Литмир - Электронная Библиотека

— Это мы ещё поглядим. В твоем холодильнике можно слегка поохотиться?

— Что? — Растерянность определённо делала Шерлока неотразимым. — Не знаю… Наверное.

— Всё ясно. — Джон притворно вздохнул. — Отныне это будет моей заботой. И почему меня это не удивляет?

— Джон, не валяй дурака. Ты не понимаешь…

— Где. Моя. Комната? Или предлагаешь спать на пороге твоей спальни? Я бы не отказался.

Понимая, насколько провокационно это звучит, чертыхаясь и мысленно кляня себя за очередной маленький срыв, Джон отошел от Шерлока, и, взяв в руки сумку, выжидающе на него уставился.

И Шерлок сдался.

— Поднимайся наверх. Думаю, не заблудишься.

— Вот это другой разговор.

*

Проводив Джона полным нетерпения взглядом, Шерлок бросился в спальню, зная, что времени у него не больше пяти-десяти минут.

Телефон. Срочно.

Раздавшийся сверху голос заставил его коротко вздрогнуть.

Черт! Черт!

— Что? — Он быстро вышел в гостиную, повторив уже громче: — Что? Я не расслышал.

— Отличная комната, Шерлок! — донеслось радостное восклицание. — Просто отличная!

— Да-да… Располагайся, Джон.

Черт! Черт!

Он вернулся к себе, трясущимися руками вдавив кнопку вызова.

Ублюдок! Не отвечает. Сволочь!

Надо успокоиться и взять себя в руки. Никаких истерик и…

— Ну?

Господи!

— Сад, это я.

— Кто?

— Прекрати. Ты уже знаешь?

В трубке раздался протяжный, нарочито тяжелый вздох — боже, боже, как ты мне надоел…

— Шерлок, давно пора уяснить: я знаю всё и всегда. Особенно, если это касается тебя. Что ты хочешь сказать? Доложить, что провел сказочную ночь со своим вновь обретенным принцем? Поделиться свежими впечатлениями? Неужели он трахнул тебя настолько жестоко, что ты не вытерпел и кинулся с восторгами к старому Саду?

— Сад, ты не тронешь его.

— Это я уже слышал. Просьба или приказ?

— Констатация. Всё закончилось.

— Уверен? Хотя, помнится, и это ты мне уже говорил.

— Я не пойду больше в Ярд. Никогда.

— Почему? Судьба человечества стала тебе безразлична? Или думаешь, что я выдохся?

Шерлок с ненавистью посмотрел на экран телефона.

— Тебе всё ещё недостаточно крови и моего унижения?

— О, господи, Шерлок… Не делай из меня отрицательного героя. В который раз ты заводишь шарманку, навязывая мне библейский диалог о добре и зле. Надоело слушать твой высокопарный скулеж.

— Черт возьми, Сад! — В глазах темнело от ярости. — Ты загнал меня в угол. Я зверски устал.

— Блядь! —Он заорал так, что заломило висок. — Ты сам загнал себя туда, идиот! От тебя требовалось так мало: подставить свой гребаный зад и подмахнуть не самому херовому в мире любовнику! Это было так трудно?! Это было так мерзко?! Плохо ты подо мной кончал?! Трясся, как сучка, и так же повизгивал от удовольствия! Кого ты хотел обмануть, грязная шлюшка?! Меня?! Да я переебал сотни таких, как ты! Думаешь, я не видел твоих затуманенных глаз?! О, как героически ты сдерживал стоны! Это достойно уважения, Шерлок. Да. Но как ты при этом корчился и дрожал, как метался в моих руках! Господи, всё так просто: хочешь — получи. А ты хотел… Так долго хотел, жалкий, ничтожный девственник. Ты дорвался до члена и не мог остановиться! Я, блядь, захлебывался твоей спермой! Долго же ты копил это сокровище. Но тебе было сладко думать о себе, как о жертве. Шерлок, ты мне противен. Столько трупов на твоей совести… Из-за тебя я лишился Ди. Он снится мне каждую ночь. Он, а не ты.

Телефон прожигал ухо; злобный поток омывал готовый взорваться мозг, и голова болела так сильно, что меркло сознание. Шерлока крупно трясло. Слезы, которых он даже не замечал, заливали подбородок и шею.

