— Думаю, мы поладим, — сказал Сад насмешливо и слегка удивленно — флегматичный парень никак не тянул на безудержного любовника.

Но именно таким он и стал.

Близких отношений Санти не допускал. Он даже не был уверен в данной ему богом ориентации. И мужчины, и женщины не привлекали его в одинаковой степени. Потом возник Эдуард, малыш Эд, Эдди, который путался у него под ногами, как нескладный щенок — молодой, восторженный, глупый — и однажды, воспользовавшись его ленивой расслабленностью, живо расстегнул ему брюки и взял в рот.

«Ну и черт с ним, — подумал тогда Сантино, вытирая его счастливые, перемазанные семенем губы и щелкая по носу. — Пусть будет так…»

Они были вместе два года — до того, как Санти неожиданно и бесповоротно потерял голову, бросив всё и намертво прикипев к своему дикому идолу, слепо за ним последовав в неизвестность. Эдди вприпрыжку ринулся вместе с ним. Идол не возражал.

Санти был одержим.

Санти навеки был свергнут с пьедестала своего безразличия.

Сад быстро разглядел в нем убийцу, и это его заводило. Он брал его снова и снова, не зная устали, не чувствуя сытости. Санти только порыкивал от удовольствия.

Потом появился Джеймс — бесшабашный, порочный, насмешливый, и стал неплохим дополнением к их извращенному тандему. Вот уж кто никогда и никого не любил. Но ему нравились деньги, нравился секс, и он умел быть преданным до конца. Появление Габриэля, смуглокожего Ди, слегка пошатнуло незыблемую уверенность Джеймса в том, что кроме славного перепихона и веселой зелени есть что-то ещё. Например, схожая с нежностью маета в районе набухших сосков. Но считать его своим он, конечно, не смел. Вот ещё! Отправиться на небеса из-за чьей-то красивой задницы? Благодарю покорно. Он и без того сумеет полакомиться. И щедро отдаться вечно страдающему красавчику Ди, полному бушующего в паху огня. Оторвать кусок от пирога самого Садерса Ремитуса — что может быть вкуснее и слаще? Джеймс Торн не дурак.

Санти внимательно наблюдал за любовью, не узнанной им самим, и ждал, когда Джеймс наконец-то поймет, что есть в этом долбаном мире то, ради чего стоит хоть раз оглянуться по сторонам и не считать своих денег.

Исчезновение Ди стало для Джеймса ударом.

Санти видел, как люто он ненавидит их всех, даже ни в чем не повинного дурачка Эдуарда. Бесстрастное, улыбающееся лицо не смогло обмануть — руки Джеймса тряслись от желания растерзать, а в глазах затаилась злая беспомощность, и будь перед ним не такой глумливый ублюдок, Санти, возможно, проникся бы чем-то, отдаленно напоминающим жалость. Но он лишь ухмылялся: давай-давай, дешевка… Узнал, где находится сердце? Надолго ли? Уверен — через пару недель ты даже имени нытика Габриэля не вспомнишь.

Санти убивал его с удовольствием — слишком многого тот хотел. Не по заслугам цена, дружок. Знал бы свое место, был бы вполне доволен. Терпит же он, Сантино Рута, затянувшееся сумасшествие своего божества.

Ну любит он эту красивую тварь. Любит. И что?

Сегодня любит, завтра разлюбит. Никаких трагедий.

Все происходящее было настолько ужасно и дико, что казалось Санти почти совершенным. Другой модели существования он представить уже не мог. Его тело, вплетенное в безумный клубок рук, ног и членов, ликовало, его изголодавшееся сердце убийцы билось удовлетворенно, время от времени получая сытный кусок.

Санти был счастлив.

Обнимая и прижимая к себе сухо рыдающего Сада, вконец свихнувшегося от своего непонятного горя, Санти был счастлив.

Понимая, что красивая тварь не появится больше на горизонте, Санти был счастлив.

Черт возьми, Сантино Рута родился счастливчиком.

— Мы уедем, уедем. Cкажи только — куда?

— Я не знаю…

***

— Тебе лучше?

— Да. Намного. Холодный компресс творит чудеса. Спасибо.

Шерлок сел на кровати, поморщившись от неприятного ощущения стянутости. Недавние слезы воспалили кожу, и хотя Джон успел заботливо протереть его лицо смоченным водой полотенцем, ощущение свежих саднящих порезов не проходило.

— Часто у тебя подобные боли?

— Бывает.

— Ты консультировался?

