Конечно, в платье нельзя было так вольно бегать и прыгать, как в шортах или джинсах, нельзя было покрутиться на перекладине, например, или взлететь слишком высоко на качелях, зато платье давало замечательное чувство свободы, мягкости, особого девчачьего удобства.

Больше всех зародившейся дружбе радовалась Дарья Петровна. Катя была для ее дочери именно такой подругой, о которой можно было только мечтать.

Самой Ане нравилось в Кате буквально все. Она открыто любовалась тем, как Катя говорит, ходит, бегает, улыбается, смеется, хмурится, задумавшись над чем-то, потягивается, жмуря глазки, и в самом деле как кошечка, и невольно Аня тоже подражала Кате во всем.

И это – несмотря на то, что Аня среди сверстников и сверстниц привыкла верховодить, а ведь Катя была младше Ани на целый год. И ниже на целых два сантиметра.

Впрочем, разница в их росте была почти незаметна.

Правда, были в Кате и кое-какие странности.

Например, во время примерок и переодеваний Катя никогда не раздевалась перед Аней даже до трусиков, не то, чтобы совсем догола. Чтобы надеть какую-нибудь обновку, Катя всегда уходила или в другую комнату, или пряталась куда-нибудь за шкаф. За все время дружбы с Катей ни разу не видела ее даже и в купальнике. Дарье Петровне такая повышенная стыдливость Кати тоже показалась немного странной.

А когда начался учебный год, выяснилось, что у Кати – освобождение от физкультуры. Это было довольно странно, потому что Катя выглядела очень здоровой, крепкой девочкой. Но, тем не менее, никто не видел Катю даже в спортивной форме.

Однако отдельно эту Катину странность Дарья Петровна и Аня не обсуждали. Дарья Петровна только осторожно предположила, что когда-то с Катей, возможно, произошел какой-нибудь неприятный случай, ставший причиной ее повышенной стыдливости. При этом Дарья Петровна дала понять, что не стоит слишком много думать о том, что же именно это мог быть за «неприятный случай».

И на этом тема была исчерпана.

Очевидно, по причине все той же повышенной стыдливости Катя никогда не оставалась ночевать у Ани, хотя Аня предлагала это не один раз. Катя всегда мягко отказывалась, говоря: «Мы же с тобой завтра опять встретимся!..» И Аня вынуждена была с сожалением оставить свои попытки. Ну и, в свою очередь, Катя никогда не предлагала Ане остаться ночевать в своем доме.

А как было бы здорово полежать с Катей под одним одеялом, пошептаться и помечтать перед сном, как это свойственно самым близким подругам!.. Но увы, такого у Ани с Катей не было никогда.

Еще у Кати совсем не было никаких фотоснимков из младенческой поры и раннего детства. У Ани-то их было огромное количество. Ее папа, главный энергетик их агрокомпании, увлеченно фотографировал Аню с самого рождения. Снимков было сделано так много, что даже не все негативы были отпечатаны, а готовые снимки едва умещались в десяток толстых альбомов.

Рассматриванию этих альбомов подруги посвятили немало часов. Самой Кате, однако, показать было нечего.

Объясняя отсутствие своих детских и младенческих фото, Катя почему-то покраснела и пробормотала только, что коробка с ними была потеряна при переезде на новую квартиру. Там, мол, были и негативы, и сами снимки, и альбомы, но восстановить что-либо не представляется возможным.

- Не беда! – утешила подругу Аня. – Мы наделаем новых снимков. Нас будет фотографировать папа, на свой цифровик. А мне он разрешает пользоваться «Зенитом». Это старенький фотоаппарат, но снимает он очень даже хорошо.

И Анин папа, Дмитрий Борисович, и в самом деле принялся фотографировать подруг при всяком удобном случае. Ему еще больше Дарьи Петровны нравилось, что Аня стала носить нарядные платья, банты и играть в те девчачьи игры, в которые раньше почти и не играла.

Много фото сделали и сами девочки, фотографируя друг дружку и фотографируясь вместе, на автоспуске. И Дарья Петровна с Ириной Александровной тоже с удовольствием занимались съемками.

Особенно Ирина Александровна…

И довольно скоро у Кати тоже появились альбомы с фотоснимками, на которых она была с Аней, с Дарьей Петровной, со своей мамой – этих было больше всего, с Мавриком, Манюней и Элеонорой, с куклами, и совсем одна, в разных платьях и в разных ракурсах.

Вот так, обзаведясь замечательной подругой, наполняя свой мир множеством существенных деталей и безделушек, Катя с каждым днем становилась все более реальной, отдельной личностью в первую очередь для Кости с Ириной Александровной.

Ведь все другие видели только Катю. Для них существовала только Катя. О Косте они ничего не знали и не должны были знать.

Ну а Костя…

Только когда Ирина Александровна переодевала Костю или помогала ему купаться в ванной, она видела, что он мальчик. Вот тогда она вспоминала, как она всегда мечтала именно о мальчике, как она ликовала, когда родила мальчика, как целовала его маленького во все нежные места, с восторгом слушая, как он при этом смеется.

Надо сказать, что Ирина Александровна и Костя очень дорожили моментами, когда они оставались наедине.

Ведь только в такие моменты Костя вновь становился самим собой.

Отодвинув на время образ Кати, он выходил на первое место, и одним своим видом говорил: «Я тут! Я никуда не делся. Я мальчик и продолжаю им оставаться!..»

И тогда Ирина Александровна тихонько шептала ему на ушко: «Здравствуй, Костя! Здравствуй, мой мальчик!.. Мамин мальчик, самый лучший на свете!..»

И вновь, как во младенчестве, Ирина Александровна нежно целовала своего сына в щечки, в животик, в попку и в птенчик, но он уже не смеялся при этом, а только тихо улыбался, с радостью принимая мамину ласку.

А потом вновь наступал черед Кати.

Ирина Александровна надевала на нее ночную рубашку в кружевах и оборках, если пора было спать, или симпатичные девчачьи трусики и платье, если был день, и Катя спешила к своей любимой подружке, с которой они расставались только по вечерам, чтобы вновь встретиться утром.

Получалось, что полностью в себя самого Костя возвращался всего на несколько минут в день. А все остальное время его телом и душой владела маленькая девочка Катя, обожавшая носить красивые платья, сандалики и туфельки, шляпки и панамки, играть с куклами, шить им наряды и заниматься всеми остальными делами, которые так нравятся маленьким девочкам.

Свое место в жизни Костя на какое-то время уступил Кате, но сколько еще должно было продлиться это время, они с мамой никогда не обсуждали.

Они просто жили себе и жили.

Мама и дочь.

Дочь и мама.

А еще – мама и сын, появлявшийся лишь время от времени…