— Конечно, Бакки, — улыбнулся Джон. — Когда Ватсон отказывался от хорошо приготовленного мяса и от хорошей компании?

— Не такой уж хорошей. — Бак сделал глоток и поморщился. — Я тебя обманул…

— Да? И в чем же?

— Мне нечего предложить, Джон. Я имею в виду работу. Нет, если быть более точным — есть, и даже кое-что весьма стоящее, но о конкретике говорить ещё рано: со дня на день жду возвращения из Рима одного весьма уважаемого господина. Старинный друг моего отца, маг и волшебник. Будь уверен, Джон, ты встанешь к операционному столу одной из самых лучших лондонских клиник, но позже, чем я рассчитывал.

— Не знаю, как и благодарить.

— Не благодари. Тем более что сегодня я хитро заманил тебя в это тихое место в надежде споить и увезти к себе навсегда. Вот такой я отвратительный типчик.

— Ничего не имею против типчиков, — весело рассмеялся Джон.

Ему вдруг стало очень легко.

Неожиданно он поверил, что ничего плохого больше не будет. Бакки Морс, которому было совсем не до шуток, но всё-таки он шутил и, пусть грустно, пусть через силу, но улыбался; сочное ароматное мясо; вкусно хрустящие ломтики гренок — все эти реалии обычной человеческой жизни, её простые, доступные радости не предполагали наличие безумцев, приносящих кровавые жертвы своей отвергнутой страсти.

Шерлоку не место в том сюрреалистичном аду.

Они обязательно будут вот так же обыкновенно есть обыкновенный бифштекс, пить маслянистый коньяк, смеяться, смотреть друг на друга, а потом, по дороге домой, целоваться в такси или в первой попавшейся подворотне — страстно и ненасытно.

И так всю жизнь.

— О чем задумался, Джон?

— Мне пора.

*

Они ненадолго задержались у двери паба, поглядывая на беззвездное небо и ёжась от речной сырости, принесенной разгулявшимся ближе к ночи ветром.

«Дождя не миновать».

Джон оглянулся на поджидающий кэб.

— Хорошо посидели.

— Да.

Бак крепко пожал ему руку. — Не прощаемся?

— Нет. Я буду звонить. И ты не забывай.

— Шутишь? Мне ещё предстоит сделать из тебя звезду хирургии.

Он запнулся, ещё крепче стискивая ладонь.

А потом порывисто притянул к себе, обхватив спину и плечи, вдохнул глубоко и жадно, вбирая в себя запах взлохмаченных ветром волос, до ломоты в груди заполняя им легкие, воруя частицу своей так и не сбывшейся мечты.

— Джон…

*

Руки противно взмокли.

От волнения потряхивало, и ныло под ложечкой.

«Ответь немедленно, Шерлок!»

— Я в порядке, Джон. Надеюсь, ты не напился?

Его голос дрожит и рвется на каждом слове.

— Не знаю. Дома разберусь.

Господи, господи, господи, не дай им убить нас. Не допусти.

***

Шестой день.

В этот день состоялось сразу два судьбоносных знакомства.

Джон узнал, что на самом деле представляет из себя Скотланд-Ярд (на первый, беглый и поверхностный взгляд — суета, приближенная к бардаку; на второй, более пристальный — хорошо отлаженный механизм, работающий бесперебойно и четко), и кто такой инспектор Лестрейд (доброжелательный, умный, усталый и на редкость располагающий к себе человек: с первого взгляда ты готов, не задумываясь, доверить ему свою жизнь).

А ещё Джон впервые увидел Майкрофта Холмса, убедившись воочию, что такое понятие, как элита, не плод воображения простых обывателей, не существа с далеких планет. Это люди, обитающие в своей недосягаемой сфере, с ноткой снисходительной обреченности несущие на упакованных в дорогие костюмы плечах планетарную тяжесть и твердо уверенные, что кроме них это никому не по силам. Но всё-таки люди. И, кажется, даже живые.

Понравился ли ему брат Шерлока, Джон ещё не решил. Это не Грегори Лестрейд, с которым сразу всё стало ясно: свой, настоящий.

Личность Майкрофта Холмса требовала тщательного сканирования. Джон при всём желании не мог не думать о том, что младший брат этого облаченного немалой властью чиновника страдал в руках каких-то грязных ублюдков в то время как сам он пекся о нахер ему сдавшемся мировом равновесии.

Это бесило до дрожи.