— Зачем? Я абсолютно здоров. И природа этих приступов мне известна.

— Откуда такая самоуверенность, Шерлок? Это может быть всё что угодно.

Шерлок поднялся, одернул джемпер и провёл ладонью по волосам, и только после этих нехитрых манипуляций посмотрел Джону в глаза.

— Это всего лишь ужас. Непроходящий, ежеминутный ужас, и он разрывает мне голову.

— Черт…

— Возможно, ты поспешил.

— О чем ты?

— Не думаю, что узнав обо мне всё, ты захочешь назвать это домом. — И на секунду задумавшись, Шерлок добавил: — Он прав. Надо было сразу со всем покончить. Но мне так хотелось… остаться.

— Я не представляю, кто этот таинственный «он», хотя уже сейчас готов перегрызть ему глотку. Остаться? О чем это ты? О, боже, Шерлок! Это то, о чем я подумал? Если бы ты не остался… Если бы… Что делал бы я?

— Спокойно жил.

— Спокойно? — Джон усмехнулся. — Да… Плохо ты меня знаешь. Послушай, все разговоры оставим на завтра. И не смотри на меня так, бесполезно. С моим упрямством ты ещё познакомишься. Сейчас мы опустошаем твой холодильник, а потом отправляемся на прогулку. Ты знаешь, что похож на восковую фигуру? Когда в последний раз ты нормально гулял? Можешь не отвечать. Мы до отвала наедимся мороженым. Выпьем где-нибудь пива. Ты пьешь пиво? Ах, да… Черт, как глупо.

Он неловко замялся, с досадой почесывая нахмуренный лоб.

— Я пью пиво, Джон. — Шерлок тоже вспомнил их разговор. — Шлюхам, если они не на работе, нравится пиво.

Джон вскинул глаза и склонил голову набок.

— Да? Интересно. Надеюсь, о привычках и вкусовых пристрастиях шлюх ты всё мне расскажешь. Но тоже завтра.

— Джон, завтра может не быть.

— Ну и черт с ним! Зато у нас есть сегодня.

Он развернулся и направился к двери, бросив на ходу: — Ты, конечно, невозможно хорош, но приведи себя в божеский вид. И поторопись, иначе я уничтожу твои запасы один. С моим аппетитом ты тоже ещё познакомишься.

Он спиной почувствовал улыбку и, не оборачиваясь, улыбнулся в ответ.

«Шлюха… Дурак ты!»

— Джон. — Шерлок и в самом деле улыбался. — В этих джинсах ты настоящий мачо.

«Мачо? И как мне быть дальше? Что мне делать с этой чертовой, с этой невозможной любовью?!»

* Буквальное значение имени Шерлок — блондин, светлый, со светлыми локонами

========== Глава 34 Бейкер-стрит ==========

Дорогие мои, глава относительно спокойная, несобытийная, можно даже сказать, близкая к флаффу. Со следующей главы будем двигаться в сторону развязки)

Три дня Джон счастлив. По-настоящему. Он глубоко дышит впервые за долгое время — время, когда разумом его завладела тьма, когда каждая минута жизни, каждый вдох были подчинены самой проигрышной войне, на какую только способен возгордившийся человек. Воевать с собственным сердцем — что может быть глупее?

Три дня Джон упивается счастьем, стараясь не думать о ненависти, ощетинившейся под сердцем черным клубком.

Сегодня четвертый.

Он осознает, что погряз, понимает, как много ещё надо сделать: позвонить Баку Морсу, например, а ещё лучше — приехать к нему и поговорить начистоту. Все сроки, взятые им на раздумья, давно истекли, и на фоне тактичного, молчаливого ожидания Бака собственное трусливое малодушие кажется Джону ещё ничтожнее.

Да, надо приехать, звонок в данном случае неуместен и в какой-то степени оскорбителен. Прятать глаза недостойно. Бак умный, он поймет, что Джон не может иначе. Посмотрит в глаза и поймет. Терять друга, такого замечательного и верного, каким неожиданно оказался Бак, — непозволительное мотовство.

Но Джон не может переключиться ни на кого. Все его мысли и чувства отданы Шерлоку, и время остановилось.

Всё выглядит так, будто они жили вместе всю жизнь. Джона поражает это почти мистическое узнавание: улица, квартира, миссис Хадсон присутствовали в его жизни всегда. По каким-то неведомым причинам он это забыл. Был болен, сошел с ума. А теперь излечился, пришел в себя и вспомнил.