И немедленно моё первоначальное изумление от этой невероятной встречи сменилось жгучим страхом.

— Я знаю,— прозвучало в ответ.— А Раковский действительно располагал информацией о тайном счёте, открытом в Швейцарии царём Николаем?

— Да, товарищ Сталин. Но Раковский знал не всё - у него только имелись предположения, где следует искать второй из двух паролей, и предположения эти подтвердились. О первом же пароле сообщил русский эмигрант по фамилии Фатов. До тридцать девятого Фатов сотрудничал с нашей зарубежной разведкой, однако потом попал в немилость, и из Берлина в Москву ему пришлось добираться инкогнито, когда уже вовсю шла война.

Возникла небольшая пауза. Сталин явно что-то вспоминал, сосредоточив свой взгляд на шахматных фигурках. Потом он снова посмотрел на меня и спросил:

— Ви знаете об этом Фатове, а мы - не знаем. Почему так?

— Фатов не хотел быть арестованным, и потому в ноябре сорок первого ушёл в народное ополчение, в рядах которого, видимо, и погиб под Москвой. Но перед этим всю информацию он изложил в особой тетради, которую оставил у моего отца.

— А что сделал с ней ваш отец? Помнится, он занимал достаточно высокий пост?

— Да, товарищ Сталин. Николай Савельевич был заместителем у Молотова. Мне неизвестно, что происходило тогда в нашем доме, но факт в том, что эта тетрадь была спрятана отцом в тайнике на кухне. Судьба столицы в те дни висела на волоске и он, видимо, не мог поступить иначе.

— Но ведь в начале декабря мы погнали фашистов прочь от Москвы! Почему ваш отец после очевидного успеха нашего контрнаступления продолжал скрывать наличие у него этой тетради?

— Мне трудно судить об этом, товарищ Сталин. Когда я читал ту тетрадь, то моим первым впечатлением была мысль о грандиозной мистификации, целью которой могло являться отвлечение нашего народа от борьбы с фашизмом или развал только начавшей зарождаться антигитлеровской коалиции. Я допускаю, что отец хотел получше в этом разобраться, прежде чем информировать правительство.

— И что же - он разобрался?

— Нет. Он был направлен в служебную командировку в Великобританию через арктический маршрут и погиб на английском эсминце.

Вновь возникла пауза - на сей раз более продолжительная. Не поднимая глаз, Сталин долго теребил пальцами угол шахматной доски.

— Это печально, товарищ Гурилёв,— наконец ответил он, глубоко вздохнув.— Мы не должны были отправлять его в ту командировку. Но вы уверены, что он действительно погиб? Ведь англичане - они мастера разных провокаций…

— Я уверен, что он погиб, товарищ Сталин. Если бы англичане выкрали его или инсценировали его смерть, чтобы скрыть переход на их сторону, то швейцарский депозит был бы вскрыт их агентами уже в сорок втором году или, на худой конец, сразу же после войны. Но ничего подобного не случилось. До две тысячи двенадцатого года к депозиту никто не прикасался.

— Нам это известно,— сказал Сталин.— Однако гибель советского наркома на английском эсминце выглядит очень странно, согласитесь. Кто распорядился отправить его с англичанами? У нас же к этому времени начал работу секретный воздушный коридор с Кольского полуострова в Шотландию. Почему он не полетел на надёжном советском бомбардировщике?

Мне нечего было ответить, и я промолчал.

— А вы, маршал, что молчите?— обратился Сталин к Тухачевскому.

— Я же уже говорил вам,— глухо и хрипло зазвучал голос расстрелянного маршала.— Англичане не преминули воспользоваться кадровой чехардой, возникшей после смерти Менжинского, и при Ягоде нашпиговали руководящие органы НКВД своими агентами. Ваш Ежов повсюду искал германских и японских шпионов, а о том, что ещё существуют и агенты Его Величества, отчего-то старался не задумываться.

— Мы же договорились не переходить на личности!— с раздражением бросил Сталин.— Вам прекрасно известно, что Ягода и Ежов оба - доигрались.

