- Библиотека? - озадачился Михудор. - А там есть библиотека? Не, может и есть. Я не интересовался. Я не особо люблю книжки. Предпочитаю красоток и деньги. Ха-ха!

- А я вот собираю редкие книги с разных планет, - похвастался Улит. - Каждая книга оригинально оформлена, по-своему красива и стоит уйму денег.

- А, вот как значит... - Михудор задумался. - Это и есть ваше важное дело - редкие книги муслинов?

- Нет. По поручению отца я прилетел изучать историю муслинов.

- Вот оно как, - протянул Михудор, стараясь извлечь из Улита как можно больше сведений, которые могли бы пригодиться в дальнейшем. - А чего Ылит Тутли заинтересовался историей муслинов?

- Ему нужны факты для написания запланированной трилогии о муслинах.

И Улит, оседлав любимого конька - болтовню об отце, ЭКЛИ и своём исключительном положении сына известного писателя, - выдал на-гора полезных сведений. Полностью определившись с тем, кого он везёт, Михудор думал над тем, как бы заставить Улита профинансировать ту самую мыслишку, которая давно просилась воплотиться в жизнь. Мешало одно: отсутствие денег.

И тут "красотка" заглохла. Машина кашлянула и остановилась.

- Несколько минут! - бодро пообещал Михудор, вылезая из машины.

Он подошёл к капоту и поднял крышку.

- Что-то серьёзное? - спросил Верум, заглядывая через его плечо.

Улит продолжал сидеть в машине с таким видом, словно был твёрдо уверен, что автомобиль тронется с места самое большое через пятнадцать секунд.

- Пустяк! - заверил Михудор, задумчиво разглядывая разорванную красную пружину и потёки масла. - Красотка иногда любит показать свой норов. Она у меня с характером. Думаю, понадобится отвёртка и гаечный ключ, и я устраню поломку.

В процессе устранения пустяковой поломки отвёртка и гаечный ключ разрослись до куска потрёпанной мешковины, расстеленной под днищем "красотки", ящика запчастей, ящика инструментов и отборных ругательств водителя, ноги которого торчали из-под красотки большую часть тех четырёх часов, в которые разрослись несколько минут. Верум подавал детали и нужные инструменты потному и испачкавшемуся в мазуте и масле Михудору. Улит же все четыре часа проходил вокруг машины с задумчивой и недовольной физиономией и продремал на задних сидениях, подложив ладони под голову и поджав ноги.

Автомобиль с порядком вымотанными Верумом и Михудором и выспавшимся Улитом въехал в Гимгилимы без четверти полночь (муслины измеряют время по-своему, но во избежание путаницы лучше использовать более приземлённые понятия). Редкие газовые фонари скупо освещали окутанные мраком пустые улицы, частично мощёные булыжником. Самые большие из домов, мимо которых проезжал Михудор, имели три этажа. В некоторых окнах слабо горели огоньки свечей.

- Ну вот, я сдержал своё слово и доставил вас в Гимгилимы до полуночи, - невесело пошутил Михудор.

- Ничего страшного, - проворчал Верум, так как больше ничего на ум не пришло.

- У них нет электричества? - тревожно спросил Улит, вглядываясь в жёлтые пятна огней. - Не вижу неона.

- У них есть электричество, а вот неона как раз и нет, - успокоил его Михудор. - Не доросли они ещё до неона. Наши помогли оборудовать электрогенераторами и телефонными линиями такие городки, как Гимгилимы, сделали, так сказать, жест доброй воли. Но на ночь муслины свет обрубают. Мой приятель Гумбалдун говорил, что это как-то связано с тем, что их предки предпочитали темноту свету и вели преимущественно ночной образ жизни.

"Красотка" остановилась перед каменным трёхэтажным зданием лососевых тонов с плоской крышей. Крыльцо освещал один из уличных фонарей.

Михудор, не заглушая двигатель, вылез из машины, потянулся и подождал, пока Улит с Верумом выберутся сами и вытащат весь свой багаж.

- Вы ведь изучили муслинский язык? - спросил он.

- В лингвозерской "Гаргапана", - сказал Верум. - Вроде как он даже большинство мер измерений муслинов переводит на земные.

