Все судачат, что после нового года Красная Армия возобновит наступление, и тогда Ржев окажется на направлении удара. Мне постепенно начинают передаваться всеобщие обеспокоенность, нервозность и чемоданные настроения.
Поскольку мой полковник пропал, я решительно не знаю, что делать. Эвакуироваться из Ржева с немцами означает, что на моих планах надолго, если не навсегда, будет поставлен крест. Сбежать отсюда и пробираться к своим через фронт - затея фантастическая и убийственная, поскольку прежде пули часового меня укокошит жуткий мороз.
Посему жду, как манну, небогатого ужина, когда снова появится возможность выпить и хоть немного отвлечься от этих раздирающих сознание мыслей.
29/XII-1941
Сегодня впервые слышал орудийную канонаду - по всему выходит, что линия фронта приблизилась, и сражения идут совсем близко. Видимо, новогоднее затишье отменяется.
07/I-1942
Возобновляю дневник по случаю русского Рождества. Кажется, я на свободе - в ветхой избе, уцелевшей на отшибе полностью выгоревшей небольшой деревни. Второй день топлю печь, и внутри насквозь промороженного сруба постепенно начинает теплеть. Хотя из-за сильной сырости согреваться можно только в считанных шагах от нагретой печной кладки.
Дело было так - меня во время прогулки схватили партизаны, связали, оглушили и в беспамятстве отвезли за город, зачем-то бросив одного. Очнувшись, я побрёл, куда глядят глаза, пока к исходу дня не вышел к заброшенной деревеньке в западной стороне от города.
[Напротив последнего абзаца Алексей обнаружил на полях позднейшую приписку “Reductio ad absurdum [приведение к абсурду (лат.)]”, из которой можно было предположить, что более чем странная история про “похищение партизанами”, скорее всего, являлась выдумкой, призванной скрыть факт самостоятельного побега Рейхана от немцев - ведь дневник, как это уже один раз было, мог снова угодить в чужие руки.]
…Поскольку канонада теперь звучит ежедневно, а мороз сделался совершенно зверским, у меня нет ни малейшей возможности изменить своё положение, кроме как ждать, ждать и ждать. До немцев я отсюда не дойду, до советских войск - тем более. Остаётся надеяться, что представители той или иной из сторон когда-нибудь в этих краях объявятся и меня заберут. Расстреливать гражданского человека на месте - вряд ли в этом будет смысл для тех, кто меня обнаружит, стало быть, меня обязательно доставят в какой-нибудь штаб. Ну а что будет дальше - посмотрим.
Главный плюс - я отыскал настоящий крестьянский тулуп и пусть дырявые, но всё же валенки, которые по-настоящему способны согревать. Жаль, что прежний хозяин тулупа был не богатырского сложения, иначе бы я натянул тулуп на реглан. Так что если морозы не ослабнут, реглану придётся отправляться к чёрту, не до красоты здесь…
11/I-1942
Чернила закончились, и я перехожу на химические карандаши, запас которых успел сделать в орловском книжном магазине. Значительно хуже то, что заканчиваются дрова, которых исчезнувший хозяин избы успел заготовить совсем чуть-чуть. Если мороз не ослабнет, я сумею продержаться ещё максимум дня три, не больше.
Нашёл кусок старой толи - порвал на части и буду понемногу подкидывать в огонь, чтобы дым из трубы становился чёрным и хорошо заметным. Канонада начинает звучать совсем близко - значит, Красная Армия наступает, и развязка должна прийти скоро.
17/I-1942
Не день, а настоящее светопреставление! Со всех сторон бой, особенно громыхает с восточной стороны - видимо, советские части вошли в Ржев. Наверное, я правильно поступил, что не стал туда возвращаться,- здесь, на отшибе, у меня больше шансов уцелеть.