Сад перевел дыхание и, помолчав, устало добавил:

— Мне нет никакого дела ни до тебя, ни до твоего потрепанного любовника. Радуйся долгожданной свободе, Шерлок. Будь счастлив. Если, конечно, у тебя получится быть счастливым, стоя по колено в крови… Ты заразил меня патетикой. Мой сладкий мальчик… Кстати, о Ярде не беспокойся, его больше не будет. Ты не поверишь, через месяц-другой на его месте откроется славная семейная кондитерская. Знаешь, как её назовут? «Медовый локон»*. По-моему, очень мило. Обязательно приглашу туда Майкрофта Холмса. Он такой сладкоежка!

Короткие гудки впились в висок тонкой иглой, и согнувшись так резко, будто переломанный позвоночник перестал поддерживать тело, Шерлок застонал от боли, почти теряя сознание, вот-вот готовый упасть.

Сильные руки подхватили и уложили его на кровать.

— Шерлок. Что?

— Голова… Очень болит голова.

— Где у тебя аптечка?

— Ванная…

— Найду. Молчи. Я помогу тебе.

Джон выбежал из комнаты, и страх придавил Шерлока к постели, колючей рябью пробегаясь по коже, вздыбливая волоски. Страшно без Джона. Страшно. Но даже от короткого прикосновения его рук стало значительно легче.

Шерлок закрыл глаза, не в силах выдержать заливающий спальню солнечный свет.

Саду он не поверил. Слишком хорошо изучил он все признаки его дошедшего до предела безумия.

И его разрушительной ревности.

***

Садерс метался по дому, расшвыривая всё на своем пути, слепой и глухой от ярости.

— Санти! Где ты, мать твою?! Мы улетаем! Вдвоем! Если через час я не буду в небе, тебе не жить, ублюдок! Где ты?! Где ты?!

Врезавшись животом в угол обеденного стола, за которым целую вечность назад они с Шерлоком сидели друг против друга, пытаясь выжить каждый в своем кошмаре, он обессилено повалился на его гладкую плоскость и глухо завыл, пугаясь голоса, полного нечеловеческой муки.

Санти поднял дрожащее тело, забившееся, затрепетавшее в его крепких руках, и прижал к груди.

— Успокойся. Я рядом.

***

Свое превращение в невозмутимого, готового на всё убийцу, Сантино не удивляло — он стал им уже давно. Удивительным было то, что он смог так самозабвенно, так неистово полюбить. Полюбить демона, которого, по большому счету, обязан был, не раздумывая, уничтожить, так как с первого взгляда понял, кто перед ним стоит.

Садерс Ремитус являл собой новую ипостась отца, которого Санти зарезал, дрожа от сладострастного восторга и ярости. Он по самую рукоятку вонзил разделочный нож в его поджарый живот и оставил истекать кровью на гравиевой дорожке, ведущей к дому. Там, в роскошной спальне, затравленная до состояния бессловесной зверушки женщина, мать двенадцатилетнего Сантино Руты, с ужасом ожидала очередной порции боли и унижений.

Потрясенные глаза и черный, округлившийся в немом крике рот, так часто изрыгающий проклятья в адрес худенькой слабой женщины, ещё долго стояли у него перед глазами, наполняя сердце мучительным наслаждением.

Когда он резко выдернул лезвие из податливой мякоти, кровь весело побежала по тонкому шелку рубашки, и отец, не издав ни единого звука, рухнул, зарывшись лицом в добросовестно отобранные мелкие камешки.

Санти тщательно вымыл нож, положив его на прежнее место, и когда мать резала этим ножом свежий хрустящий батон или маслянистый сыр, обыкновенный завтрак превращался для него в маленький праздник, о котором знал только он… Только он.

Никто не заподозрил в убийстве тщедушного подростка или его насмерть перепуганную и такую же тщедушную мать. Завалить подобного борова… На это нужна недюжинная сила.

Но что они знали о ненависти? Жгучей, бешеной, неистребимой!

Спустя полгода мать, освобожденная от ужасов брака с садистом, расцвела невероятной изысканной красотой, и Санти понял, что всё сделал правильно. И перестал думать о совершенном грехе. Разве грех отправить Дьявола в ад? Разве не там его место?

Но, видимо, Бог так не считал, и потребовал искупления, послав ему Садерса Ремитуса, жестокого и прекрасного зверя, для которого не существовало преград. Однажды он вошел в его скучную жизнь и властно взял, подмяв под себя, распластав под своим не знающим сопротивления телом.

Было потрясающе хорошо. Санти задыхался от тяжести, рычал от боли и похоти. Во время оргазма он до крови прокусил ладонь, зажимающую его оскаленный рот.

65
{"b":"563179","o":1}