- Я вот тоже с помощью гаргапанского лингвозера изучал. Не знаю, как сейчас, но два года назад сей аппарат коверкал половину слов, а половину вовсе не знал или переводил неправильно. Пришлось практиковаться самостоятельно, но за два года наловчился чесать на муслинском, и теперь дам фору любому лингвозеристу. Кстати, по поводу библиотеки. Скорее всего, такого слова на их языке нет, но книга на муслинском звучит, как "хзыжначчача".

- Э... "написанная бумага"? - перевёл Верум.

- Что же, лингвозеры за два года значительно улучшились. Почти правильно. Исписанная бумага, так будет точнее, - поправил Михудор. - Ну-с, обещание своё я выполнил, до гостиницы сегодня довёз...

Улит намёк понял. Он вытащил из кармана бумажник и отсчитал тысячу ерджи. Михудор, ухмыльнувшись в полумраке своей волчьей ухмылкой, спрятал деньги в кошелёк.

- Хозяин гостиницы старый Чикфанил. Передавайте ему привет от меня, а за разбитое стекло Гумбалдун завтра расплатится. У него как раз пенсия. Ещё увидимся.

Из темноты, откуда-то дальше по улице, донеся протяжный сиплый вопль. Улит охнул и покрепче сжал трость. Верум удивлённо посмотрел на Михудора, тот рассмеялся.

- Ага, вот и Гумбалдун собственной персоной возвращается домой из любимого им бара "Грибная слизь" или же наоборот, из дома возвращается в "Грибную слизь". Думаю, трудностей в общении с Чикфанилом у вас не возникнет. Правда, по причине глубокой старости он иногда заговаривается и путается в реальности. Но это простительно. Как-никак, Чикфанилу в прошлом году стукнуло 117 лет.

- Экий долгожитель, - сказал Верум.

Попрощавшись, Михудор влез в "красотку", и машина, скрипнув покрышками по гравию и кашлянув дымом на Верума с Улитом, скрылась в ночи, а прибывшие подхватили сумки, кейс и трость, поднялись на крыльцо, вошли в холл и очутились в кромешной тьме. Если снаружи горели газовые фонари, слабые огоньки свечей из окон, фары михудоровой "красотки", то внутри гостиницы ничего такого не было.

Как только дверь, слабо скрипнув, затворилась за ними, из глубин раздался тихий короткий перезвон.

- Эй, есть кто?! - крикнул Улит и спросил Верума: - Почему так темно?

- Михудор же говорил, что они на ночь электричество вырубают. Я так понял, что это дань уважения прошлому.

- Дурацкая какая-то дань уважения, - буркнул Улит и крикнул: - Эй, мы пришли, есть кто? Чукагекафил!

- Чикфанил, - поправил Верум. - И чего ты на земном разорался?

Улит поджал губы, но стал кричать по-муслински:

- Чикфанил, ты где?! У тебя важные гости!

- Тише, вроде идёт кто-то, - сказал Верум.

Улит умолк. Кто-то, старательно шаркая и кряхтя, направлялся к ним. Впереди справа скрипнула дверь, и мрак частично разогнал свет фонаря, возникшего в образовавшемся тёмном проёме. Фонарь держал зеленокожий лысый и согбенный старец в грязно-белом свалявшемся халате. Старец чем-то походил на дряхлую черепаху, которую в молодости извлекли из панциря и как следует обработали палками, уделяя особое внимание голове. С годами сплющенный череп оброс дополнительной защитой в виде складок кожи. У кожистого старца оказался на редкость скрипуче-скрежещущий голос, которым вполне могли бы говорить гостиничные двери.

- Иэх, - скрипел он, словно передвигался с помощью древних деревянных ходунков. - Иэх, иэх.

На девятый иэх он добрался до конторки, осветил припозднившихся гостей и поставил фонарь на верхнюю полку.

- Да вы земляне?! - изумлённо проскрипел старец. - Иэх!.. Как там учил господин горовождь... кхе-кхе... Добро пожаловать, уважаемые господа земляне, добро пожаловать! Я хозяин гостиницы Чикфанил Кич.

- Мы очень важные гости, - сказал Улит по-муслински, - особенно я. Я сын известного п и с а т е л я Земли, а это мой спутник и друг моего отца, Верум Олди. Любопытно, любопытно, а ведь весь зелёный. Можно потрогать?

И, не дожидаясь разрешения, ткнул старика пальцем в лоб. Лысая, складчатая голова Чикфанила отклонилась назад.