Энн обнаружила в себе силы, о которых не подозревала. Они толкнули ее к ближайшему подходящему для лазания дереву и заставили карабкаться на него, как сумасшедшую. Кора царапала ее ноги. Пальцы цеплялись и вонзались, ломая ногти, которыми она так гордилась. Она слышала треск рвущегося анорака. Но продолжала карабкаться, пока не смогла просунуть голову сквозь чащу мелких ветвей и забраться верхом на толстую ветку – надежно и высоко, – прислонившись спиной к стволу. Спутанные волосы прядями свисали ей на лицо.

«Если оно полезет наверх, я могу его пнуть!» – подумала она и откинулась назад, закрыв глаза. Оно каркнуло где-то внизу справа – ближе, чем она думала.

Энн распахнула глаза и в бессильном ужасе уставилась на тропинку и ящик, погребенный на склоне. Крышка снова закрылась. Но существо осталось снаружи – стояло на тропинке почти под ней, глядя вниз на алые капли крови, которые брызнули из колена Энн, когда она упала на камень. Она бегала по кругу, точно испуганный зверь.

«Не смотри наверх! Не смотри наверх!» – молила она, сидя очень тихо.

Оно не смотрело наверх. Оно было занято, изучая свои когтистые руки, потом поднимая их, чтобы ощупать потрепанные заросли волос и бороды. У Энн возникло чувство, что оно очень, очень озадачено. Она наблюдала, как оно берется за клочки одежды на своих тощих бедрах и отрывает кусочек, чтобы посмотреть на него. Оно покачало головой, четким жестом положило полосу тряпки на левое плечо и прокаркало еще какие-то слова. На этот раз звук был меньше похож на карканье и больше на голос.

Затем (несмотря на всё остальное, Энн едва поверила глазам) существо создало себе одежду. Нижнее тряпье растянулось двумя плотными водопадами цвета хаки, образовывая узкие рейтузы, а потом мягкие сапоги. Одновременно полоска тряпки на плече трупа тоже побежала вниз, падая и расширяясь в нечто вроде просторной плиссированной мантии длиной до щиколоток, цвета верблюжьей шерсти. Энн едва не вскрикнула, когда увидела цвет. Затем она наблюдала, почти ожидая этого, как длинные волосы и борода приобретали тот же цвет верблюжьей шерсти и укорачивались. Борода исчезла вовсе, сделав лицо еще больше похожим на череп, чем раньше; волосы остановились где-то на уровне ушей. Мужчина завершил свой образ, подпоясавшись широким ремнем с прикрепленными к нему ножом и сумкой и перекинув через левое плечо свернутую рулоном ткань, которую он аккуратно закрепил застежками. После этого он что-то удовлетворенно пробормотал, подошел к краю тропинки, вытащил нож и срезал себе толстую палку с ближайшего к свинцовому ящику дерева.

Еще до того, как он начал двигаться, Энн почти уверилась в том, кто он такой. А его широкие неторопливые шаги окончательно убедили ее. Он был самым высоким из трех мужчин, которые приехали на машине: тем, кто заставил ворота открыться; тем, кто носил странное пальто из верблюжьей шерсти. Это пальто по-прежнему было на нем, только он преобразовал его в мантию.

Он вернулся на тропинку, неся палку. Нет, теперь уже не палку, а посох – старый, отполированный, с вырезанными на нем чудными знаками. Он посмотрел наверх на Энн и прокаркал ей замечание.

Она отшатнулась, прижавшись к стволу. О, Боже! Всё это время он знал, что она здесь! И теперь непристойной выглядела она: забралась на дерево в узкой юбке, которая задралась до самой талии. Должно быть, он смотрел прямо на ее трусы. И длинные беззащитные ноги, свисающие по обе стороны ветки.

Странный мужчина внизу кашлянул, недовольный своим голосом, всё еще глядя на Энн. У него были светлые, глубоко запавшие глаза. Брови сходились над носом в одну бровь в форме летящего ястреба. Он странно выглядел, даже если его увидеть в обычных обстоятельствах, идя по улице. Можно подумать, будто встретил Мрачного Жнеца[2].

- Простите, - произнесла она высоким от страха голосом. – Я… Я не понимаю ни слова из того, что вы говорите… И не хочу понимать.

Он удивился. Подумал. Снова кашлянул.

- Прошу прощения, - сказал он. – Я использовал не тот язык. Я говорил, что не имею намерения вредить вам. Не хотите спуститься?

«Они все это говорят!» – предостерег мамин голос в голове Энн.