снял одежду, и обнаженный возлег на двуспальную кровать в номере отеля. Шелковая простыня холодила тело.

— Тебе лучше?

— Не уверен.

Во рту у Карла было сухо. Руки чернокожего медленно двигались от головы вниз по шее. Черные пальцы пробежались по плечам. Карл глубоко вздохнул. Закрыл глаза.