Глаза распахнулись так неожиданно, что Джон отпрянул и замер, усмиряя ладонью сердце, готовое проломить вздымающуюся грудную клетку.

Твою мать! Нельзя же так.

Шерлок сонно жмурился, с улыбкой рассматривая вспыхнувшее смущением, растерянное лицо. Но улыбка погасла, и в глазах заметалось сомнение.

— Ты как?

— Нормально.

— Поедешь ко мне?

— Поеду.

— И даже не спросишь?

— Спрошу. Но не сейчас.

Они замолчали, столкнувшись взглядами, погружаясь в беспросветную глубину зрачков, на дне которых у каждого пряталась тайна, одна на двоих. Но открыть её почему-то не хватало решимости, и минута, будто созданная для слов любви и признаний, ускользнула, потерявшись в воронке времени.

Стало неловко и стыдно. Покраснев ещё гуще, Джон вспомнил, что не одет, и тонкий трикотаж торопливо натянутого белья вряд ли в состоянии скрыть то, что болезненным зноем растеклось у него между ног.

Шерлок сел, зябко передернув плечами и плотнее закутавшись в одеяло, и этот невинный жест вызвал новую волну отчаянного смущения: под одеялом Шерлок полностью обнажен, и ночь они провели вместе, на этой узкой кровати, согретые общим теплом.

Джон отвернулся. — Я в душ.

— Джон… — догнал его тихий голос.

Он остановился, не оборачиваясь — этот голос взрывал в нем каждую клетку, несясь по телу потоками дрожи.

— Спасибо.

— За что?

— За эту ночь.

Ну вот всё и закончилось. Закончилось, не начавшись. Застыло внутри разрывающей глыбой, навсегда превратив его сердце в сокровищницу сладких, но несбыточных грёз.

Как не понять, за что благодарит его Шерлок…

Джон крепко зажмурился, пытаясь справиться с разочарованием. Он не мог не желать его, как бы это ни было гнусно. Он хотел близости с ним так сильно, что кружилась голова. И если бы Шерлок позволил… Боже, да он целовал бы тонкие пальцы, прижимая их к своему лицу. Он обнял бы прекрасное тело, сливаясь с ним кожей и кровью, лаская и исцеляя нежностью. Он вызвал бы стоны и крики наслаждения в этом тонко натянутом горле. Он носил бы его на руках. До конца дней. Задыхаясь от счастья.

Но разве сможет он когда-нибудь оскорбить этого юного, измученного мужчину какой-то чертовой похотью?! Разве сможет обмануть доверие того, кому довелось прорываться сквозь грязь, и не факт, что по собственной воле. И ещё не известно, что ждет их обоих, что предстоит им вынести и пережить.

Да всё это ерунда. Лишь бы поднять его, поставить на ноги, вернуть веру и силы. Любовью и преданностью, а не яростным вколачиванием в кровать.

Всё правильно. Всё правильно, Шерлок. Я тоже так думаю. И я справлюсь.

Из душа Джон вышел с уже готовым решением: никакого намека на близость, как бы желанна она ни была, как бы ни билось сердце при одном только взгляде на сплетенные в узел пальцы, которые совсем недавно так отчаянно притягивали его к себе.

Нет.

— Я израсходовал совсем немного воды. Будешь купаться?

— Купаться? — Шерлок заулыбался и подскочил на кровати. От слова повеяло детством, заботой, ласковыми руками. — Обязательно буду! — Он на секунду запнулся. — Пожалуйста, отвернись.

Глядя в окно, Джон настороженно слушал шорохи: вот Шерлок поднялся, прошлепал босыми ногами к столу, вернулся к кровати…

— Я скоро, — прозвучал его бодрый голос.

Оказалось, что всё это время Джон почти не дышал, и от страшного напряжения загорелось в груди. Не оборачиваясь, он бросил через плечо:

— Полотенце…

— Твоё возьму.

Шелест воды бурлящим каскадом сотрясал раскалившийся воздух, и Джона заметно потряхивало.

«Как же я собираюсь жить с ним на одной территории? Да это прямая дорога в психушку!»

И все-таки он был по-настоящему счастлив. Психушка? Ну и чёрт с ней. Сойти с ума от любви — что может быть лучше?