Плохо то, что утром я сжёг последние поленья и раздобыть топливо больше не смогу - нет ни пилы, ни топора. Да и силёнок недостаёт - со вчерашнего дня меня волнами одолевает температура, из жара бросает в пот, бельё промокло насквозь…
Погасшая печь быстро остывает, и боюсь, что к вечеру я начну капитально замерзать. Если же учесть, что последние припасы я съел дней семь назад и теперь “питаюсь” только водой из снега, то положение моё начинает казаться едва ли не безнадёжным…
Снова 17/I-1942, вечер
Делать нечего, до утра я точно околею. Потому решаюсь на отчаянное - натяну на себя всё, что греет, и побреду в сторону Ржева. Похоже, там уже наши. Будь что будет.
19/I-1942
Я спасён. До сих пор не могу толком вспомнить, как брёл наугад по снежной целине, а ледяной воздух при вдохе прожигал насквозь, до низа лёгких… как проспал несколько часов в снегу, думая, что умираю, но потом понял, что по-прежнему жив, и снова пошёл… Как пытался отыскать тёплый угол в огромном заводском ангаре, насквозь разбомблённом, и как после перебрался в фанерную халупу…
Если бы советские разведчики, незадолго до этого взявшие в плен немецкого “языка”, не вздумали бы в той халупе ненадолго передохнуть от убийственного мороза, то я бы гарантированно замёрз насмерть.
В тот же вечер у меня была возможность погибнуть ещё один раз - при переходе через линию огня в меня угодили две пули. К счастью, всё обошлось пробитым тулупом. Выходит, моя жизнь для чего-то ещё нужна!!
Меня отогрели в блиндаже, дали выпить ацетилсалициловой кислоты и накормили горячей тушёнкой с хлебом. Сейчас я чувствую внутри себя колоссальное стремление жить и готов свернуть горы! Обо мне уже доложили в советский штаб, и сегодня в ночь, либо же завтра меня должны туда доставить, чтобы я всё о себе рассказал.
20/I-1942
После полуночи - я в штабе дивизии. Идиот, воображал, что меня отвезут на танке в какой-нибудь городок или, на худой конец, в большую деревню - а на самом деле минут сорок я шёл совершенно обессилившим (под конец пути разведчики-гренадёры сжалились и понесли меня на руках) к другому блиндажу, расположенному с противоположной стороны широкой лесной балки.
Я всё рассказал о себе советским командирам. Меня решили не мучить дорогой назад и разрешили остаться в штабном блиндаже, выделив топчан и напоив горячим чаем. Кстати, советский чай намного лучше немецкого, у нас он - настоящий!
Из разговоров я понял, что информацию обо мне передали по радио в штаб фронта.
Однако следующее же открытие удручает - мы находимся в окружении. Штаб армии, штаб фронта - все эти организации пребывают не здесь, а через линию огня. Насколько хватит сил продержаться? И уж точно меня не удастся вывезти отсюда ни на комфортабельном автомобиле, как уже рисовалось в воображении, ни даже на танке. Все командиры, внешне старающиеся держаться уверенно и спокойно, внутренне чрезвычайно напряжены - видать, дела плохи.
Снова 20/I-1942, вечер
Невероятно! Поступило известие просто потрясающее: из штаба фронта ответили, что моя личность подтверждается, и в ближайшие дни меня заберут на санитарном самолёте! А пока - приказали получше покормить, за что всем - огромное спасибо!
20/I-1942, ночь
Я всё анализирую и препарирую новость про самолёт - и прихожу к выводу, что она явилась для меня добрым знаком совершенно не оттого, что даёт надежду вернуться в безопасный тыл.
Страшно подумать, но в тёмной глубине своих мыслей я понемногу начал подозревать, что всё, что до сих пор происходило со мной начиная с сентября, включая призывы не бояться антисоветских речей, странное поведение орловских чекистов, не менее странным образом несостоявшийся арест, исключительно устная информация о гибели Раковского, который, возможно, сейчас спокойно поправляет здоровье где-нибудь в глубоком тылу, и заканчивая моим вынужденным уходом к немцам - всё это могло быть расписанным, словно по нотам, чьим-то хитроумным планом, согласно которому я должен был попасть в Швейцарию и там через свои вполне предсказуемые действия по истребованию царских сокровищ дать возможность советской разведке всё, что нужно, узнать, обнаружить и совершить. От постоянно возникающих мыслей о подобном дьявольском плане мне становилось не по себе, а вызов в Москву вроде бы эти подозрения снимает.