Но, впервые поднимаясь по лестнице наконец-то обретенного дома, Джон поклялся себе полюбить всех, кого любит Шерлок. А брата Шерлок любил.

*

Итак, шестой день.

Джон рано проснулся. Легкое похмелье отдавалось назойливой ломотой в висках, состоявшийся накануне разговор с Баком Морсом — едва уловимой горечью в душе. Но всё это было незначительным и мелким по сравнению с ощущением счастья, ставшим уже неистребимым.

Вчера Шерлок налетел на него ураганом.

— Больше никуда без меня не уйдешь! Не пущу!

Джон расслабленно улыбнулся и привалился плечом к косяку.

— Я и сам не пойду. Твою мать, по-моему, за эти три с половиной часа я поседел окончательно.

Он прошел в гостиную и устало опустился в кресло — выпотрошенный до донышка диким страхом, который нарастал с каждой секундой по мере приближения к дому. Было бы очень обидно свалиться замертво у дверей, за которыми его ждут с таким нетерпением. И больше никогда не увидеть Шерлока.

— Что же делать… — От его утренней бравады мало чего осталось.

— Я звонил, но он недоступен. Хотя какое это имеет значение… Во всяком случае, Джон, пока Садерс не даст о себе знать, нам не следует разлучаться. Жаль только, что и это не панацея. Чёрт, как я мог втравить тебя в это дерьмо?!

Джон вытянулся и закрыл глаза.

Попробовал бы ты меня не втравить.

— Что же делать… — повторил он.

— Утром поедем к Лестрейду. Ты прав — мы не крысы.

— В полицию? — Джон удивленно вскинулся. — Ты хочешь всё рассказать?

— Я никогда об этом не расскажу. Надо узнать, не было ли странных смертей, пропавших людей, загадочных катастроф. Мало ли… Сад очень любит подобным образом напоминать о себе.

— Почему бы и нет.

— А теперь — спать. Как прошла встреча? Всё хорошо?

Джон кивнул. — Всё хорошо. Устал.

«Чуть не сдох без тебя».

*

Утром они отправились в штаб-квартиру лондонской полиции.

Вечером приехал Майкрофт Холмс.

***

Седьмой день.

Всё ещё живы.

*греч. kaminos — печь, очаг

========== Глава 35 Не могу уйти ==========

Обнаженный Сад стоял перед зеркалом и впервые за многие годы так внимательно рассматривал своё тело. Изучал, исследовал, придирчиво вглядываясь в каждый изгиб, каждую линию. Несомненно, он всё ещё очень красив. Для своих пятидесяти трёх красив удивительно. Упругой, солнечно-смуглой кожи не коснулась и тень увядания. Ну если только слегка, незаметно глазу… Мышцы плавно обтекали идеально скроенный остов: тончайшая работа чьей-то тяготеющей к изысканности руки. Садерс сомневался, что это была рука Бога.

— Вот я, весь перед тобой.

Он провел ладонями по безупречно гладкой груди, твердому животу, потрогал большой, тяжело свисающий член и содрогнулся от омерзения…

***

В тот же день они улетели — опустошенный, замкнувшийся в себе Садерс и невозмутимый внешне, но в глубине души очень довольный Санти: вдвоем, вместе, а всё остальное поправимо. Очухается Сад от своей надуманной слабости, и всё будет, как прежде.

Личный самолет нёс их в сторону Фиджи, сказочной страны тепла и света, где на небольшом островке, выкупленном Садерсом пять лет назад и заботливо превращенном в комфортабельный рай, ждал их просторный, полный карамельно-цветочного воздуха дом.

На этом осенённом благодатью клочке земли они всегда отдыхали «своей командой» — только их пятеро, никого лишнего. Непохожие друг на друга мужчины превращались в одинаково беспечных мальчишек. Загорали и плавали нагишом, много пили, много трахались. Даже Сад забывал о своих высотах, раскрепощался и на равных дурачился в общей мешанине медово-бронзовых рук, ног и тугих ягодиц. В этом только им принадлежащем мирке они по-настоящему любили друг друга, на прекрасные шесть-семь дней вычеркивая из памяти Большую Землю, спали вповалку на пушистых коврах гостиной, со всех сторон продуваемой океанской свежестью, просыпались посреди ночи от чьих-нибудь сладостных стонов и, мгновенно вскипая кровью, вплетались в пенно-влажный клубок оргазмов и поцелуев.