— Товарищ Сталин,— неожиданно для самого себя осмелев, я включился в разговор.— Фатов писал, что после Швеции, в Гулле - перед тем как отпустить с грузовым конвоем в Советский Союз,- его обрабатывала английская разведывательная служба, и он был вынужден разыграть для них согласие на свою вербовку. Однако ничего важного он им не раскрыл - иначе зачем ему было рваться к нам, рисковать, самостоятельно добираясь из Архангельска до Москвы, в то время как иначе англичане запросто могли забросить его под видом какого-нибудь посольского клерка, который затем якобы сгорит на пожаре или пропадёт без следа во время утренней пробежки по Сокольническому парку?

— Я ни в чём не обвиняю ни вас, ни этого Фатова, ни тем более вашего отца,— прозвучало в ответ.— Я лишь пытаюсь понять, кто принял преступное решение посадить наркома Гурилёва на английский эсминец? И какова действительная судьба этого эсминца? Адмирал Кузнецов докладывал мне, что в конце ноября и в декабре сорок первого у гитлеровцев в Арктике присутствия практически не имелось, поскольку они ждали падения Москвы и не считали целесообразным растрачивать силы на атаки наших северных коммуникаций. Кажется, и у англичан в это время в том районе не было потерь.

Поскольку весной и в начале лета, в меру сил и имевшегося времени, я успел немного ознакомиться с материалами, раскрывающими обстоятельства, при которых погиб мой отец, я решил, ничего не скрывая, изложить Сталину моё безусловное мнение.

— Товарищ Сталин, решение плыть на английском эсминце было на тот момент наиболее безопасным. Действительно, все арктические конвои в ноябре проследовали в наши порты и обратно без потерь, у немцев в Арктике в тот момент не было ни надводных кораблей, ни подводных лодок. Полёт на дальнем бомбардировщике над оккупированной Норвегией был сопряжен с куда большим риском. Поэтому как бы мне ни хотелось объяснить гибель отца кознями англичан, невзирая на то, что они в тот момент являлись нашими союзниками, я не имею для этого никаких доказательств.

— А вы не замечаете, что противоречите сами себе?— с раздражением ответил Сталин.— В ноябре потерь в конвоях не было, гитлеровских кораблей в Арктике тоже не было, как не было до самого сорок второго года, а советский нарком, по чьему-то случайному и легкомысленному, так сказать, решению отправленный в Англию этим наиболее безопасным маршрутом, неожиданно погибает? И вдобавок, тоже по чистой случайности, происходит всё это сразу же после того, как он прочитывает записки этого вашего Фатова и узнает код от царского депозита! И наконец - английский эсминец после вражеской атаки, как известно, не утонул. Почему же тогда они не вернули тело погибшего наркома для погребения на советской территории, а похоронили в море, словно какого-нибудь трюмного матроса?

— Товарищ Сталин, поверьте, я много обо всём этом думал и прорабатывал все возможные версии, чтобы гибель моего отца могла иметь хоть какое-то оправдание, если так, конечно, можно сказать… Однако всё свидетельствует, что произошла трагическая случайность. Редчайшее сочетание событий, которые ни одной спецслужбе не по силам организовать. Во всяком случае - не по человеческим силам.

Сталин ничего не стал отвечать, в зале воцарилась тишина. Неожиданно зазвучал загробный голос Тухачевского:

— Молодой человек говорит правду. Наркома Гурилёва отправляли через Архангельск первоначально на борту советского грузового парохода “Сухона”, который без груза следовал в составе обратного конвоя в Исландию. Для того чтобы попасть на Британские острова, наркома пересадили на эсминец, дожидавшийся конвоя возле острова Кильдин. Нарком бы благополучно добрался до места назначения, если б не недавний успех двух английских подлодок, потопивших возле норвежского Киркенеса гитлеровские транспорты. Эти две подлодки по договорённости с советским командованием базировались на нашей базе в Полярном. Немцы не отважились туда сунуться и потому решили отыграться в открытом море на одиноком эсминце, догонявшем конвой. Эсминец был атакован двумя “Юнкерсами”. От сброшенных торпед ему удалось увернуться, однако одна из бомб разорвалась возле рубки, в которой нарком Гурилёв с группой британских офицеров наблюдали за боем, и все они погибли от осколков. В последующем командир конвоя телеграфировал в Молотовск, чтобы за телом погибшего наркома прислали наш сторожевой корабль, однако возможностей забрать тело в тот момент не имелось. Поэтому наркома похоронили вместе с моряками в открытом море.