Даже тревожные мысли о том, что скорый и неизбежный разговор, возможно, изменит его жизнь навсегда, что предстоит нелегкая задача принять всё, о чем поведает Шерлок, и постараться не подохнуть от ревности — даже эти мысли не смогли убить звенящего чувство полета, которым он был охвачен.

Пора встряхнуться и приняться за сборы.

Сумка готова. Он же хотел…

Чёрт! Бак Морс!

О его существовании одурманенный Джон совершенно забыл. И о данном обещании — тоже.

Он досадливо впечатал в ладонь сжатый кулак.

Бак.

Не сегодня, так завтра необходимо с ним встретиться, честно отказавшись от опрометчиво принятого предложения, и эта необходимость новым гнётом обременила и без того отягощённые плечи.

Но Бак — это не самое страшное. В конце концов, он ничем ему не обязан.

Хотя, конечно, обязан.

Обязан тем, что не имеет цены: ощущением вовремя подставленного плеча, возрожденной уверенностью в том, что не весь мир от него отвернулся, что есть кто-то, кому он интересен и не безразличен, надеждой, что жизнь, загнанную в тупик, ещё можно переиграть.

Всё это бескорыстно предоставил ему Бак Морс, которого Джон и другом-то не считал, но к которому почему-то обратился в момент, когда от безысходности готов был завыть.

Думать об этом было неприятно и тягостно. Мысли о Баке, так внезапно возникшие в переполненной Шерлоком голове, настойчиво царапали душу. Его загоревшиеся восторгом глаза и радостная улыбка тревожили память.

Но разве мог сейчас Джон даже подумать о Баке Морсе и его разбитых надеждах, когда там, в облаке пара, купался до боли любимый мужчина. И сейчас он, как ожившая грёза, возникнет в этой убогой комнате, мгновенно превратив её в роскошную королевскую залу, осветив своими потрясающими глазами не только стены и потолок, но и идиотскую жизнь Джона Ватсона, которая вся, от первого до последнего дня, была залогом счастливой встречи.

Разве мог этот миг сравниться с чем-то ещё?

Появление Шерлока сразу же стерло все сомнения и усмирило терзания совести.

Джон невольно оглядел его с головы до ног — жадно и собственнически. Посвежевший, улыбающийся Шерлок был невозможно красив и так бесконечно дорог, что сердце заходилось от нежности. Легкий джемпер плавно обтекал распаренное порозовевшее тело, вырисовывая изящные стрелы ключиц и едва заметные силуэты сосков; влажные волосы, не тронутые расческой, сбились в беспорядочные вихры, и видеть всё это было невмоготу.

— Готов?

Джон улыбнулся и промолчал, но, похоже, Шерлок не нуждался в ответе.

— Завтракать будем на Бейкер-стрит.

— Где?

— Дома, Джон. Дома.

*

В такси они сидели, соприкасаясь коленями и плечами. Джона преследовало навязчивое желание взять Шерлока за руку, причем не покидала уверенность, что Шерлока тянет сделать то же самое, но что-то сдерживает порыв, оставляя его неожиданно крупные ладони неподвижно и грузно лежащими на сомкнутых бедрах. Что это, Джону знать не хотелось, но ощущение выросшего барьера с каждой минутой становилось сильнее. И барьер этот они сейчас воздвигали оба, каждый имея на то серьезные, только ему ведомые причины.

Джон старался не думать об этом, как не думал всё это время о том, где они с Шерлоком познакомились…

*

Несколько малодушных минут он не решался войти в приоткрытую дверь, которая теперь, Джон в этом не сомневался, станет единственной дверью в его единственно возможный дом. И другого места на Земле, где истерзанная душа Джона Ватсона сможет найти приют, не существует.

Шерлок стоял вполоборота и смотрел выжидающе. Он не торопил, не тянул Джона внутрь, хорошо понимая и смятение, и нерешительность. Он терпеливо ждал, и только вцепившиеся в дверную ручку пальцы выдавали страх — сейчас Джон сделает шаг назад, развернется и скажет «нет, не могу».

И уйдет навсегда.

Возмущенный голосок всколыхнул загустевший воздух, быстро и легко расставив всё по своим местам: — Шерлок, ты снова не позвонил! И снова отключил телефон! Я не спала всю ночь. Почему ты застыл в дверях? День не настолько теплый, чтобы моя прихожая…

— Здравствуйте, миссис Хадсон. Джон, ты со мной? — И Шерлок распахнул настежь дверь.